— В замке будет полно безумных. А сумасшедшие — такие люди… Они яростны и не знают страха.
— Никакой опасности в этом нет, — злорадно усмехнулась Джоанна. — Каким бы страшным ни было их безумие, они окажутся слишком слабы и измучены. Ведь, кроме помутнения рассудка, их ожидает и расстройство кишечника!
— Как будет вам угодно, госпожа, но… Леди Джоанна, вы не останетесь присматривать за больными или… или делать вид, что ухаживаете за ними?
— Нет. Очень сожалею, но подобное поведение не приличествовало бы скромной и застенчивой девушке. Тебе все ясно, Бьорн? Если тебя начнут спрашивать обо мне, ты должен отвечать, что я от испуга потеряла голову.
— Госпожа…
— Это мой приказ! Я хочу, чтобы именно такой меня считали при дворе… хотя я и не уверена, что смогу долго поддерживать эту репутацию. Ну да ладно. Сейчас это как раз то, что нужно. Я не думаю, что будут расспрашивать кого-то еще, кроме тебя, но передай мой приказ и другим людям. Пусть говорят, будто обо мне так мало знают, потому что моя матушка излишне заботится о своей дочери и все решает за нее. А сейчас я должна пойти сменить платье — это совсем мокрое, и написать письма, которые нужно тотчас же отправить. Не волнуйся за меня. Делай все, что можешь. И следи, чтобы никто не пострадал слишком сильно, если полынь начнет действовать раньше, чем молочай.
Обед был приятным, хотя и немного скучноватым. К радости Джоанны, Брейбрук казался слишком утомленным, чтобы много говорить. Старания Эдвины доставили Джоанне двойное удовольствие, хотя и не входили в ее планы. Вероятно, ей удалось бы уклониться от ответов на некоторые вопросы, которые могли интересовать сэра Генри, однако лучше, если бы он ничего не спрашивал. Помимо всего прочего, по рассеянности Брейбрук не заметил, что на обеде присутствовало не так уж много латников и слуг, а это явно не соответствовало размерам замка. Более того, он и словом не обмолвился о готовности уехать сегодня же. Джоанна заготовила еще несколько уважительных предлогов отложить его отъезд на день, но так и не воспользовалась ими. Похоже, сэр Генри смирился с необходимостью провести здесь ночь.
Первые признаки волнения людей появились менее чем через час после того, как убрали столы. Двое слуг столкнулись друг с другом прямо на середине зала. Вместо проклятий или злобных бурчаний вроде «Смотри, куда идешь!» послышались дикие вопли. Двое других слуг поспешили успокоить первых, но были встречены еще более ужасными завываниями. Прежде чем обезумевших мужчин выволокли из зала, одна служанка ни с того ни с сего принялась неистово отряхивать свое платье, топать ногами и плакать навзрыд.
Джоанна в это время сидела у окна и, потупив очи, беседовала с сэром Генри.
— Что происходит?! Что это?! — закричала она.
Испуг, прозвучавший в ее дрожащем голосе, должен был показать всем, что Джоанна охвачена ужасом. Желая довести спектакль до конца, она прикрыла ладонями рот, плечи ее затряслись, а губы разжались, жадно хватая воздух. Лучшего портрета находящейся в панике девушки и не придумать. К счастью, Джоанна стояла к Брейбруку спиной, и он не мог видеть озорные искорки в ее глазах.
— Змеи! — завопила служанка. — Змеи! Змеи!
Тут Джоанна не выдержала. Она, дико визжа и все время произнося сквозь зубы какое-то слово, убежала из зала. Оказавшись в своих покоях, Джоанна расхохоталась, как только Эдвина осмотрительно закрыла за ними дверь.
— Сам Бог помогает тем, кто может помочь себе! — задыхаясь от смеха, сказала она.
Матушка так часто повторяла свое любимое изречение, что Джоанна порой произносила его, не задумываясь над смыслом. Однако на сей раз его значение было ей абсолютно понятным. Джоанна устроила все с целью отравить своих гостей, но Богу было угодно, чтобы в присутствии сэра Генри именно ее слуги первыми стали выказывать симптомы недомогания. Он никогда и не усомнился бы, что произошла просто нелепая случайность. Даже если когда-нибудь в будущем он и поймет, насколько на руку была эта внезапная болезнь Джоанне, то не подвергнет сомнению случайную природу массового расстройства. Самые прочные впечатления — первые. Так как Брейбрук видел, что сначала болезнь поразила слуг Джоанны, он не станет интересоваться общим количеством занемогших, а ведь его люди должны были пострадать все, а среди людей Джоанны — лишь немногие.
