В страшном сне не приснится, но убийственно верно, думала я, пока не дочитала до последнего абзаца, от которого меня едва не вывернуло. Эбби якобы нашла человека, официально заявившего для печати, что я «была отлично знакома с постелями многих парней, пока училась в Эмори и что против меня были выдвинуты „обвинения в нарушении академической честности, но дело замяли“. Цитировали еще кого-то, расписывавшего, как я интриговала, чтобы пролезть в „Келли и компанию“, не имея опыта работы с пиаром. В ответ на просьбу пояснить последнее утверждение „источник“ сообщал: „Все отлично знали, что она не сама писала свои сочинения и умела подлизаться к ассистентам преподавателей тех предметов, которые находила особенно трудными, а таких, уверяю, было большинство“. Заключительная фраза содержала прозрачный намек на то, что я в открытую вешаюсь Филипу на шею исключительно в целях саморекламы и продвижения по служебной лестнице.
Естественно, первой реакцией стало острое желание отловить Эбби и предать изощренной, мучительной казни, но трудно творчески подойти к процессу, не дыша: несколько секунд я хватала воздух ртом. Однако я высоко оценила беспристрастность самооценки Абигайль. Если бы эта дрянь не приписала мне собственные подвиги, я могла бы поаплодировать ее точности и честности. Проблеск уважения исчез, как только в дверях появилась Келли с распечаткой в руке, улыбаясь настолько маниакально, что я инстинктивно вжалась в кресло на колесиках.
— Бетт, ты уже видела? Ты читала? — бешено заорала Келли, бросаясь ко мне с грацией и энтузиазмом футбольного полузащитника.
Мое оцепенение Келли приписала неосведомленности и буквально швырнула листок на стол.
— Но хоть «Внимание: компромат!» прочла? — крикнула она. — Девочки мне уже домой позвонили.
— Келли, я… Я не знаю, как объяснить… то есть я понимаю, это звучит смешно, но…
— Ах ты, маленькая шельма! Я-то привыкла считать тебя скучной рабочей пчелкой, прозябавшей в банке, а ты у нас, оказывается, подпольная пати-принцесса? Бетт, не выразить словами, какой шок я испытала. Все считали тебя немного замкнутой и даже — без обид, ладно? — лишенной драйва, изюминки, что ли. Бог знает, где ты пряталась последние пару лет. Ты хоть понимаешь, что заняла целую страницу? Вот, почитай.
— Я читала, — пролепетала я, уже не удивляясь, что Келли вопит от восторга, вместо того чтобы кричать от ужаса, увидев подобный отзыв в прессе. — Но вы же понимаете, все это чушь до последнего слова! Понимаете, девица — автор этой статьи — училась со мной в университете и…
— Бетт, ты заняла целую страницу. Повторяй за мной: целую страницу. И это в «Сенсациях Нью-Йорка»! Здесь твоя огромная фотография, выглядишь как рок-звезда. Ты и есть звезда, Бетт. Мои поздравления! Это нельзя не отметить!
Келли унеслась галопом, наверное, искать какой-нибудь тост под шампанское с утра пораньше, а я всерьез задумалась о том, чтобы улететь в Стамбул и остаться там насовсем.
Через минуту сотовый взорвался шквалом пренеприятных звонков. Позвонил отец, сообщив, что один из студентов показал ему газету в восемь часов сорок минут утра. Папа хотел знать, что, собственно, я собираюсь предпринять «для возвращения доброго имени». Через секунду позвонила мать, сообщив, что волонтеры на горячей антикризисной линии судачат о том, что я в открытую встречаюсь с антисемитом, использующим труд рабов, и спросила, не хочу ли я с кем-нибудь проконсультироваться по поводу «зависимости промискуитета от низкой самооценки». Незнакомая женщина предложила свои услуги в качестве пиар-агента, подчеркнув, что, если бы она за мной присматривала, такого бы не случилось. С другого конца страны позвонили два автора, пишущие в рубрики светских сплетен маленьких газетенок, спрашивая, не соглашусь ли я в телефонном интервью ответить на некоторые животрепещущие вопросы, в частности, сообщить свое мнение насчет разрыва Брэда и Джен, назвать любимый ночной клуб в Нью-Йорке и дать оценку сексуальной ориентации Филипа. Майклова Мегу позвонила от его имени сказать, что, если я захочу поговорить, они всегда рядом и готовы помочь. Элайза позвонила из такси по пути на работу поздравить меня с «цельностраничным» статусом, секретарша Филипа Марта — тоже. Саймон позвонил, когда я ехала в аэропорт, заверив — очень ласково, если учесть наши предыдущие разговоры, — что ни один уважающий себя человек не читает «Сенсаций Нью-Йорка» и мне не о чем беспокоиться, так как статью все равно никто не увидит.
