Я увидела себя во весь рост в зеркале и не могла удержаться от смеха: девушка в дешевом бюстгальтере и трикотажных трусиках пытается соответствовать духу «Подиума»? Ха. Ха-ха. Только не в этих тряпках. Да ведь я работаю в журнале «Подиум», черт побери, и сегодня не стану надевать обтрепанные, поношенные вещи. Хватит. Я отбросила в сторону свои безликие блузки и извлекла на свет твидовую юбку от Прады, черный свитер-водолазку от Прады и полусапожки от Прады же. Все это однажды вечером, когда я ждала Книгу, принес мне Джеффи.
– Что это? – спросила я, расстегнув молнию на сумке.
– Это, Энди, то, что тебе надо носить, если ты не хочешь, чтобы тебя уволили. – Он улыбнулся, но в глаза мне не смотрел.
– То есть?
– Послушай, ты должна понять, что ты… твой внешний вид не очень хорошо гармонирует с этим местом. Я знаю, что такие вещи дороги, но эту проблему не так уж трудно решить. У меня в кладовой этого добра навалом, никто и не заметит, если ты время от времени что-нибудь… позаимствуешь. – Он сделал многозначительную паузу. – И уж, конечно, тебе стоит созвониться с людьми из отдела рекламы и взять у них дисконтную карту на покупку работающих с ними дизайнеров. Лично у меня скидка всего тридцать процентов, но ты – секретарь Миранды, и я не удивлюсь, если они вообще не будут брать с тебя денег. Тебе нет никакой необходимости носить эти штучки из «Гэп».
Я не стала объяснять ему, что, когда я надеваю «Наин уэст» вместо «Маноло» и джинсы, купленные в молодежном отделе универмага «Мейси», а не в «Джинсовом рае» – на восьмом этаже шикарного универмага «Барни», я тем самым пытаюсь показать, что меня не соблазняет блестящий антураж «Подиума». Вместо этого я просто кивнула, заметив, что Джеффи явно нервничает, ему неудобно, что приходится говорить мне такие вещи. Интересно, кто его подучил? Эмили? А может, сама Миранда? Ладно, в конце концов, это не важно. Черт побери, я продержалась здесь уже три месяца, и если водолазка от Прады поможет мне продержаться еще девять, значит, придется надеть водолазку от Прады. Я решила, что больше не буду противиться улучшениям в своем гардеробе.
В 6.50 я наконец вышла на улицу и действительно была чертовски довольна тем, как выгляжу. Парень из ближайшего ларька даже присвистнул, и не успела я пройти и десяти шагов, как меня остановила какая-то женщина и сказала, что она уже три месяца ищет такие сапоги. Я привычно вышла на угол Третьей авеню, сразу поймала такси и без сил упала на заднее сиденье, не чувствуя даже радости от того, что мне не придется толкаться в метро.
– Мэдисон-авеню, шестьсот сорок. Побыстрее, пожалуйста, – прохрипела я.
Таксист сочувственно (клянусь!) посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:
– А-а, «Элиас-Кларк-билдинг».
И мы моментально свернули налево, на Девяносто пятую улицу, а потом еще раз налево, на Лексингтон-авеню, промчались до Пятьдесят девятой улицы и направились на запад, к Мэдисон-авеню. Машин было мало, и ровно через шесть минут мы затормозили перед высоким, стройным, сверкающим монолитом, великолепно гармонирующим с внешним обликом своих многочисленных обитателей. Счет, как всегда, составил бы доллар сорок центов, и я, опять-таки как всегда, расплатилась десятидолларовой банкнотой.
– Сдачу оставьте себе, – пропела я, чувствуя ежеутренний прилив радости от того, что лицо водителя расплывается в растерянной счастливой улыбке, – «Подиум» угощает.
С этим как раз не было никаких проблем. Уже в первую неделю своей работы я поняла, что бухгалтерия не была сильной стороной «Элиас-Кларк», как не была и приоритетной. Мне не составляло никакого труда каждый день списывать по десять долларов на дорожные расходы. Другая компания заинтересовалась бы, кто дал вам право ездить на работу на такси; «Элиас-Кларк» могло заинтересовать лишь почему вы снисходите до такси, когда есть служебные машины. Почему-то мысль о том, что я ежедневно надуваю компанию на десять баксов – хотя мне прекрасно было известно, что никто в ней не страдал от моей расточительности, – здорово поднимала мне настроение. Кто-то назовет это ребячеством. Я называла это сведением счетов.