Через некоторое время в Роузлинде вспыхнула настоящая эпидемия. Те, что находились в здравом уме, как могли, пытались успокоить обезумевших. Однако очень скоро вместо воплей страха, вызванных галлюцинациями, стали раздаваться разноголосые стоны. Мужчины и женщины, пошатываясь, выскакивали из замка во внутренний двор, разрывая на себе одежды между приступами рвоты. Перед глазами пострадавших витали воображаемые твари и призраки, но их тела, слишком истощенные болезнью, отказывались бороться с галлюцинациями. Пораженные недугом люди рыдали и всхлипывали, но уже не наносили вреда ни себе, ни другим.
Джоанна приказала закрыть двери на женскую половину и запретила впускать или выпускать отсюда кого бы то ни было. Когда пришел Брейбрук, желая поговорить с ней, она прокричала ему из-за двери, что боится заражения. Она распорядилась, чтобы всех пострадавших вывели из замка во двор и разместили в сараях, а здоровым слугам велела тщательно вычистить замок. В конце дня вернулись люди, выведенные из замка Бьорном. Они сразу же стали помогать переносить пострадавших в укрытия от дождя и распределять между ними накидки и одеяла.
К ужину в Роузлинде снова воцарилось спокойствие. Стены замка не пропускали стоны и рыдания пострадавших. Сэр Генри снова подошел к женской половине. На этот раз ему удалось вызвать Джоанну на разговор. Он убеждал ее, что болезнь, поразившая людей, не заразна. Ее причиной послужил плохой хлеб. Он видел нечто подобное во Франции. В определенных случаях зерно в амбарах покрывается рыжеватым налетом, и, если такое зерно перемолоть в муку и выпечь из нее хлеб, последуют именно такие симптомы безумия, какому подверглись люди Джоанны. Если она не ела хлеба, уверял сэр Генри, то ей ничто не грозит.
Содрогаясь, словно от страха, и пряча лицо, Джоанна вышла к Брейбруку. Она села за стол, сервированный пирогами, сыром, холодным мясом и вином, но не притронулась к еде, лишь умоляла сэра Генри немедленно покинуть вместе с ней замок. Он сослался на темноту и сказал, что в любом случае не может ехать. У него не осталось ни одного человека, способного держаться в седле. Кроме того, он не уверен, что кто-нибудь из его людей не нападет на своего соседа, когда вдруг ему примерещится на лбу у того еще один глаз или рога.
— Но мои люди готовы ехать. Вы ведь сами отдали приказание не есть хлеб, пока не привезут новое зерно, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— Никакой опасности в этом нет, — злорадно усмехнулась Джоанна. — Каким бы страшным ни было их безумие, они окажутся слишком слабы и измучены. Ведь, кроме помутнения рассудка, их ожидает и расстройство кишечника!
— Как будет вам угодно, госпожа, но… Леди Джоанна, вы не останетесь присматривать за больными или… или делать вид, что ухаживаете за ними?
— Нет. Очень сожалею, но подобное поведение не приличествовало бы скромной и застенчивой девушке. Тебе все ясно, Бьорн? Если тебя начнут спрашивать обо мне, ты должен отвечать, что я от испуга потеряла голову.
— Госпожа…
— Это мой приказ! Я хочу, чтобы именно такой меня считали при дворе… хотя я и не уверена, что смогу долго поддерживать эту репутацию. Ну да ладно. Сейчас это как раз то, что нужно. Я не думаю, что будут расспрашивать кого-то еще, кроме тебя, но передай мой приказ и другим людям. Пусть говорят, будто обо мне так мало знают, потому что моя матушка излишне заботится о своей дочери и все решает за нее. А сейчас я должна пойти сменить платье — это совсем мокрое, и написать письма, которые нужно тотчас же отправить. Не волнуйся за меня. Делай все, что можешь. И следи, чтобы никто не пострадал слишком сильно, если полынь начнет действовать раньше, чем молочай.
Обед был приятным, хотя и немного скучноватым. К радости Джоанны, Брейбрук казался слишком утомленным, чтобы много говорить. Старания Эдвины доставили Джоанне двойное удовольствие, хотя и не входили в ее планы. Вероятно, ей удалось бы уклониться от ответов на некоторые вопросы, которые могли интересовать сэра Генри, однако лучше, если бы он ничего не спрашивал. Помимо всего прочего, по рассеянности Брейбрук не заметил, что на обеде присутствовало не так уж много латников и слуг, а это явно не соответствовало размерам замка. Более того, он и словом не обмолвился о готовности уехать сегодня же. Джоанна заготовила еще несколько уважительных предлогов отложить его отъезд на день, но так и не воспользовалась ими. Похоже, сэр Генри смирился с необходимостью провести здесь ночь.
