Я не осмелюсь открыто препятствовать ей. Простите…
— Дорогая Джиллиан, — сказала Джоанна, — не нужно извиняться. Вы столько хорошего сделали для Джеффри и для меня! Вряд ли мы заслужили такую доброту. Я даже не поблагодарила вас, ни разу не сказала, как я признательна вам. Вы сохранили его для меня и имели полное право возненавидеть меня за мою невоспитанность…
— Ну что вы, нет! — на губах Джиллиан появилась необыкновенно приятная улыбка. — Знаете, вы сделали для меня не меньше… возможно, даже гораздо больше, чем я для вас.
28.
Замысел Джоанны и Джиллиан сработал отлично, но, к сожалению, слишком быстро. Обе женщины надеялись, что им понадобится не меньше двух недель, чтобы внушить сэру Леону мысль об охоте. Однако случилось непредвиденное. Стоило Джиллиан заикнуться об оленине, как сэр Леон тотчас же отправился на охоту. По крайней мере, так показалось заговорщицам, пришедшим в полное недоумение.
На самом деле сэр Леон не спешил. Он извинился перед Джеффри за свой отъезд, найдя для этого отличный предлог, подсказанный его супругой, — мясо кабана и оленя укрепляюще действует на здоровье раненого человека. Затем сэр Леон отправил гонца к дядюшке и стал ждать ответа. Долго ждать ему не пришлось. Через два дня он уже был в дороге, пообещав вернуться в течение недели со свежей дичью, которая непременно пойдет на пользу лорду Джеффри.
— Нам придется сделать еще одну попытку, — сказала Джоанна мужу ночью перед отъездом сэра Леона. — Ты еще недостаточно окреп. Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, — ответил Джеффри. — Мы поедем.
— Но тебе нельзя!
— Не говори глупостей! Если я должен ехать, то поеду. Я не могу рисковать, ожидая, когда сработает очередная уловка. Рано или поздно Луи спросит обо мне, и Леон скажет ему — зачем ему это скрывать? — что я быстро поправляюсь. Тогда уже не удастся выманить Луи куда-нибудь.
Хотя Джоанна и плакала, и умоляла, и сердилась, и даже бушевала, Джеффри оставался непреклонным. Он не приводил ей никаких других доводов. И не мог этого сделать, ибо действительная причина еще больше встревожила бы Джоанну. Джеффри пришло в голову, что, убив его, убьют и Джоанну. Естественно, его тело нельзя выдать за тело случайно встреченного рыцаря, погибшего при попытке к бегству или оказавшего сопротивление. Его жена могла рассказать и рассказала бы правду всем. Спасти Джоанну можно было только немедленным бегством. Не важно, если он умрет в дороге: это, по сути дела, даже улучшит ее шансы на благополучное возвращение домой.
* * *
Путешествие проходило словно в страшном сне. Лишь только Джоанна устроилась в дамском седле позади Джеффри, как ощущение времени сразу же исчезло для нее, хотя она с ужасом понимала, что время сейчас — все. Решив избегать любых поселений и городов, Джеффри лишь усилил своим приказом тревогу Джоанны. Она не знала местности: они продвигались словно по бесконечному лесному туннелю.
Когда Джеффри сажали на коня, он засмеялся, несмотря на боль, сказав, что такой способ устраиваться в седле напоминает ему раннее детство. Поначалу он время от времени разговаривал с Джоанной. Показал ей место, где, как он думал, они стояли с лагерем перед тем, как повести армию на Филиппа. Заметил также, что аллюр лошади Джоанны значительно отличается от хода боевого коня. Потом вдруг замолчал, вспомнив трех потерянных им коней. Хорошо, если новые хозяева добры к ним и ценят их…
Встревоженная его молчанием, Джоанна спросила, не хочет ли он сделать привал, на что Джеффри резко ответил, что они еще и часа не находятся в пути. Это тоже окончательно расстроило Джоанну. Ее переполненному дурными предчувствиями сознанию казалось, что они скачут целый день.
Время шло, а Джеффри говорил все меньше и меньше. Когда он спросил, получил ли необходимые инструкции сэр Ги, скакавший впереди и следивший за тем, чтобы они не заехали в какой-нибудь городок, голос его был слабым, усталым. Джоанна заметила, что через тунику мужа в месте раны на бедре сочится кровь. Она тихо расплакалась, понимая, что ничем не может помочь Джеффри. Зашивать рану снова не имело смысла: шов все равно разошелся бы во время скачки. Потом тело Джеффри вплотную прижалось к Джоанне: видимо, он уже выбился из сил. Она громко приказала остановиться, сделать привал, но Джеффри выпрямился и отменил ее распоряжение.
