ей, впрочем, не удалось дать описание его внешности: она видела только темный костюм и лицо с неясными чертами. Она все еще держала в руках перчатку и записку мисс Форбс, когда внезапно голос ее изменился и превратился в мужской, вернее, юношеский; молодой человек изъяснялся наполовину по-английски, наполовину на неаполитанском диалекте. Языковая смесь получилась невразумительной, и бедная Эмити так ничего и не разобрала. Вызванный дух принадлежал некоему Виргилио, ловцу кораллов с острова Капри, с которым Эмити Форбс связывали в молодости, когда она путешествовала с дядюшкой Стенли и гувернанткой, узы страсти.
– Он был необыкновенно красив! Обликом он походил на «Персея» Бенвенуто Челлини, украшение Флоренции… – Эмити вздохнула. – Он уговорил меня прогуляться с ним ранним утром, чтобы посмотреть термы Тиберия, сказал, что любит меня… и я поверила ему.
– До какой же степени? – негромко спросила Александра.
– До такой… которую невозможно забыть. Еще он уговаривал меня уехать вместе с ним. Мы доплыли в лодке до Амальфи и там укрылись у его сестры…
– Каковы же были ваши намерения? Выйти за него замуж?
– А как же! Я не могла помыслить о чем-нибудь более прекрасном, чем жизнь с ним в маленьком домике среди скал, ожидание возвращения рыбака с промысла, стряпанье для него еды, воспитание его детишек…
– Иными словами, вас ожидало жалкое существование. Вы этого хотели?
– Да. Пусть это покажется тебе бредом, но – да! Мне хотелось жить с ним рядом, проводить с ним дни… и ночи. Тебе не дано знать, что это такое – познать в семнадцать лет страсть молодого, пылкого мужчины. Я обязана ему… незабываемыми часами, тайну которых я надеялась унести с собой в могилу.
– Как же все закончилось?
– Банальнейшим образом. Стенли не стоило больших трудов меня разыскать. Как-то утром, когда Виргилио ушел в море, он вырос передо мной в компании полицейского, запасшись кругленькой суммой денег. Сестра Виргилио, и так не слишком осчастливленная моим появлением под ее крышей, с радостью приняла у него взятку. Возможно, она так и не поделилась деньгами с братом. Что до меня, то я тщетно пыталась возмущаться, отбиваться, даже хотела сбежать, однако это ни к чему не привело. Подлая женщина помогла им погрузить меня в экипаж. Спустя несколько часов меня посадили в Неаполе на пароход, отходивший в Лондон, а потом еще на один, который и доставил меня в Нью-Йорк. Страдая от качки, я отказывалась покидать каюту, то борясь с тошнотой, то заливаясь слезами. До Филадельфии я добралась полумертвой, однако меня спасли мать и сестра – то есть моя мать и ваша. Они окружили меня любовью и ускорили мое выздоровление. Они добились успеха… а остальное сделало время. Я всегда любила собак, лошадей…
– И Томаса Джефферсона?
– О, история его жизни всегда меня влекла! Мне казалось, что любить великого человека, пусть почившего, гораздо удобнее, чем мелкого, пусть и живого: ведь Виргилио я потеряла навеки. Признаюсь, что с годами я стала относиться к этому своему приключению, как к прекрасной истории, которую можно вычитать в романе, словно она произошла с кем-то другим. Вот так я и сделалась старой девой, невыносимой мисс Форбс.
Александра нежно взяла тетю за руки и стала ее укачивать, как малое дитя:
– Я никогда не считала вас невыносимой… Я вас очень люблю!
– Знаю, малышка. Я всегда считала, что если мне когда-нибудь придется рассказать кому-то эту историю, то это будешь именно ты. Вспомни-ка: на «Лотарингии» я говорила тебе, что у меня есть кое-какие воспоминания, которыми я, быть может, когда-нибудь с тобой поделюсь. Видишь, так и получилось. Я, конечно, не могла себе представить, что это произойдет при столь плачевных обстоятельствах…
– Так что же случилось на сеансе?
– В такое трудно поверить, но эта впавшая в транс итальянка вдруг заговорила голосом Виргилио… Теперь я знаю, что он мертв, но, услышав, как он зовет меня прежним именем «Amitia mia» и говорит, что никогда не переставал меня любить, я чуть было не сошла с ума. Он говорил о нашей любви… о том первом утре в термах Тиберия… о ночах в Амальфи… Я не вынесла этого и сбежала, наверняка произведя грандиозный скандал.
– Простите… но ваш друг Риво ничего не предпринял?
