Невероятно!
- Я здесь, «дорогой дедушка»! - сказала Мелани, которую по-прежнему поддерживали Фройлейн и Конан. Депре-Мартель на какое-то мгновение застыл, разглядывая эту «упряжку», как будто не верил своим глазам. Острым взглядом он выхватил перевязанную ногу внучки.
- Несчастный случай?
- Вывих, это не очень серьезно, но неприятно. Доктор сказал, что я смогу по-настоящему ходить только через несколько дней.
- А как это с тобой произошло? Кстати, где твоя мать?
Полен посчитал нужным вмешаться, думая, что, конечно, сумеет представить новость дипломатичнее, чем «дикарка», как называли Мелани, когда этого не слышала Роза.
- Если бы господин приехал на два часа раньше, он бы встретил мадам. Она только что уехала…
- Оставив здесь свою дочь одну? Неважно, что она уехала два часа или три дня назад, это одно и то же. А вам я советую заниматься своими делами: вопрос я задал своей внучке.
Показалось, что Полен сжался, как рак-отшельник в своей раковине, и это рассмешило Мелани:
- Я не одна, дедушка, Фройлейн со мной…
- Как бы ни было велико ее усердие, она не твоя мать, а я хочу знать, где моя невестка?
- Где-нибудь далеко в море около скалы Сен-Каст, я думаю. Она отправилась в Биарриц со своими друзьями…
- Она все еще плавает? Это превращается в манию. С кем?
Ворчливый тон не предвещал ничего хорошего. Мелани он нисколько не удивил. Для нее прибытие «дорогого дедушки» в тот момент, когда она чувствовала себя Брунгильдой, Валькирией, дочерью ветра, покинутой Зигфридом ради принцессы, которая была хуже Кримгильды, было еще одним огорчением.
- Она мне сказала, что едет на яхте лорда Кларендона танцевать в Биаррице на балу. Все деньги, собранные на нем, пойдут бедным людям острова Мартиника.
- Бал в пользу пострадавших от вулкана Пеле? Это не выдерживает никакой критики! Три месяца тому назад власти города Биарриц и маркиз Арканг организовали большой праздник с такой благотворительной целью. Итак, я повторяю: с кем она уехала? С Перси Суинборном?
- Я не думаю. С тем, с кем она была несколько дней назад на приеме у губернатора острова Джерси, устроенном по поводу коронации. А поехал ли туда сир Перси, я не знаю. Мать мне сказала, что там будет около двадцати человек… Не спрашивайте меня больше ни о чем, дедушка! Меня не посвящают в тайны…
- Да, конечно. Надо все выяснить. Вы, Полен, не смотрите на меня перепуганными глазами, а пойдите проследите, чтоб мне приготовили комнату, и зайдите на кухню узнать, можно ли мне поесть.
- Конечно, можно, «дорогой дедушка», - сказала Мелани, собираясь рассказать ему об омаре, но старик прервал ее.
- Называй меня просто дедушка…
- Я бы хотела, но… мне всегда говорили…
- Забудь то, что тебе говорили! Я пойду к Розе на кухню: в ее мизинце больше ума, чем в голове у всех этих людей в доме. Итак, мажордом, чтоб не было никаких чехлов ни в салоне, ни в столовой. Пока, детка!
И он исчез, как ураган, оставив Мелани обескураженной, заставив все пережить еще раз. Неужели мать ей солгала, в таком случае, куда она поехала с этим обольстительным маркизом? Еще одним сюрпризом для нее были те отношения, которые существовали между дедом и кухаркой: казалось, он знал ее очень близко… Этим размышлениям положила конец Фройлейн, сказав спокойным голосом:
- Прихотите прихотовиться к опету, нато фымыть руки!
Мелани на нее испуганно посмотрела:
- Я вас прошу, когда мы одни, будем говорить по-немецки! Иначе я не воспринимаю всерьез то, что вы говорите по-французски.
- Вам хочется мои слова воспринимать всерьез. Со вчерашнего дня, конечно…
Полчаса спустя Мелани, дед и гувернантка сидели за столом на террасе под зонтиком от солнца и пировали. Кроме великолепного розового омара были еще вареные теплые креветки и морские мидии, здесь же лежал темный хлеб, нарезанный толстыми кусками, обильно смазанными соленым маслом, - все то, чего никогда не было на столе Альбины, очень боявшейся располнеть. Затем принесли жареные бараньи отбивные с тушеной картошкой, сыры и блины с конфитюром, что особенно порадовало Мелани. Она ела с наслаждением, не замечая, что дед, поглощавший еду с большим аппетитом, теперь умиротворенно курил сигарету, которую только что зажег, предварительно спросив у Фройлейн, не помешает ли ей дым.
- Ты мне еще не рассказала, как ты вывихнула ногу.
- Я упала с дерева…
- А что ты делала на дереве в твои годы?
