Ошибиться она никак не сможет.
Джинни поговорила с мамой. Сегодня ее навестила Пэтти с тремя сыновьями, и мама с умилением рассказывала о том, как мальчишки носились по коридорам приюта. К счастью, она, видимо, забыла, что ее привезли в Белла-Висту только вчера. Впечатление было такое, что она успела прожить там несколько лет. Она даже упрекала Джинни в том, что та не заходит к ней чаще. После этой беседы Джинни немного успокоилась: с мамой не так уж все и плохо.
– Как вам морской окунь? – спросил Беррингтон, прервав ее размышления.
– О, просто восхитителен! Очень вкусно.
Он провел по брови кончиком указательного пальца. Ей этот жест почему-то показался жеманным.
– А теперь задам вам еще один вопрос. И хотелось бы, чтоб вы ответили на него абсолютно искренне. – Он улыбнулся, как бы давая понять, что она не должна слишком серьезно воспринимать эти слова.
– Договорились.
– Десерт будете?
– О да. Вы что же, причисляете меня к тому разряду женщин, которые не станут искренне отвечать на этот вопрос?
Он покачал головой:
– Я вообще считаю вас человеком искренним. Вы редко притворяетесь.
– Ну, не скажите. Иногда меня называют бестактной.
– Это самый большой ваш недостаток?
– Постараюсь справиться с ним. Ну а какой ваш самый большой недостаток?
Беррингтон ответил не колеблясь:
– Влюбчивость.
– Разве это недостаток?
– Да, в том случае, если вы делаете это слишком часто.
– Или же влюбляетесь не в одного, а, скажем, сразу в двух человек.
– Возможно, мне следует написать Лорейн Логан и попросить у нее совета.
Джинни рассмеялась. Но ей не хотелось переводить разговор на Стивена.
– А кто ваш любимый художник? – спросила она.
– Попробуйте догадаться.
Беррингтон – ярый патриот, а потому наверняка сентиментален, подумала она.
– Норман Рокуэлл?
– Ну разумеется, нет! – Лицо его искривила брезгливая гримаса. – Вульгарный примитивный иллюстратор! Нет, если б я мог себе позволить, то собирал бы американских импрессионистов. Особенно неравнодушен к зимним пейзажам Джона Генри Туактмана. «Белый мост» – самая любимая моя картина. Ну а вы?
– Теперь ваш черед угадывать.
Он на секунду задумался.
– Миро?
– С чего вы взяли?
– Просто показалось, что вам должны нравиться яркие цветовые гаммы.
Она кивнула:
– Да, близко. Но не совсем точно. Миро какой-то уж слишком сумбурный. Я предпочитаю Мондриана.
– Ах, ну да, конечно! Прямые линии.
– Именно. А вы догадливы.
Он пожал плечами, и Джинни подумала, что этот ловелас наверняка играл в такие игры со многими женщинами.
Она взяла ложечку шербета с манго. Обед получался явно не деловой. И вскоре ей предстоит решить, как будут складываться дальше отношения с Беррингтоном.
Она не целовалась с мужчиной вот уже года полтора. С тех пор, как Уилл Темпл ее бросил, она даже ни разу не ходила на свидание, вплоть до сегодняшнего дня. Зла на Уилла она не держала; она больше не любила его. Но этот монашеский образ жизни просто сводил ее с ума.
Она устала быть одна. Хотелось, чтобы рядом в постели был мужчина; она истосковалась даже по мужским запахам – смазочного масла, потных футболок и виски. Но больше всего ей не хватало секса. И когда какие-нибудь радикальные феминистки восклицали, что пенис – это враг женщины, ей хотелось крикнуть в ответ: «Говори только за себя, сестричка!»
Она подняла глаза на Беррингтона – он ел яблоко в карамели. Ей нравился этот мужчина, несмотря на его старомодные политические взгляды. Он был умен, в нем чувствовалась сила, он привык быть победителем. Она уважала его за научные достижения. Подтянутый, крепкий, с красивыми голубыми глазами, он наверняка был опытным и умелым любовником.
И все равно он слишком стар для нее. Ей нравились зрелые мужчины, однако не настолько же зрелые…
Но как отвергнуть его, не подвергая риску свою карьеру? Лучше всего притвориться. Сделать вид, будто она воспринимает его внимание лишь как отеческую заботу о себе.
Джинни сделала глоток шампанского. Официант то и дело подливал ей в бокал, и она уже не помнила, сколько выпила. И радовалась тому, что ей не придется садиться за руль.
Они заказали кофе. Джинни попросила двойной эспрессо – чтобы хоть немного протрезветь. Беррингтон оплатил счет, и вот они спустились на лифте в гараж и уселись в его серебристый «линкольн».
Беррингтон проехал вдоль залива, затем свернул на скоростное шоссе, ведущее к Джонс-Фоллз.