– Как же! Он бросился за мной вдогонку и поймал у выхода. Я была сама не своя… Я крикнула ему в лицо, что Виргилио был моим возлюбленным и что я не хочу больше видеть его, Риво!
– О, да вы к нему сильно привязались!
– Да, должна сознаться, что это так. Он и впрямь очаровательный человек. Представляешь, он принимал меня за девицу! А теперь я, наверное, предстала в его глазах Мессалиной!
– Если я правильно помню наш разговор на «Лотарингии», то вы как раз говорили, что не похожи на Мессалину. Кстати, мне тоже хочется думать, что для такого сравнения нет оснований…
– Возможно, это было бы чересчур. Но я все равно окончательно утратила его уважение… а возможно, и твое, милочка.
– Отчего же, скажите на милость? Потому что, полюбив, вы уступили возлюбленному?
– Ах, где тебе понять меня!
Александра встала, налила себе коньяку, который опрокинула одним глотком, а потом вернулась к жертве спиритизма и присела с ней рядом.
– Тетя Эмити, – решительно произнесла она, – сейчас я расскажу вам, почему я дернула стоп-кран Средиземноморского экспресса. Вам предстоит узнать, что я находилась на волосок от того, чтобы повторить ваш опыт…
Следующим утром, всего-то в девять утра, миссис Каррингтон, уже одетая с иголочки, вышла прогуляться в гостиничный сад. Хотя они с тетей Эмити улеглись едва ли не на рассвете, она отменно выспалась. Не будучи уверенной в окончательном успехе, она все же сумела уговорить отчаявшуюся родственницу не уезжать первым же поездом. Она бы ни за что не позволила ей уехать одной, а ей, Александре, еще предстояло пробыть в Каннах несколько часов, чтобы переговорить с комиссаром Ланжевеном. Он проявил любезность, откликнувшись на ее зов, и было бы непростительной грубостью показать ему спину. Однако ей пришлось предупредить директора отеля об их намерении этим же вечером или самое позднее следующим утром съехать из номеров. Было бы жестоко заставлять бедняжку Эмити и дальше сидеть здесь, сгорая от стыда и отчаяния: ведь та твердо решила не покидать номер, пока экипаж, предоставленный гостиницей, не отвезет ее на вокзал.
Утренний воздух был синь, свеж, насыщен упоительными ароматами моря, и Александра с радостью дышала бы ими гораздо дольше, однако ее позвали дела. Посидев совсем немного у каменного фонтана, в котором сновали рыбки нежных расцветок, она с глубоким вздохом поднялась и твердым шагом направилась назад к отелю.
Из-за ствола тиса она увидела, как к ней спешит месье Риво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Он был необыкновенно красив! Обликом он походил на «Персея» Бенвенуто Челлини, украшение Флоренции… – Эмити вздохнула. – Он уговорил меня прогуляться с ним ранним утром, чтобы посмотреть термы Тиберия, сказал, что любит меня… и я поверила ему.
– До какой же степени? – негромко спросила Александра.
– До такой… которую невозможно забыть. Еще он уговаривал меня уехать вместе с ним. Мы доплыли в лодке до Амальфи и там укрылись у его сестры…
– Каковы же были ваши намерения? Выйти за него замуж?
– А как же! Я не могла помыслить о чем-нибудь более прекрасном, чем жизнь с ним в маленьком домике среди скал, ожидание возвращения рыбака с промысла, стряпанье для него еды, воспитание его детишек…
– Иными словами, вас ожидало жалкое существование. Вы этого хотели?
– Да. Пусть это покажется тебе бредом, но – да! Мне хотелось жить с ним рядом, проводить с ним дни… и ночи. Тебе не дано знать, что это такое – познать в семнадцать лет страсть молодого, пылкого мужчины. Я обязана ему… незабываемыми часами, тайну которых я надеялась унести с собой в могилу.
– Как же все закончилось?
– Банальнейшим образом. Стенли не стоило больших трудов меня разыскать. Как-то утром, когда Виргилио ушел в море, он вырос передо мной в компании полицейского, запасшись кругленькой суммой денег. Сестра Виргилио, и так не слишком осчастливленная моим появлением под ее крышей, с радостью приняла у него взятку. Возможно, она так и не поделилась деньгами с братом. Что до меня, то я тщетно пыталась возмущаться, отбиваться, даже хотела сбежать, однако это ни к чему не привело. Подлая женщина помогла им погрузить меня в экипаж. Спустя несколько часов меня посадили в Неаполе на пароход, отходивший в Лондон, а потом еще на один, который и доставил меня в Нью-Йорк. Страдая от качки, я отказывалась покидать каюту, то борясь с тошнотой, то заливаясь слезами. До Филадельфии я добралась полумертвой, однако меня спасли мать и сестра – то есть моя мать и ваша. Они окружили меня любовью и ускорили мое выздоровление. Они добились успеха… а остальное сделало время. Я всегда любила собак, лошадей…
– И Томаса Джефферсона?