- В мои годы? Мама считает, что я еще маленькая девочка. Хотите знать, что я там делала? Я смотрела, как проходил праздник на вилле у нашей соседки, миссис Юг-Алле… Я люблю смотреть, как другие развлекаются…
- В следующем году ты тоже будешь присутствовать на таких праздниках, поскольку в октябре ты совершишь свой выезд в свет.
Она смутилась от взгляда его серых глаз и стала рассеянно собирать ложкой остатки малинового желе.
- Ну, а что еще? - настаивал дед.
- Мама, должно быть, с вами об этом поговорит. Она хочет отложить это на год…
- А зачем?
- Потому что я еще не похожа на девушку… Я худа, у меня большие колени… веснушки…
- Да?
Дед пристально следил за ней из-под густых бровей, и в его серых глазах сверкал злой огонек. И вдруг они остановились на гувернантке.
- Скажите, Фройлейн, - сказал он по-немецки, это вы выбрали прическу для Мелани?
- О, нет, месье! Это мадам Депре-Мартель. Она говорит, и в этом есть резон, что девочка должна быть причесана практично. Вы знаете, она очень подвижна.
- В самом деле? Как мне помнится, моя внучка всегда была в голубом. Как бы не менялся ее рост, когда она приходила ко мне, на наши редкие семейные праздники, на ней всегда было одно и то же платье, та же прическа, и ее неизменно украшал все тот же голубой бант. Правда, это платье с матросским воротником мне не известно.
- Но не для меня, - вздохнула Мелани. - Я летом ношу платья только из пике или полотна.
- А зимой?
- Из легкой или домотканной шотландки коричневого цвета. Голубые платья надеваются в гости к вам, дедушка… и в Оперу. По крайней мере, когда я туда ходила…
- А ты разве туда не ходишь? Почему? Тебе там скучно?
- Да, немножко, но в основном…
И она воскресила в памяти эпизод с воинственным бургундом, который завершился пощечинами Альбины. Она все это делала совершенно естественно, желая высказаться, рассказать о себе, не думая о том, что может деда рассердить, но, к ее большому удивлению, дед расхохотался, Мелани была этим почти шокирована. Она никогда не слышала, чтобы он смеялся. Или, по крайней мере, не помнила. Если это было, то, конечно, до смерти «дорогой мамочки».
- Вы никогда не были в Опере? - спросила она робко.
- Я? Никогда. Господь меня храни! Мое поведение могло бы быть похожим на твое…
Вдруг он поднялся и раздавил в малахитовой пепельнице остатки сигары.
- Итак, раз уж тебя одевают, как матроса, воспользуемся этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- Я здесь, «дорогой дедушка»! - сказала Мелани, которую по-прежнему поддерживали Фройлейн и Конан. Депре-Мартель на какое-то мгновение застыл, разглядывая эту «упряжку», как будто не верил своим глазам. Острым взглядом он выхватил перевязанную ногу внучки.
- Несчастный случай?
- Вывих, это не очень серьезно, но неприятно. Доктор сказал, что я смогу по-настоящему ходить только через несколько дней.
- А как это с тобой произошло? Кстати, где твоя мать?
Полен посчитал нужным вмешаться, думая, что, конечно, сумеет представить новость дипломатичнее, чем «дикарка», как называли Мелани, когда этого не слышала Роза.
- Если бы господин приехал на два часа раньше, он бы встретил мадам. Она только что уехала…
- Оставив здесь свою дочь одну? Неважно, что она уехала два часа или три дня назад, это одно и то же. А вам я советую заниматься своими делами: вопрос я задал своей внучке.
Показалось, что Полен сжался, как рак-отшельник в своей раковине, и это рассмешило Мелани:
- Я не одна, дедушка, Фройлейн со мной…
- Как бы ни было велико ее усердие, она не твоя мать, а я хочу знать, где моя невестка?
- Где-нибудь далеко в море около скалы Сен-Каст, я думаю. Она отправилась в Биарриц со своими друзьями…
- Она все еще плавает? Это превращается в манию. С кем?
Ворчливый тон не предвещал ничего хорошего. Мелани он нисколько не удивил. Для нее прибытие «дорогого дедушки» в тот момент, когда она чувствовала себя Брунгильдой, Валькирией, дочерью ветра, покинутой Зигфридом ради принцессы, которая была хуже Кримгильды, было еще одним огорчением.
- Она мне сказала, что едет на яхте лорда Кларендона танцевать в Биаррице на балу. Все деньги, собранные на нем, пойдут бедным людям острова Мартиника.
- Бал в пользу пострадавших от вулкана Пеле? Это не выдерживает никакой критики! Три месяца тому назад власти города Биарриц и маркиз Арканг организовали большой праздник с такой благотворительной целью. Итак, я повторяю: с кем она уехала? С Перси Суинборном?
