- Наверное, зуб пошел вставлять.
- Вы бы волкодава своего убрали, я Тишу позову...
- Скажите, а зачем вы его так обидели?
- То есть? Ах, вы об этом?
- А об чем же еще. Ни рыба ни мясо. Квелый. Неинтересная у него жизнь.
- А у вас интересная?
Где-то заливисто не то лаял, не то визжал пес.
Глава 3
Подполковник Семен Семенович Бубнов был человек твердых правил и раз и навсегда установившихся привычек. Уволенный в запас, он поначалу сильно растерялся, ведь в конце концов можно было жить и не по уставу. У каждого человека есть свои нравственные критерии, и он по мере возможности им следует. Например, Бубнов предпочитал не врать по мелочам. От вранья по мелочам, справедливо считал он, на свете создаются лишняя путаница и всяческое недоразумение. Взять его покойную супругу. Она и сошла в могилу, свято веря в то, что была той единственной, что заполнила навсегда жизнь курсанта-связиста. В принципе так оно и было. Бывший лихой курсант, а ныне дядечка ещё ого-го, до сих пор с благодарностью вспоминал её борщи.
Теперь, привязывая Альберта, так звали шпица, к перилам у входа в поликлинику, подполковник боялся только одного - сопрут. И ведь вот что обидно - выкинут через день. Не выдержат. Шпиц и с подполковником-то бывал в напряженных отношениях. Не понимал, собака, субординации, считая себя безраздельным хозяином квартиры на втором этаже дома-корабля. Военный пенсионер воевал с ним и обламывал характер в силу привычки, так как занимался воспитанием офицеров всю свою служебную карьеру.
А пришел Бубнов в поликлинику по поводу выбитого зуба.
Он получил талончик в регистратуре, даже не предъявляя пенсионки. Иногда бывали трудности, ибо вид у него цветущий. Ничего не скажешь. Старая закваска. Иной раз даже молодежь места не уступит в транспорте. Поднялся на этаж. Сухо спросил, кто крайний, и пристроился на диван.
Бубнов только достал воскресное приложение и изготовился читать о страстях, как его вызвали в кабинет. Тут все было стерильно. Везде царил порядок почти военный, и поэтому докторов он уважал.
Единственным диссонансом, который отмечал про себя бывший подполковник, был сам специалист - ну очень молодая и красивая дама, резко пахнущая духами дорогой французской фирмы. Но и запах, и красоту Бубнов ей прощал, так как этот запах должен был перешибить больничный, а красота - понятие преходящее. Насмотревшись в армии военных врачих, Бубнов был твердо убежден, что при такой профессии красота не главное.
Сегодня делали слепок. И врач, и техник наперебой отвлекали пациента от неприятной процедуры. Надо было набрать чуть не полный рот замазки и сидеть несколько минут со стиснутыми зубами, чтобы сформировался слепок.
Сидел и слушал. Естественно, молча. А говорить хотелось.
- Семен Семеныч, у вас дети есть? Вы только глазами или головой: да - да, нет - нет. А то мы тут поспорили. Я говорю, что детей сейчас иметь не резон, а Света - это, мол, радость. Но ведь радостью сыт не будешь? Вы посмотрите, что кругом делается. Никому верить нельзя.
- Не слушайте её, Семен Семеныч. Это она от зависти.
- Чему тут завидовать. Сначала надо самой пожить, а уж потом...
- Что потом? Потом бывает суп с котом. Потом остановиться трудно. Привыкнешь всухомятку или с бойфрендом по ресторанам.
- Ой-ой-ой, можно подумать, ты что-то выиграла, родив на четвертом курсе.
- Я всего лишь техник. А ты врач. Много больше меня имеешь?
- Разве в деньгах дело? Зато я не сижу полторы смены. Мне это не нужно, а ты двух мужиков содержишь. Ну вот чем женщина любит?
- Фуфой...
- Только рот не открывать, Семен Семеныч. Так чем?
- Фуфой...
- Душой?.. А что это такое? Это то место, куда потом мужик побольней норовит ударить?
- Фуфой, фуфой...
- Не надо уже нервничать. Фуфой так фуфой. А я думаю, Светочка, железами внутренней секреции. Их у нас вдвое против мужиков.
- Фуфой, фуфой...
Но на него не обращали внимания.
Семен Семенович побагровел, моргал глазами, тряс головой, словно эпилептик, попытался ухватиться за халат, но последнее движение восприняли как заигрывание.
Семен Семенович разлепил набитый замазкой рот и засунул в полость по меньшей мере четыре пальца.
Больше не поместилось. Засунув, начал отчаянно ими там ковырять.
- Кусок, говорю, кусок отвалился и в горле застрял, - сипя, объяснил подполковник и, видя, что его не понимают, продемонстрировал. - Фуфой, фуфой...
- Господи Исусе, Светка, ты закрепитель забыла вмесить, - догадалась врач. - Но ничего, Семен Семеныч, мы сейчас закрепитель вмесим...
Но Семен Семенович решительно отказался, подбежал к окну и попытался выглянуть на улицу. Мешал подъездный козырек. Отсюда не увидишь, что делает шпиц. Почему замолчал? Подполковник, быть может, и стерпел дубль-процедуру, но собаки уже минут пять как не было слышно. Наскоро попрощавшись и разом простив забытый закрепитель и трепотню вместо оказания первой помощи, заторопился на улицу.
Так и есть. Шпица на месте не было. Бубнов проклял и свой зуб, и тот день, вернее, поздний вечер, когда черт дернул его подставить ногу мнимому преступнику, и мужика, справедливо сделавшего его щербатым: ни хрена, мог бы и так походить еще, - случилось то, что случилось... Единственно верным решением было бежать на местную студию кабельного телевидения и давать объявление о пропаже собаки. Причем обещать нашедшим немыслимое обогащение.
«Сволочи бездомные, квартиры пораспродали. Мало того, что подъезды провоняли и паразитов разнесли по городу, так теперь моду взяли - домашних животных воровать и тут же хозяевам впаривать, - в бешенстве думал Бубнов, спеша на телецентр, - убил бы, ей-богу, убил».
Глава 4
Николай Иванов лежал в роскошной, совсем не дачной кровати и ждал, когда Вадик, так звали его новую женщину, сварит, как полагается женщине, кофе. Все внутри Иванова ликовало. Он по-новому смотрел на вещи. Они стали перед глазами чуть рельефнее, чуть красочнее. Каждой клеткой ещё неостывшего тела Иванов впитывал в себя прохладный вечерний воздух, льющийся через открытую фрамугу.
Где-то за дачным поселком просвистела электричка. Как хорошо-то, подумал он, и почему это считается стыдным? В голову сами собой стали приходить примеры из античности. Там совсем не зазорным считалось иметь в своей свите нескольких мальчиков.
- Правда, Вадик уже не мальчик. А папы римские? Не помню номер...
Иванов забыл про саженцы, про работу. И только легким укором перед глазами иногда всплывало лицо Виолетки. Даже не потому, что изменил, а какая она несчастная. Ей не дано. Постой, да ведь у них тоже есть однополая любовь. Впрочем, Иванов никак не мог себе представить, как это можно получить удовольствие, не войдя или не приняв в себя другого человека. Да, да, сегодня не только он входил. Вот ведь какая штука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77