Я решила игнорировать все звонки, но вспомнила, что, уезжая из страны, принято прощаться с родителями. Я набрала номер папиного сотового, надеясь, что звонок будет отключен, и я смогу оставить сообщение им обоим с пожеланием хороших выходных и обещанием позвонить по возвращении. Однако мне не повезло.
— Ох, посмотрите, кто это. Энн, иди сюда, звонит наша знаменитая дочь. Беттина, мать хочет с тобой поговорить.
В трубке послышались шорохи, затем что-то пискнуло — родители случайно нажали на кнопку, передавая друг другу мобильник, и, наконец, в трубке загремел мамин голос:
— Беттина? Почему они пишут о тебе такие гадости? Это все — правда? Я ведь даже не знаю, что отвечать людям, когда они спрашивают. Я ни минуты не сомневалась, что все это ложь, но когда услышала об Уэстоне…
— Мам, сейчас нет времени объяснять, я еду в аэропорт. Конечно, все это ложь. Как вы могли подумать иначе?
Мама вздохнула, и я не могу сказать наверняка — с облегчением или огорчением.
— Беттина, деточка, ты должна понимать, как волнуется мать, обнаружив, что дочь живет странной и загадочной жизнью.
— Странной — возможно, но не загадочной. Обещаю, я все объясню, когда вернусь, но сейчас мне надо торопиться, не то опоздаю на самолет. Попрощайся за меня с папой. Позвоню, когда вернусь. До воскресенья! Целую вас крепко-крепко.
Повисла пауза — мать колебалась, настаивать на немедленных объяснениях или потерпеть, затем послышался вздох.
— Хорошо, поговорим в воскресенье. Посмотри как можно больше, дорогая, и береги себя. И постарайся не выставлять личную жизнь на всеобщее обозрение!
Короче говоря, утро выдалось дерьмовое, а тут еще предстояло разобраться с «Луи Вюиттоном». «Вюиттона» было много, целые тележки. Горы чемоданов, сумок на колесиках, несессеров, складных саквояжей для платьев, спортивных сумок на ремне и защелкивающихся дамских сумочек, гордо носящих переплетенные L и V, из главного магазина в Милане или чудовищных размеров бутика на Пятой авеню. Каждый приглашенный, поднявшийся на борт самолета, очевидно, запомнил, что «дорожные сумки от „Луи Вюиттона“ — наш выбор». Три носильщика в бордовой униформе «Миллионэйр» (тонкая ирония!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Естественно, первой реакцией стало острое желание отловить Эбби и предать изощренной, мучительной казни, но трудно творчески подойти к процессу, не дыша: несколько секунд я хватала воздух ртом. Однако я высоко оценила беспристрастность самооценки Абигайль. Если бы эта дрянь не приписала мне собственные подвиги, я могла бы поаплодировать ее точности и честности. Проблеск уважения исчез, как только в дверях появилась Келли с распечаткой в руке, улыбаясь настолько маниакально, что я инстинктивно вжалась в кресло на колесиках.
— Бетт, ты уже видела? Ты читала? — бешено заорала Келли, бросаясь ко мне с грацией и энтузиазмом футбольного полузащитника.
Мое оцепенение Келли приписала неосведомленности и буквально швырнула листок на стол.
— Но хоть «Внимание: компромат!» прочла? — крикнула она. — Девочки мне уже домой позвонили.
— Келли, я… Я не знаю, как объяснить… то есть я понимаю, это звучит смешно, но…
— Ах ты, маленькая шельма! Я-то привыкла считать тебя скучной рабочей пчелкой, прозябавшей в банке, а ты у нас, оказывается, подпольная пати-принцесса? Бетт, не выразить словами, какой шок я испытала. Все считали тебя немного замкнутой и даже — без обид, ладно? — лишенной драйва, изюминки, что ли. Бог знает, где ты пряталась последние пару лет. Ты хоть понимаешь, что заняла целую страницу? Вот, почитай.
— Я читала, — пролепетала я, уже не удивляясь, что Келли вопит от восторга, вместо того чтобы кричать от ужаса, увидев подобный отзыв в прессе. — Но вы же понимаете, все это чушь до последнего слова! Понимаете, девица — автор этой статьи — училась со мной в университете и…
— Бетт, ты заняла целую страницу. Повторяй за мной: целую страницу. И это в «Сенсациях Нью-Йорка»! Здесь твоя огромная фотография, выглядишь как рок-звезда. Ты и есть звезда, Бетт. Мои поздравления! Это нельзя не отметить!