Я выскочила из такси, все еще довольная тем, что благодаря мне чей-то день начался удачно, и пошла ко входу в «Элиас-Кларк-билдинг». Здание было воплощением лоска и шика, как и все его обитатели. Хоть оно и называлось «Элиас-Кларк-билдинг», половину его арендовал «Дж.С. Бергман» – один из самых престижных банков города. У нас с ними даже лифты были разные, но их богатенькие банкиры и наши стильные красотки не упускали случая как следует рассмотреть друг друга в вестибюле.
– Эй, Энди, как дела? Давненько не виделись. – Голос сзади прозвучал робко и словно нехотя, и я подумала, зачем бы этому человеку, кто бы он ни был, вообще со мной заговаривать.
В этот момент я как раз внутренне подготавливала себя к обычной утренней разминке с Эдуардо. Услышав свое имя, я повернулась и увидела Бенджамина, одного из многочисленных университетских экс-парней Лили. Он сидел прямо на тротуаре и, казалось, не видел в этом ничего необычного. Он был лишь одним из многих, но при этом единственным, кого она по-настоящему любила. Я не разговаривала со стариной Бенджи (он ненавидел, когда его так называли) с тех пор, как Лили застала его занимающимся сексом с двумя девушками из кружка пения, который она посещала. Она вошла в его квартиру в тот самый момент, когда он, распластавшись на полу в гостиной, изображал из себя секс-гиганта, в чем ему помогали сопрано и контральто – две тихони, так никогда больше и не осмелившиеся взглянуть Лили в глаза. Я пыталась убедить Лили, что это была всего лишь мальчишеская выходка, но это не помогло. Она проплакала несколько дней и взяла с меня обещание, что я никогда никому не расскажу о том, что она видела. Я и не рассказывала никому, рассказывал он – каждому, кто соглашался его слушать, – как «трахал двух певичек», а в это время «третья смотрела». Он представил все так, будто Лили была в комнате с самого начала, забралась на диван и с приятным изумлением наблюдала оттуда, как ее большой плохой мальчик доказывает свою мужественность. Лили поклялась, что никогда больше не даст себе влюбиться, и до сих пор, похоже, держала слово. Она спала со многими, но рвала с ними прежде, чем могла обнаружить в них что-то достойное более пристального внимания.
Я снова посмотрела на окликнувшего меня человека и постаралась найти в нем хоть что-то от прежнего Бенджи. Тогда у него были приятное лицо и хорошая фигура, он был обычным, нормальным парнем. Банк Бергмана превратил его в тень. На нем был мятый костюм, слишком большой для него, и выглядел он так, словно сейчас ему необходим не никотин (в руках он держал сигарету), а кокаин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Что это? – спросила я, расстегнув молнию на сумке.
– Это, Энди, то, что тебе надо носить, если ты не хочешь, чтобы тебя уволили. – Он улыбнулся, но в глаза мне не смотрел.
– То есть?
– Послушай, ты должна понять, что ты… твой внешний вид не очень хорошо гармонирует с этим местом. Я знаю, что такие вещи дороги, но эту проблему не так уж трудно решить. У меня в кладовой этого добра навалом, никто и не заметит, если ты время от времени что-нибудь… позаимствуешь. – Он сделал многозначительную паузу. – И уж, конечно, тебе стоит созвониться с людьми из отдела рекламы и взять у них дисконтную карту на покупку работающих с ними дизайнеров. Лично у меня скидка всего тридцать процентов, но ты – секретарь Миранды, и я не удивлюсь, если они вообще не будут брать с тебя денег. Тебе нет никакой необходимости носить эти штучки из «Гэп».
Я не стала объяснять ему, что, когда я надеваю «Наин уэст» вместо «Маноло» и джинсы, купленные в молодежном отделе универмага «Мейси», а не в «Джинсовом рае» – на восьмом этаже шикарного универмага «Барни», я тем самым пытаюсь показать, что меня не соблазняет блестящий антураж «Подиума». Вместо этого я просто кивнула, заметив, что Джеффи явно нервничает, ему неудобно, что приходится говорить мне такие вещи. Интересно, кто его подучил? Эмили? А может, сама Миранда? Ладно, в конце концов, это не важно. Черт побери, я продержалась здесь уже три месяца, и если водолазка от Прады поможет мне продержаться еще девять, значит, придется надеть водолазку от Прады. Я решила, что больше не буду противиться улучшениям в своем гардеробе.
