– Что, помирились? – беззвучно спросил я котов.
В их присутствии мой телепатический орган действовал безукоризненно. Я видел их сущность, а не кошачью наружность. И Мефиса, полного сиреневого тумана, который проплывал над нами, и Ыдыку Бе, в сознании которого горела печальная Звезда, и толстуху соседку, сущность которой была тоже полной и вредной.
– Мы и не ссорились, – подумал Мефис.
– Идеологические споры, – подумала Елена Ароновна, – для непосвященных они выглядят жутко.
– Успокойся, – подумал Бе, – все скоро кончится.
– Меня зовут Некто, – подумал некто. – Я – арбитр.
В комнату вернулась из кухни великолепная тройка. Вид у них был сытый. Похоже, что ни котов, ни соседки, ни арбитра Некто они не видели.
– Ну, гражданин писатель, – сказал полосатый галстук, – пора и поговорить. Чай у тебя, кстати, хороший.
– Может, сразу, без разговоров?.. – спросил галстук без полосок.
– Хорошо бы, – сказал галстук с оттенком, – но нельзя. Инструкция.
– Да, – сказал полосатый галстук. – Инструкцию не перешагнешь.
– И не отменишь, – добавил галстук без полосок.
– Зато ее можно нарушить, – зловеще сказал галстук с оттенком.
Их абсурдную беседу прервала материализация соседки. Елена Ароновна проявилась во всей красе: в ярком халате, с необъятной грудью и множеством подбородков.
– Мальчики, – сказала она напевно, – милые мои мальчики. Как я вас всех люблю!
Бесцветные смущенно потупились.
– Ну, не стесняйтесь, хорошие мои, давайте, показывайте…
– Я, – сказал тот, что галстуке без полосок, – я не все помню…
Он мялся и ковырял линолиум ножкой в блестящем туфле.
– Что помнишь, – строго сказала ведьма, растекаясь в кресле. – А ты, милашка, чайку мне принеси.
Дымчатый галстук умчал на кухню. Галстук с полосками тихонечко стал у стены. А скромняга, продолжая ковырять ножкой, начал читать с выражением:
Вышел я на улицу
И увидел курицу.
Я спросил у курицы:
– Ты чего на улице?
И сказала курица:
– Я того на улице,
Что другие курицы
Тоже все на улице.
– Вот видишь, не забыл оказывается, скромняга, – сказала ведьма, принимая подносик с чаем и бутербродами от расторопного дымчатого галстука. – И ты молодец, растарался, ишь ты – с черной икоркой и красной сочинил бутерброды. А что ж без маслица?
– Я не виноват, – сказал дымчатый виновато, – это все он, нет у него масла.
Ведьма повернулась в мою сторону.
– Нет? Конечно нет, откуда он его возмет, если он связанный. Ты бы смог масло принести, если бы был связанный?
– Нет, – жалобно сказал дымчатый, – связанный бы не смог.
– То то же. И что надо сделать?
– Развязать? – вопросительно поднял глаза от пола дымчатый.
– Молодец, сообразительный мальчик.
«Мальчик» осторожно распустил узлы и высвободил меня из пут.
– Можно я новости расскажу? – поднял руку полосатый.
– Расскажи, милок, расскажи, – благосклонно кивнула Елена Ароновна и откусила половину бутерброда с черной икрой. – Давненько я новостей не слушала.
Полосатый стал в позу чтеца-декламатора, рубанул воздух рукой и начал:
– Беспредел в Чечне. Чеченские террористы захватили автобус с чеченскими террористами.
– Любопытной Варваре на базаре сумку оторвали. С кошельком.
– По заверению Солнцевской братвы они, в натуре, давно бы выплатили долг России Парижскому клубу, только те козлы налом не берут.
– В связи с годовщиной трагедии все американские летчики решили 11 сентября ровно в 11 часов остановить двигатели самолетов на одну минуту.
– В результате упорных тренировок гражданин Петров стал в совершенстве владеть своим телом. Теперь другие тела ему до лампочки.
Декламатор изменил позу и объявил:
– А теперь – реклама. Ничто не красит стол, как взрывчатка в оливье. Лучшие взрывпакеты от фирмы Ферручи. От вашего Хачапури у нас пучит хари. Канализация – вот что всех объединяет. Канализационные трубы «Краузе». Я ужас, летящий на крыльях «Allwaуs».
– Но, но, – оторвалась от бутербродов ведьма, – зарвался, милок. Отдохни пока. А ты подойди, пожалуй. Мы с тобой сыграем в игру: «Угадай песню». Я пою однй строчку, а ты называешь главного героя.
Елена Ароновна прополоскала рот чаем, шумно сглотнула и запела. Голос у нее оказался неожиданно красивым, чем-то напоминающем голос Пугачевой.
Постой паровоз, не стучите колеса…
– Знаю, знаю, – радостно сказал дымчатый. Это Анна Каренина.
– Ишь ты, какой начитанный, – пробурчала ведьма, и спела очередную строчку:
Ты жива еще моя старушка…
Дымчатый замялся.
– А я знаю, – запрыгал на одной ножке полосатый. – Это Родион Раскольников.
– Молодец, – сказала ведьма, только не лезь вне очереди.
– Зачем вы, девушки, красивых любите… – пропела она следующую строчку.
– Это Квазимодо, – гордо сказал дымчатый. – Из романа «Парижская богоматерь».
– Сам ты, богоматерь, твою мать, – сердито прокомментировала ведьма. И спела еще:
– Парня молодого полюбила я…
– Это Алла Пугачева, – опять влез полосатый.
– Накажу, – сердито глянула Елена Ароновна. – В угол поставлю. Последняя загадка:
– Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад…
Вся троица замялась. Никто не знал героя. Я сказал:
– Лопухи, это Мишка Квакин.
– Молодчина, – обернулась ко мне ведьма. – Только тебя не спрашивают. Что за поспешники вы все тут?!
Она грузно встала и неожиданно рявкнула, как старшина на плацу:
– Ррра-а-а-зой-дись!
Невзрачные вместо того, чтоб разойтись, построились в колонну и четким строевым шагом покинули мою квартиру. Рыжий и черный коты, наблюдавшие за самодеятельностью со шкафа, мягко спрыгнули на пол. Арбитр наклонился к Елене Ароновне и поцеловал ей пухлую ручку.
38. История господина Брикмана (Красноярский край, Решеты)
Если сидишь – сиди.
Если идешь – иди.
Главное – не мельтешись попусту.
Бодхидхарма, Патриарх Дзен
… Один огромный лагерь общего режима в Нижнем Ингаше, десяток лагерей строго режима в Решетах. Весь этот лесной район Красноярского края окутан лагерями. И называть его нынче лесным не вполне корректно – большинство елей и сосен вырублено, места заболочены, зэки допиливают никому не нужную осину, шьют рабочие рукавицы, сколачивают из гнилой древесины ящики для бутылок, маются дурью и в зимнее время мрут от дурной пищи, помноженной на сырые бараки и антисанитарию, как мамонты в геологическую эпоху Великого Обледенения.
Было бы очень заманчиво описать приезд профессора в самый хреновый лагерь в Решетах, его знакомство с зоной (колонией, лагерем), но противное и скучное это занятие. Ну заставим мы профессора раздеваться донага, наклоняться, раздвигать руками ягодицы, пока надзиратель, командующий обыском, заглядывает туда с видом ученого-микробиолога… Что хорошего во всех этих описаниях для эстетического развития нашего постсоветского, демократического и демократичного читателя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80