– А вон там городская тюрьма, – сказал он и указал на здание, напоминавшее старинную крепость и занимавшее почти целый квартал. – Вся мразь, все отбросы общества находятся там.
«Возможно, и Стив сейчас там», – подумала она.
Да как ей только в голову могло прийти такое – даже думать о том, стоит ей спать с Беррингтоном или нет? Она не чувствовала к нему ни малейшей привязанности или теплоты. Ей стало стыдно, что за обедом она всерьез рассматривала такую возможность. И когда он остановился у ее дома, она сухо сказала:
– Что ж, Берри, огромное вам спасибо за чудесный вечер. – Интересно, сделает ли он попытку поцеловать ее? Или ограничится рукопожатием? Если все же попробует поцеловать, она подставит ему щеку.
Но он не сделал ни того, ни другого.
– Мой домашний телефон вышел из строя, – сказал он. – Но мне нужно сделать перед сном один срочный звонок. Могу я зайти к вам и позвонить?
Джинни никак не могла ответить ему: «Э-э, нет уж, голубчик, езжайте к ближайшему телефону-автомату». Это было бы просто бестактно с ее стороны.
– Да, конечно, – пробормотала она, с трудом подавив вздох. – Идемте. – И она вышла из машины, размышляя над тем, стоит ли предлагать ему кофе. Нет, лучше не надо.
Наружная дверь открывалась в крохотную прихожую, из которой вели еще две двери, одна – в квартиру на первом этаже, где обитал мистер Оливер, теперь пенсионер, а раньше портовый грузчик; вторая, дверь Джинни, вела на лестницу: квартира девушки находилась на втором этаже.
Она поднялась, затем остановилась и нахмурилась. На лестничной площадке горел свет. Дверь в квартиру была распахнута настежь.
В квартире свет также был включен. Странно, ведь она ушла до наступления темноты. И точно помнила, что заперла за собой дверь.
Дверь открывалась прямо в гостиную. Она вошла и вскрикнула.
Он стоял возле холодильника с бутылкой водки в руке. Растрепанный, небритый и не совсем трезвый.
– Что происходит? – произнес у нее за спиной Беррингтон.
– Ты плохо заботишься о безопасности своего жилья, Джинни, – заметил пришелец. – Я вскрыл твои замки за десять секунд.
– Кто он такой, черт побери? – воскликнул Беррингтон.
– Когда ты вышел из тюрьмы, папа? – сдавленным голосом спросила Джинни.
11
Комната для проведения опознаний находилась на том же этаже, что и камеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Джинни поговорила с мамой. Сегодня ее навестила Пэтти с тремя сыновьями, и мама с умилением рассказывала о том, как мальчишки носились по коридорам приюта. К счастью, она, видимо, забыла, что ее привезли в Белла-Висту только вчера. Впечатление было такое, что она успела прожить там несколько лет. Она даже упрекала Джинни в том, что та не заходит к ней чаще. После этой беседы Джинни немного успокоилась: с мамой не так уж все и плохо.
– Как вам морской окунь? – спросил Беррингтон, прервав ее размышления.
– О, просто восхитителен! Очень вкусно.
Он провел по брови кончиком указательного пальца. Ей этот жест почему-то показался жеманным.
– А теперь задам вам еще один вопрос. И хотелось бы, чтоб вы ответили на него абсолютно искренне. – Он улыбнулся, как бы давая понять, что она не должна слишком серьезно воспринимать эти слова.
– Договорились.
– Десерт будете?
– О да. Вы что же, причисляете меня к тому разряду женщин, которые не станут искренне отвечать на этот вопрос?
Он покачал головой:
– Я вообще считаю вас человеком искренним. Вы редко притворяетесь.
– Ну, не скажите. Иногда меня называют бестактной.
– Это самый большой ваш недостаток?
– Постараюсь справиться с ним. Ну а какой ваш самый большой недостаток?
Беррингтон ответил не колеблясь:
– Влюбчивость.
– Разве это недостаток?
– Да, в том случае, если вы делаете это слишком часто.
– Или же влюбляетесь не в одного, а, скажем, сразу в двух человек.
– Возможно, мне следует написать Лорейн Логан и попросить у нее совета.
Джинни рассмеялась. Но ей не хотелось переводить разговор на Стивена.
– А кто ваш любимый художник? – спросила она.
– Попробуйте догадаться.
Беррингтон – ярый патриот, а потому наверняка сентиментален, подумала она.
– Норман Рокуэлл?
– Ну разумеется, нет! – Лицо его искривила брезгливая гримаса. – Вульгарный примитивный иллюстратор! Нет, если б я мог себе позволить, то собирал бы американских импрессионистов. Особенно неравнодушен к зимним пейзажам Джона Генри Туактмана. «Белый мост» – самая любимая моя картина. Ну а вы?
– Теперь ваш черед угадывать.
Он на секунду задумался.
– Миро?
– С чего вы взяли?