В 6.50 я наконец вышла на улицу и действительно была чертовски довольна тем, как выгляжу. Парень из ближайшего ларька даже присвистнул, и не успела я пройти и десяти шагов, как меня остановила какая-то женщина и сказала, что она уже три месяца ищет такие сапоги. Я привычно вышла на угол Третьей авеню, сразу поймала такси и без сил упала на заднее сиденье, не чувствуя даже радости от того, что мне не придется толкаться в метро.
– Мэдисон-авеню, шестьсот сорок. Побыстрее, пожалуйста, – прохрипела я.
Таксист сочувственно (клянусь!) посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:
– А-а, «Элиас-Кларк-билдинг».
И мы моментально свернули налево, на Девяносто пятую улицу, а потом еще раз налево, на Лексингтон-авеню, промчались до Пятьдесят девятой улицы и направились на запад, к Мэдисон-авеню. Машин было мало, и ровно через шесть минут мы затормозили перед высоким, стройным, сверкающим монолитом, великолепно гармонирующим с внешним обликом своих многочисленных обитателей. Счет, как всегда, составил бы доллар сорок центов, и я, опять-таки как всегда, расплатилась десятидолларовой банкнотой.
– Сдачу оставьте себе, – пропела я, чувствуя ежеутренний прилив радости от того, что лицо водителя расплывается в растерянной счастливой улыбке, – «Подиум» угощает.
С этим как раз не было никаких проблем. Уже в первую неделю своей работы я поняла, что бухгалтерия не была сильной стороной «Элиас-Кларк», как не была и приоритетной. Мне не составляло никакого труда каждый день списывать по десять долларов на дорожные расходы. Другая компания заинтересовалась бы, кто дал вам право ездить на работу на такси; «Элиас-Кларк» могло заинтересовать лишь почему вы снисходите до такси, когда есть служебные машины. Почему-то мысль о том, что я ежедневно надуваю компанию на десять баксов – хотя мне прекрасно было известно, что никто в ней не страдал от моей расточительности, – здорово поднимала мне настроение. Кто-то назовет это ребячеством. Я называла это сведением счетов.
Я выскочила из такси, все еще довольная тем, что благодаря мне чей-то день начался удачно, и пошла ко входу в «Элиас-Кларк-билдинг». Здание было воплощением лоска и шика, как и все его обитатели. Хоть оно и называлось «Элиас-Кларк-билдинг», половину его арендовал «Дж.С. Бергман» – один из самых престижных банков города. У нас с ними даже лифты были разные, но их богатенькие банкиры и наши стильные красотки не упускали случая как следует рассмотреть друг друга в вестибюле.
– Эй, Энди, как дела? Давненько не виделись. – Голос сзади прозвучал робко и словно нехотя, и я подумала, зачем бы этому человеку, кто бы он ни был, вообще со мной заговаривать.
В этот момент я как раз внутренне подготавливала себя к обычной утренней разминке с Эдуардо. Услышав свое имя, я повернулась и увидела Бенджамина, одного из многочисленных университетских экс-парней Лили. Он сидел прямо на тротуаре и, казалось, не видел в этом ничего необычного. Он был лишь одним из многих, но при этом единственным, кого она по-настоящему любила. Я не разговаривала со стариной Бенджи (он ненавидел, когда его так называли) с тех пор, как Лили застала его занимающимся сексом с двумя девушками из кружка пения, который она посещала. Она вошла в его квартиру в тот самый момент, когда он, распластавшись на полу в гостиной, изображал из себя секс-гиганта, в чем ему помогали сопрано и контральто – две тихони, так никогда больше и не осмелившиеся взглянуть Лили в глаза. Я пыталась убедить Лили, что это была всего лишь мальчишеская выходка, но это не помогло. Она проплакала несколько дней и взяла с меня обещание, что я никогда никому не расскажу о том, что она видела. Я и не рассказывала никому, рассказывал он – каждому, кто соглашался его слушать, – как «трахал двух певичек», а в это время «третья смотрела». Он представил все так, будто Лили была в комнате с самого начала, забралась на диван и с приятным изумлением наблюдала оттуда, как ее большой плохой мальчик доказывает свою мужественность. Лили поклялась, что никогда больше не даст себе влюбиться, и до сих пор, похоже, держала слово. Она спала со многими, но рвала с ними прежде, чем могла обнаружить в них что-то достойное более пристального внимания.
Я снова посмотрела на окликнувшего меня человека и постаралась найти в нем хоть что-то от прежнего Бенджи. Тогда у него были приятное лицо и хорошая фигура, он был обычным, нормальным парнем. Банк Бергмана превратил его в тень. На нем был мятый костюм, слишком большой для него, и выглядел он так, словно сейчас ему необходим не никотин (в руках он держал сигарету), а кокаин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114