Джоанна могла бы переубедить его: это были ее люди и подчинялись они ей. Но Джеффри тихо сказал:
— Привал только продлит мои мучения. Мне не будет больнее, но страдать дольше необходимого я не хочу. Любимая, если я вдруг начну падать на тебя, а ты найдешь в себе силы удерживать меня, то просто поезжай быстрее. Тогда я ничего не буду чувствовать. А еще лучше, если позади сядет кто-нибудь из мужчин и будет поддерживать меня.
Слова его не были лишены здравого смысла, и Джоанна уступила, не согласившись лишь с тем, что поддерживать его должен мужчина. Руки ее ныли, а тело разрывалось от боли, поскольку ей постоянно приходилось отклоняться, чтобы не задеть рваную рану на плече Джеффри. Вдобавок ко всем ее несчастьям на второй день начался дождь. Джеффри знобило, но он все время сбрасывал с себя плащ, которым Джоанна пыталась укрыть его, невнятно бормоча при этом, что дождь будто бы дает ему приятную прохладу. А когда Джоанна прикоснулась к его лицу, то обнаружила, что у него сильный жар.
Несмотря на усталость, она совсем не спала в эту ночь. Джеффри беспокойно метался, стонал, жалобно звал жену, но не узнавал ее, когда она начинала успокаивать его. Джоанна решила, что они не могут ехать дальше. Только к утру жар спал, и Джеффри хриплым голосом стал умолять ее продолжать путь.
— Я не вынесу, если мне станет чуть-чуть лучше, а потом снова начнется лихорадка. Я хочу побыстрее попасть домой, где и смогу отдохнуть.
И снова Джоанна уступила, но не только потому, что Джеффри умолял ее об этом. Она едва ли могла помочь ему здесь, в лесу. Он почти все время теперь пребывал в бессознательном состоянии, поэтому и страдал меньше. К тому же стало холоднее, особенно ночью, а у них уже не оставалось ничего сухого и теплого. Ночь во влажной одежде на холоде могла погубить Джеффри так же легко, как и дальнейшее путешествие. Днем Джеффри то впадал в забытье, то снова приходил в себя, то бредил, то обретал способность мыслить вполне здраво. Вечером он не притронулся к еде и снова перестал узнавать Джоанну.
Эдвина посоветовалась с сэром Ги и подошла к госпоже.
— Вы должны предоставить его мне, — сказала она. — Все равно он не узнает вас, а вам необходимо поспать, иначе вы не сможете помогать ему.
— Да-да… — рассеянно согласилась Джоанна. — Я посплю с ним. Оставь меня, Эдвина.
— Если вы останетесь здесь, то не уснете. Стоит вам услышать его стон, как вы тотчас же побежите к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— Дорогая Джиллиан, — сказала Джоанна, — не нужно извиняться. Вы столько хорошего сделали для Джеффри и для меня! Вряд ли мы заслужили такую доброту. Я даже не поблагодарила вас, ни разу не сказала, как я признательна вам. Вы сохранили его для меня и имели полное право возненавидеть меня за мою невоспитанность…
— Ну что вы, нет! — на губах Джиллиан появилась необыкновенно приятная улыбка. — Знаете, вы сделали для меня не меньше… возможно, даже гораздо больше, чем я для вас.
28.
Замысел Джоанны и Джиллиан сработал отлично, но, к сожалению, слишком быстро. Обе женщины надеялись, что им понадобится не меньше двух недель, чтобы внушить сэру Леону мысль об охоте. Однако случилось непредвиденное. Стоило Джиллиан заикнуться об оленине, как сэр Леон тотчас же отправился на охоту. По крайней мере, так показалось заговорщицам, пришедшим в полное недоумение.
На самом деле сэр Леон не спешил. Он извинился перед Джеффри за свой отъезд, найдя для этого отличный предлог, подсказанный его супругой, — мясо кабана и оленя укрепляюще действует на здоровье раненого человека. Затем сэр Леон отправил гонца к дядюшке и стал ждать ответа. Долго ждать ему не пришлось. Через два дня он уже был в дороге, пообещав вернуться в течение недели со свежей дичью, которая непременно пойдет на пользу лорду Джеффри.
— Нам придется сделать еще одну попытку, — сказала Джоанна мужу ночью перед отъездом сэра Леона. — Ты еще недостаточно окреп. Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, — ответил Джеффри. — Мы поедем.
— Но тебе нельзя!
— Не говори глупостей! Если я должен ехать, то поеду. Я не могу рисковать, ожидая, когда сработает очередная уловка. Рано или поздно Луи спросит обо мне, и Леон скажет ему — зачем ему это скрывать? — что я быстро поправляюсь. Тогда уже не удастся выманить Луи куда-нибудь.
Хотя Джоанна и плакала, и умоляла, и сердилась, и даже бушевала, Джеффри оставался непреклонным. Он не приводил ей никаких других доводов. И не мог этого сделать, ибо действительная причина еще больше встревожила бы Джоанну. Джеффри пришло в голову, что, убив его, убьют и Джоанну. Естественно, его тело нельзя выдать за тело случайно встреченного рыцаря, погибшего при попытке к бегству или оказавшего сопротивление. Его жена могла рассказать и рассказала бы правду всем. Спасти Джоанну можно было только немедленным бегством. Не важно, если он умрет в дороге: это, по сути дела, даже улучшит ее шансы на благополучное возвращение домой.