– Просто показалось, что вам должны нравиться яркие цветовые гаммы.
Она кивнула:
– Да, близко. Но не совсем точно. Миро какой-то уж слишком сумбурный. Я предпочитаю Мондриана.
– Ах, ну да, конечно! Прямые линии.
– Именно. А вы догадливы.
Он пожал плечами, и Джинни подумала, что этот ловелас наверняка играл в такие игры со многими женщинами.
Она взяла ложечку шербета с манго. Обед получался явно не деловой. И вскоре ей предстоит решить, как будут складываться дальше отношения с Беррингтоном.
Она не целовалась с мужчиной вот уже года полтора. С тех пор, как Уилл Темпл ее бросил, она даже ни разу не ходила на свидание, вплоть до сегодняшнего дня. Зла на Уилла она не держала; она больше не любила его. Но этот монашеский образ жизни просто сводил ее с ума.
Она устала быть одна. Хотелось, чтобы рядом в постели был мужчина; она истосковалась даже по мужским запахам – смазочного масла, потных футболок и виски. Но больше всего ей не хватало секса. И когда какие-нибудь радикальные феминистки восклицали, что пенис – это враг женщины, ей хотелось крикнуть в ответ: «Говори только за себя, сестричка!»
Она подняла глаза на Беррингтона – он ел яблоко в карамели. Ей нравился этот мужчина, несмотря на его старомодные политические взгляды. Он был умен, в нем чувствовалась сила, он привык быть победителем. Она уважала его за научные достижения. Подтянутый, крепкий, с красивыми голубыми глазами, он наверняка был опытным и умелым любовником.
И все равно он слишком стар для нее. Ей нравились зрелые мужчины, однако не настолько же зрелые…
Но как отвергнуть его, не подвергая риску свою карьеру? Лучше всего притвориться. Сделать вид, будто она воспринимает его внимание лишь как отеческую заботу о себе.
Джинни сделала глоток шампанского. Официант то и дело подливал ей в бокал, и она уже не помнила, сколько выпила. И радовалась тому, что ей не придется садиться за руль.
Они заказали кофе. Джинни попросила двойной эспрессо – чтобы хоть немного протрезветь. Беррингтон оплатил счет, и вот они спустились на лифте в гараж и уселись в его серебристый «линкольн».
Беррингтон проехал вдоль залива, затем свернул на скоростное шоссе, ведущее к Джонс-Фоллз.
– А вон там городская тюрьма, – сказал он и указал на здание, напоминавшее старинную крепость и занимавшее почти целый квартал. – Вся мразь, все отбросы общества находятся там.
«Возможно, и Стив сейчас там», – подумала она.
Да как ей только в голову могло прийти такое – даже думать о том, стоит ей спать с Беррингтоном или нет? Она не чувствовала к нему ни малейшей привязанности или теплоты. Ей стало стыдно, что за обедом она всерьез рассматривала такую возможность. И когда он остановился у ее дома, она сухо сказала:
– Что ж, Берри, огромное вам спасибо за чудесный вечер. – Интересно, сделает ли он попытку поцеловать ее? Или ограничится рукопожатием? Если все же попробует поцеловать, она подставит ему щеку.
Но он не сделал ни того, ни другого.
– Мой домашний телефон вышел из строя, – сказал он. – Но мне нужно сделать перед сном один срочный звонок. Могу я зайти к вам и позвонить?
Джинни никак не могла ответить ему: «Э-э, нет уж, голубчик, езжайте к ближайшему телефону-автомату». Это было бы просто бестактно с ее стороны.
– Да, конечно, – пробормотала она, с трудом подавив вздох. – Идемте. – И она вышла из машины, размышляя над тем, стоит ли предлагать ему кофе. Нет, лучше не надо.
Наружная дверь открывалась в крохотную прихожую, из которой вели еще две двери, одна – в квартиру на первом этаже, где обитал мистер Оливер, теперь пенсионер, а раньше портовый грузчик; вторая, дверь Джинни, вела на лестницу: квартира девушки находилась на втором этаже.
Она поднялась, затем остановилась и нахмурилась. На лестничной площадке горел свет. Дверь в квартиру была распахнута настежь.
В квартире свет также был включен. Странно, ведь она ушла до наступления темноты. И точно помнила, что заперла за собой дверь.
Дверь открывалась прямо в гостиную. Она вошла и вскрикнула.
Он стоял возле холодильника с бутылкой водки в руке. Растрепанный, небритый и не совсем трезвый.
– Что происходит? – произнес у нее за спиной Беррингтон.
– Ты плохо заботишься о безопасности своего жилья, Джинни, – заметил пришелец. – Я вскрыл твои замки за десять секунд.
– Кто он такой, черт побери? – воскликнул Беррингтон.
– Когда ты вышел из тюрьмы, папа? – сдавленным голосом спросила Джинни.
11
Комната для проведения опознаний находилась на том же этаже, что и камеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130