Келли унеслась галопом, наверное, искать какой-нибудь тост под шампанское с утра пораньше, а я всерьез задумалась о том, чтобы улететь в Стамбул и остаться там насовсем.
Через минуту сотовый взорвался шквалом пренеприятных звонков. Позвонил отец, сообщив, что один из студентов показал ему газету в восемь часов сорок минут утра. Папа хотел знать, что, собственно, я собираюсь предпринять «для возвращения доброго имени». Через секунду позвонила мать, сообщив, что волонтеры на горячей антикризисной линии судачат о том, что я в открытую встречаюсь с антисемитом, использующим труд рабов, и спросила, не хочу ли я с кем-нибудь проконсультироваться по поводу «зависимости промискуитета от низкой самооценки». Незнакомая женщина предложила свои услуги в качестве пиар-агента, подчеркнув, что, если бы она за мной присматривала, такого бы не случилось. С другого конца страны позвонили два автора, пишущие в рубрики светских сплетен маленьких газетенок, спрашивая, не соглашусь ли я в телефонном интервью ответить на некоторые животрепещущие вопросы, в частности, сообщить свое мнение насчет разрыва Брэда и Джен, назвать любимый ночной клуб в Нью-Йорке и дать оценку сексуальной ориентации Филипа. Майклова Мегу позвонила от его имени сказать, что, если я захочу поговорить, они всегда рядом и готовы помочь. Элайза позвонила из такси по пути на работу поздравить меня с «цельностраничным» статусом, секретарша Филипа Марта — тоже. Саймон позвонил, когда я ехала в аэропорт, заверив — очень ласково, если учесть наши предыдущие разговоры, — что ни один уважающий себя человек не читает «Сенсаций Нью-Йорка» и мне не о чем беспокоиться, так как статью все равно никто не увидит.
Я решила игнорировать все звонки, но вспомнила, что, уезжая из страны, принято прощаться с родителями. Я набрала номер папиного сотового, надеясь, что звонок будет отключен, и я смогу оставить сообщение им обоим с пожеланием хороших выходных и обещанием позвонить по возвращении. Однако мне не повезло.
— Ох, посмотрите, кто это. Энн, иди сюда, звонит наша знаменитая дочь. Беттина, мать хочет с тобой поговорить.
В трубке послышались шорохи, затем что-то пискнуло — родители случайно нажали на кнопку, передавая друг другу мобильник, и, наконец, в трубке загремел мамин голос:
— Беттина? Почему они пишут о тебе такие гадости? Это все — правда? Я ведь даже не знаю, что отвечать людям, когда они спрашивают. Я ни минуты не сомневалась, что все это ложь, но когда услышала об Уэстоне…
— Мам, сейчас нет времени объяснять, я еду в аэропорт. Конечно, все это ложь. Как вы могли подумать иначе?
Мама вздохнула, и я не могу сказать наверняка — с облегчением или огорчением.
— Беттина, деточка, ты должна понимать, как волнуется мать, обнаружив, что дочь живет странной и загадочной жизнью.
— Странной — возможно, но не загадочной. Обещаю, я все объясню, когда вернусь, но сейчас мне надо торопиться, не то опоздаю на самолет. Попрощайся за меня с папой. Позвоню, когда вернусь. До воскресенья! Целую вас крепко-крепко.
Повисла пауза — мать колебалась, настаивать на немедленных объяснениях или потерпеть, затем послышался вздох.
— Хорошо, поговорим в воскресенье. Посмотри как можно больше, дорогая, и береги себя. И постарайся не выставлять личную жизнь на всеобщее обозрение!
Короче говоря, утро выдалось дерьмовое, а тут еще предстояло разобраться с «Луи Вюиттоном». «Вюиттона» было много, целые тележки. Горы чемоданов, сумок на колесиках, несессеров, складных саквояжей для платьев, спортивных сумок на ремне и защелкивающихся дамских сумочек, гордо носящих переплетенные L и V, из главного магазина в Милане или чудовищных размеров бутика на Пятой авеню. Каждый приглашенный, поднявшийся на борт самолета, очевидно, запомнил, что «дорожные сумки от „Луи Вюиттона“ — наш выбор». Три носильщика в бордовой униформе «Миллионэйр» (тонкая ирония!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106