ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Гийому пришлось повиноваться.
И вот теперь, стоя у подножия алтаря, аббат любовался необычной, но в то же время прекрасно составленной парой, которая казалась элегантной, несмотря на запыленную одежду: новобрачная во всем черном, с букетом роз, который только что сунула ей в руки Мари Кантен, бледная и красивая, вся светилась благодаря своей прозрачной коже и большим затуманенным глазам, в которых заря неожиданного счастья разбросала мерцающие блестки. Она слегка опиралась на Гийома, а он рукой поддерживал ее под локоть, немного наклонив свое худое мускулистое тело в нежной покровительственной позе. Его глаза, глаза хищника, блестели от счастья и гордости, в которой чувствовался вызов: через несколько мгновений на свет появится Агнес Тремэн, и вместе они заложат основу еще одной династии на земле и на море, и ее здоровая кровь придаст еще больше силы и мощи целой стране…
— Возьмитесь за руки! — приказал священник. — И повторяйте за мной!..
Под римскими сводами, почерневшими от времени и сырости, раздались священные слова, согласно которым два существа отныне и вовеки объединялись в одно целое, пока смерть не вернет каждому из них его индивидуальность. Произнесенное Гийомом «да» прозвучало как удар гонга, и Агнес ответила ему, словно эхо, охрипшим от волнения голосом. Кольцо, которое он надел на обнаженную руку своей жены (на следующий день после смерти Уазкура Агнес бросила в колодец символ ненавистного брака и отослала наследнику сардоникс с гравировкой, подаренный в день помолвки), дала ему мадемуазель Леусуа. Оно досталось ей от матери и было велико, но Агнес, порозовев от радости, тотчас предусмотрительно положила на него другую руку, будто хотела защитить жизнь слабой птицы. Такое же кольцо, принадлежавшее когда-то покойному Леусуа, молодая женщина надела на безымянный палец Гийома, и оно ему прекрасно подошло.
— Я так счастлива, — произнесла старая дева, смахивая слезу. — Пусть это будет моим свадебным подарком, так мне еще больше кажется, что вы мои дети.
— Других нам не нужно, — сказал Гийом, обнимая ее. — Я попрошу уменьшить кольцо Агнес…
При выходе из церкви молодоженов ожидал сюрприз: рыбаки, собиравшиеся с началом прилива выйти в море, устроили им неожиданную овацию, разбудив жителей соседних домов. Скоро в порту появилось немало шерстяных косынок, накинутых поверх ночных рубашек, и наспех нахлобученных чепцов, из-под которых на плечи выбились косы. Все собрались в наспех открытом трактире, чтобы выпить за здоровье молодых.
— Странную свадьбу я вам устроил, милая, — сказал Гийом, сажая Агнес позади себя на коня и отправляясь вслед за Потантеном, чтобы отвезти ее в дом На Семи Ветрах. — Вам, наверное, хотелось бы соблюсти декорум?
— Вроде того, что я уже пережила? О нет, Гийом, ни за что! Сегодня ночью у нас был настоящий праздник!
Под приветственные возгласы гостей, которых Тремэн позвал на новоселье, сонный конь тихо повез молодых супругов по ночной прохладе, ступая по разбитой дороге живой изгороди из ежевики, жимолости и зарослей розовой наперстянки. В этот предрассветный час почти ничего не было видно, и повсюду, близко и совсем далеко, хрипло перекликались петухи.
Обхватив Гийома за талию, Агнес закрыла глаза и положила голову на крепкое плечо, с наслаждением испытывая такое сильное ощущение счастья, что у нее захватывало дух. Он время от времени поворачивал голову, чтобы ощутить на щеке ласковые шелковистые волосы, которые скоро распустит, вдохнуть легкий аромат тела, которым будет владеть. Чувство переполняло его, комок подступал к горлу, а в голове крутились два слова, словно мелодия музыкальной шкатулки: «Моя жена… моя жена…». Ритурнель зачаровывал его, так как в нем было заключена и пьянящая победа, и сознание бесценного приобретения…
Дом На Семи Ветрах показался за поворотом дороги в тот самый момент, когда утренняя заря прорвала предрассветную мглу. Он гордо возвышался посреди густой зелени навстречу восходящему солнцу, его черепичная крыша, словно голубиная грудь, отливала розовым перламутром, светлые стены розовели, как живая плоть, а в бесчисленных гранях небольших окон отражалось пурпурное небо, — прекрасный дом словно вобрал в себя сияние летнего утра.
Гийом придержал коня и обернулся к Агнес.
— Вот твой дом, любовь моя! Ты будешь его любить?
— Это у него нужно спросить… Он прекрасен и горд, как принц. Вдруг я ему не понравлюсь?
— Ты ничего не поняла! Тут лишь одна принцесса, только она еще не проснулась. Ты дашь ему жизнь. Как ему не полюбить столь очаровательную мать?.. Через секунду ты войдешь на порог и увидишь, как он тебе улыбнется.
Гийом снял ее с лошади и внес на руках в просторную переднюю, где Клеманс Белек, в накрахмаленных шуршащих юбках, встретила их красивым поклоном и широкой улыбкой. За короткое время, которым она располагала после того, как в дом влетел Потантен, ей при помощи юного Виктора удалось совершить чудеса: предназначенная для супруги комната, оборудование которой было еще далеко не закончено, приняла приветливый вид благодаря наспех приколоченным драпировкам, кое-какой мебели, кровати, устланной самыми красивыми простынями, и охапке цветов — они были повсюду расставлены в вазах и благоухали, подставляя свои головки первым лучам солнца. И, конечно же, благодаря обильному завтраку, (его хватило бы на четверых), который Потантен принес сам после того, как Гийом привел жену в ее будущие владения.
— Много еще предстоит сделать, — сказал он, показывая на голую деревянную обшивку, в которой, как в раме, белели стены, — но я хотел, чтобы вы сами выбрали ткани, аксессуары и колорит…
Вместо ответа Агнес подошла к нему, обвила его шею руками и припала к губам мужа в горячем поцелуе, который тотчас разжег в них страсть. И тогда Гийом вновь поднял ее на руки, чтобы вместе с ней упасть на кровать, но она легонько отстранила его и улыбнулась.
— Комната замечательна, любовь моя… но в ней слишком светло…
Гийом засмеялся и пошел закрывать ставни.
Было уже поздно, когда они, обнявшись, подошли к окну и распахнули ставни, чтобы полюбоваться бездонным небом в ночь на Иоанна Крестителя — единственную ночь когда земля отражает свет звезд. Помимо вспышек маяков, вся местность была размечена световыми вехами — то были огни костров, их зажгли даже в самых скромных деревушках, чтобы танцевать вокруг и прыгать парами через пламя. Некоторые были слишком далеко, и музыка была не слышна, но из Ридовиля и Сен-Васт она доносилась вполне явственно…
Прижимая к груди простыню, которая вместе с длинными черными волосами была ее единственной одеждой, молодая женщина прислонилась спиной к загорелому торсу мужа, и он крепко обхватил ее руками, будто опасаясь, что она выпорхнет и улетит через кружевные перила балкона…
— Как красиво!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92