– О, история его жизни всегда меня влекла! Мне казалось, что любить великого человека, пусть почившего, гораздо удобнее, чем мелкого, пусть и живого: ведь Виргилио я потеряла навеки. Признаюсь, что с годами я стала относиться к этому своему приключению, как к прекрасной истории, которую можно вычитать в романе, словно она произошла с кем-то другим. Вот так я и сделалась старой девой, невыносимой мисс Форбс.
Александра нежно взяла тетю за руки и стала ее укачивать, как малое дитя:
– Я никогда не считала вас невыносимой… Я вас очень люблю!
– Знаю, малышка. Я всегда считала, что если мне когда-нибудь придется рассказать кому-то эту историю, то это будешь именно ты. Вспомни-ка: на «Лотарингии» я говорила тебе, что у меня есть кое-какие воспоминания, которыми я, быть может, когда-нибудь с тобой поделюсь. Видишь, так и получилось. Я, конечно, не могла себе представить, что это произойдет при столь плачевных обстоятельствах…
– Так что же случилось на сеансе?
– В такое трудно поверить, но эта впавшая в транс итальянка вдруг заговорила голосом Виргилио… Теперь я знаю, что он мертв, но, услышав, как он зовет меня прежним именем «Amitia mia» и говорит, что никогда не переставал меня любить, я чуть было не сошла с ума. Он говорил о нашей любви… о том первом утре в термах Тиберия… о ночах в Амальфи… Я не вынесла этого и сбежала, наверняка произведя грандиозный скандал.
– Простите… но ваш друг Риво ничего не предпринял?
– Как же! Он бросился за мной вдогонку и поймал у выхода. Я была сама не своя… Я крикнула ему в лицо, что Виргилио был моим возлюбленным и что я не хочу больше видеть его, Риво!
– О, да вы к нему сильно привязались!
– Да, должна сознаться, что это так. Он и впрямь очаровательный человек. Представляешь, он принимал меня за девицу! А теперь я, наверное, предстала в его глазах Мессалиной!
– Если я правильно помню наш разговор на «Лотарингии», то вы как раз говорили, что не похожи на Мессалину. Кстати, мне тоже хочется думать, что для такого сравнения нет оснований…
– Возможно, это было бы чересчур. Но я все равно окончательно утратила его уважение… а возможно, и твое, милочка.
– Отчего же, скажите на милость? Потому что, полюбив, вы уступили возлюбленному?
– Ах, где тебе понять меня!
Александра встала, налила себе коньяку, который опрокинула одним глотком, а потом вернулась к жертве спиритизма и присела с ней рядом.
– Тетя Эмити, – решительно произнесла она, – сейчас я расскажу вам, почему я дернула стоп-кран Средиземноморского экспресса. Вам предстоит узнать, что я находилась на волосок от того, чтобы повторить ваш опыт…
Следующим утром, всего-то в девять утра, миссис Каррингтон, уже одетая с иголочки, вышла прогуляться в гостиничный сад. Хотя они с тетей Эмити улеглись едва ли не на рассвете, она отменно выспалась. Не будучи уверенной в окончательном успехе, она все же сумела уговорить отчаявшуюся родственницу не уезжать первым же поездом. Она бы ни за что не позволила ей уехать одной, а ей, Александре, еще предстояло пробыть в Каннах несколько часов, чтобы переговорить с комиссаром Ланжевеном. Он проявил любезность, откликнувшись на ее зов, и было бы непростительной грубостью показать ему спину. Однако ей пришлось предупредить директора отеля об их намерении этим же вечером или самое позднее следующим утром съехать из номеров. Было бы жестоко заставлять бедняжку Эмити и дальше сидеть здесь, сгорая от стыда и отчаяния: ведь та твердо решила не покидать номер, пока экипаж, предоставленный гостиницей, не отвезет ее на вокзал.
Утренний воздух был синь, свеж, насыщен упоительными ароматами моря, и Александра с радостью дышала бы ими гораздо дольше, однако ее позвали дела. Посидев совсем немного у каменного фонтана, в котором сновали рыбки нежных расцветок, она с глубоким вздохом поднялась и твердым шагом направилась назад к отелю.
Из-за ствола тиса она увидела, как к ней спешит месье Риво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98