- Я не думаю. С тем, с кем она была несколько дней назад на приеме у губернатора острова Джерси, устроенном по поводу коронации. А поехал ли туда сир Перси, я не знаю. Мать мне сказала, что там будет около двадцати человек… Не спрашивайте меня больше ни о чем, дедушка! Меня не посвящают в тайны…
- Да, конечно. Надо все выяснить. Вы, Полен, не смотрите на меня перепуганными глазами, а пойдите проследите, чтоб мне приготовили комнату, и зайдите на кухню узнать, можно ли мне поесть.
- Конечно, можно, «дорогой дедушка», - сказала Мелани, собираясь рассказать ему об омаре, но старик прервал ее.
- Называй меня просто дедушка…
- Я бы хотела, но… мне всегда говорили…
- Забудь то, что тебе говорили! Я пойду к Розе на кухню: в ее мизинце больше ума, чем в голове у всех этих людей в доме. Итак, мажордом, чтоб не было никаких чехлов ни в салоне, ни в столовой. Пока, детка!
И он исчез, как ураган, оставив Мелани обескураженной, заставив все пережить еще раз. Неужели мать ей солгала, в таком случае, куда она поехала с этим обольстительным маркизом? Еще одним сюрпризом для нее были те отношения, которые существовали между дедом и кухаркой: казалось, он знал ее очень близко… Этим размышлениям положила конец Фройлейн, сказав спокойным голосом:
- Прихотите прихотовиться к опету, нато фымыть руки!
Мелани на нее испуганно посмотрела:
- Я вас прошу, когда мы одни, будем говорить по-немецки! Иначе я не воспринимаю всерьез то, что вы говорите по-французски.
- Вам хочется мои слова воспринимать всерьез. Со вчерашнего дня, конечно…
Полчаса спустя Мелани, дед и гувернантка сидели за столом на террасе под зонтиком от солнца и пировали. Кроме великолепного розового омара были еще вареные теплые креветки и морские мидии, здесь же лежал темный хлеб, нарезанный толстыми кусками, обильно смазанными соленым маслом, - все то, чего никогда не было на столе Альбины, очень боявшейся располнеть. Затем принесли жареные бараньи отбивные с тушеной картошкой, сыры и блины с конфитюром, что особенно порадовало Мелани. Она ела с наслаждением, не замечая, что дед, поглощавший еду с большим аппетитом, теперь умиротворенно курил сигарету, которую только что зажег, предварительно спросив у Фройлейн, не помешает ли ей дым.
- Ты мне еще не рассказала, как ты вывихнула ногу.
- Я упала с дерева…
- А что ты делала на дереве в твои годы?
- В мои годы? Мама считает, что я еще маленькая девочка. Хотите знать, что я там делала? Я смотрела, как проходил праздник на вилле у нашей соседки, миссис Юг-Алле… Я люблю смотреть, как другие развлекаются…
- В следующем году ты тоже будешь присутствовать на таких праздниках, поскольку в октябре ты совершишь свой выезд в свет.
Она смутилась от взгляда его серых глаз и стала рассеянно собирать ложкой остатки малинового желе.
- Ну, а что еще? - настаивал дед.
- Мама, должно быть, с вами об этом поговорит. Она хочет отложить это на год…
- А зачем?
- Потому что я еще не похожа на девушку… Я худа, у меня большие колени… веснушки…
- Да?
Дед пристально следил за ней из-под густых бровей, и в его серых глазах сверкал злой огонек. И вдруг они остановились на гувернантке.
- Скажите, Фройлейн, - сказал он по-немецки, это вы выбрали прическу для Мелани?
- О, нет, месье! Это мадам Депре-Мартель. Она говорит, и в этом есть резон, что девочка должна быть причесана практично. Вы знаете, она очень подвижна.
- В самом деле? Как мне помнится, моя внучка всегда была в голубом. Как бы не менялся ее рост, когда она приходила ко мне, на наши редкие семейные праздники, на ней всегда было одно и то же платье, та же прическа, и ее неизменно украшал все тот же голубой бант. Правда, это платье с матросским воротником мне не известно.
- Но не для меня, - вздохнула Мелани. - Я летом ношу платья только из пике или полотна.
- А зимой?
- Из легкой или домотканной шотландки коричневого цвета. Голубые платья надеваются в гости к вам, дедушка… и в Оперу. По крайней мере, когда я туда ходила…
- А ты разве туда не ходишь? Почему? Тебе там скучно?
- Да, немножко, но в основном…
И она воскресила в памяти эпизод с воинственным бургундом, который завершился пощечинами Альбины. Она все это делала совершенно естественно, желая высказаться, рассказать о себе, не думая о том, что может деда рассердить, но, к ее большому удивлению, дед расхохотался, Мелани была этим почти шокирована. Она никогда не слышала, чтобы он смеялся. Или, по крайней мере, не помнила. Если это было, то, конечно, до смерти «дорогой мамочки».
- Вы никогда не были в Опере? - спросила она робко.
- Я? Никогда. Господь меня храни! Мое поведение могло бы быть похожим на твое…
Вдруг он поднялся и раздавил в малахитовой пепельнице остатки сигары.
- Итак, раз уж тебя одевают, как матроса, воспользуемся этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84