* * *
Путешествие проходило словно в страшном сне. Лишь только Джоанна устроилась в дамском седле позади Джеффри, как ощущение времени сразу же исчезло для нее, хотя она с ужасом понимала, что время сейчас — все. Решив избегать любых поселений и городов, Джеффри лишь усилил своим приказом тревогу Джоанны. Она не знала местности: они продвигались словно по бесконечному лесному туннелю.
Когда Джеффри сажали на коня, он засмеялся, несмотря на боль, сказав, что такой способ устраиваться в седле напоминает ему раннее детство. Поначалу он время от времени разговаривал с Джоанной. Показал ей место, где, как он думал, они стояли с лагерем перед тем, как повести армию на Филиппа. Заметил также, что аллюр лошади Джоанны значительно отличается от хода боевого коня. Потом вдруг замолчал, вспомнив трех потерянных им коней. Хорошо, если новые хозяева добры к ним и ценят их…
Встревоженная его молчанием, Джоанна спросила, не хочет ли он сделать привал, на что Джеффри резко ответил, что они еще и часа не находятся в пути. Это тоже окончательно расстроило Джоанну. Ее переполненному дурными предчувствиями сознанию казалось, что они скачут целый день.
Время шло, а Джеффри говорил все меньше и меньше. Когда он спросил, получил ли необходимые инструкции сэр Ги, скакавший впереди и следивший за тем, чтобы они не заехали в какой-нибудь городок, голос его был слабым, усталым. Джоанна заметила, что через тунику мужа в месте раны на бедре сочится кровь. Она тихо расплакалась, понимая, что ничем не может помочь Джеффри. Зашивать рану снова не имело смысла: шов все равно разошелся бы во время скачки. Потом тело Джеффри вплотную прижалось к Джоанне: видимо, он уже выбился из сил. Она громко приказала остановиться, сделать привал, но Джеффри выпрямился и отменил ее распоряжение.
Джоанна могла бы переубедить его: это были ее люди и подчинялись они ей. Но Джеффри тихо сказал:
— Привал только продлит мои мучения. Мне не будет больнее, но страдать дольше необходимого я не хочу. Любимая, если я вдруг начну падать на тебя, а ты найдешь в себе силы удерживать меня, то просто поезжай быстрее. Тогда я ничего не буду чувствовать. А еще лучше, если позади сядет кто-нибудь из мужчин и будет поддерживать меня.
Слова его не были лишены здравого смысла, и Джоанна уступила, не согласившись лишь с тем, что поддерживать его должен мужчина. Руки ее ныли, а тело разрывалось от боли, поскольку ей постоянно приходилось отклоняться, чтобы не задеть рваную рану на плече Джеффри. Вдобавок ко всем ее несчастьям на второй день начался дождь. Джеффри знобило, но он все время сбрасывал с себя плащ, которым Джоанна пыталась укрыть его, невнятно бормоча при этом, что дождь будто бы дает ему приятную прохладу. А когда Джоанна прикоснулась к его лицу, то обнаружила, что у него сильный жар.
Несмотря на усталость, она совсем не спала в эту ночь. Джеффри беспокойно метался, стонал, жалобно звал жену, но не узнавал ее, когда она начинала успокаивать его. Джоанна решила, что они не могут ехать дальше. Только к утру жар спал, и Джеффри хриплым голосом стал умолять ее продолжать путь.
— Я не вынесу, если мне станет чуть-чуть лучше, а потом снова начнется лихорадка. Я хочу побыстрее попасть домой, где и смогу отдохнуть.
И снова Джоанна уступила, но не только потому, что Джеффри умолял ее об этом. Она едва ли могла помочь ему здесь, в лесу. Он почти все время теперь пребывал в бессознательном состоянии, поэтому и страдал меньше. К тому же стало холоднее, особенно ночью, а у них уже не оставалось ничего сухого и теплого. Ночь во влажной одежде на холоде могла погубить Джеффри так же легко, как и дальнейшее путешествие. Днем Джеффри то впадал в забытье, то снова приходил в себя, то бредил, то обретал способность мыслить вполне здраво. Вечером он не притронулся к еде и снова перестал узнавать Джоанну.
Эдвина посоветовалась с сэром Ги и подошла к госпоже.
— Вы должны предоставить его мне, — сказала она. — Все равно он не узнает вас, а вам необходимо поспать, иначе вы не сможете помогать ему.
— Да-да… — рассеянно согласилась Джоанна. — Я посплю с ним. Оставь меня, Эдвина.
— Если вы останетесь здесь, то не уснете. Стоит вам услышать его стон, как вы тотчас же побежите к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137