Первые признаки волнения людей появились менее чем через час после того, как убрали столы. Двое слуг столкнулись друг с другом прямо на середине зала. Вместо проклятий или злобных бурчаний вроде «Смотри, куда идешь!» послышались дикие вопли. Двое других слуг поспешили успокоить первых, но были встречены еще более ужасными завываниями. Прежде чем обезумевших мужчин выволокли из зала, одна служанка ни с того ни с сего принялась неистово отряхивать свое платье, топать ногами и плакать навзрыд.
Джоанна в это время сидела у окна и, потупив очи, беседовала с сэром Генри.
— Что происходит?! Что это?! — закричала она.
Испуг, прозвучавший в ее дрожащем голосе, должен был показать всем, что Джоанна охвачена ужасом. Желая довести спектакль до конца, она прикрыла ладонями рот, плечи ее затряслись, а губы разжались, жадно хватая воздух. Лучшего портрета находящейся в панике девушки и не придумать. К счастью, Джоанна стояла к Брейбруку спиной, и он не мог видеть озорные искорки в ее глазах.
— Змеи! — завопила служанка. — Змеи! Змеи!
Тут Джоанна не выдержала. Она, дико визжа и все время произнося сквозь зубы какое-то слово, убежала из зала. Оказавшись в своих покоях, Джоанна расхохоталась, как только Эдвина осмотрительно закрыла за ними дверь.
— Сам Бог помогает тем, кто может помочь себе! — задыхаясь от смеха, сказала она.
Матушка так часто повторяла свое любимое изречение, что Джоанна порой произносила его, не задумываясь над смыслом. Однако на сей раз его значение было ей абсолютно понятным. Джоанна устроила все с целью отравить своих гостей, но Богу было угодно, чтобы в присутствии сэра Генри именно ее слуги первыми стали выказывать симптомы недомогания. Он никогда и не усомнился бы, что произошла просто нелепая случайность. Даже если когда-нибудь в будущем он и поймет, насколько на руку была эта внезапная болезнь Джоанне, то не подвергнет сомнению случайную природу массового расстройства. Самые прочные впечатления — первые. Так как Брейбрук видел, что сначала болезнь поразила слуг Джоанны, он не станет интересоваться общим количеством занемогших, а ведь его люди должны были пострадать все, а среди людей Джоанны — лишь немногие.
Через некоторое время в Роузлинде вспыхнула настоящая эпидемия. Те, что находились в здравом уме, как могли, пытались успокоить обезумевших. Однако очень скоро вместо воплей страха, вызванных галлюцинациями, стали раздаваться разноголосые стоны. Мужчины и женщины, пошатываясь, выскакивали из замка во внутренний двор, разрывая на себе одежды между приступами рвоты. Перед глазами пострадавших витали воображаемые твари и призраки, но их тела, слишком истощенные болезнью, отказывались бороться с галлюцинациями. Пораженные недугом люди рыдали и всхлипывали, но уже не наносили вреда ни себе, ни другим.
Джоанна приказала закрыть двери на женскую половину и запретила впускать или выпускать отсюда кого бы то ни было. Когда пришел Брейбрук, желая поговорить с ней, она прокричала ему из-за двери, что боится заражения. Она распорядилась, чтобы всех пострадавших вывели из замка во двор и разместили в сараях, а здоровым слугам велела тщательно вычистить замок. В конце дня вернулись люди, выведенные из замка Бьорном. Они сразу же стали помогать переносить пострадавших в укрытия от дождя и распределять между ними накидки и одеяла.
К ужину в Роузлинде снова воцарилось спокойствие. Стены замка не пропускали стоны и рыдания пострадавших. Сэр Генри снова подошел к женской половине. На этот раз ему удалось вызвать Джоанну на разговор. Он убеждал ее, что болезнь, поразившая людей, не заразна. Ее причиной послужил плохой хлеб. Он видел нечто подобное во Франции. В определенных случаях зерно в амбарах покрывается рыжеватым налетом, и, если такое зерно перемолоть в муку и выпечь из нее хлеб, последуют именно такие симптомы безумия, какому подверглись люди Джоанны. Если она не ела хлеба, уверял сэр Генри, то ей ничто не грозит.
Содрогаясь, словно от страха, и пряча лицо, Джоанна вышла к Брейбруку. Она села за стол, сервированный пирогами, сыром, холодным мясом и вином, но не притронулась к еде, лишь умоляла сэра Генри немедленно покинуть вместе с ней замок. Он сослался на темноту и сказал, что в любом случае не может ехать. У него не осталось ни одного человека, способного держаться в седле. Кроме того, он не уверен, что кто-нибудь из его людей не нападет на своего соседа, когда вдруг ему примерещится на лбу у того еще один глаз или рога.
— Но мои люди готовы ехать. Вы ведь сами отдали приказание не есть хлеб, пока не привезут новое зерно, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137