Поэтому он и задумывался над тем, почему же он черный. Его удивляло что посторонние при взгляде на него сразу же выделяли одно: это Артур Браун, он – негр, совершенно не обращая внимания на то, что он еще и Артур Браун-детектив, Артур Браун-муж, забывая о том, что, помимо черного цвета кожи, у Артура Брауна есть целая куча других отличительных признаков. И дело здесь не сводилось для него к простым шекспировско-шейлоковским формулировкам – он уже давно их перерос.
Когда Браун смотрел в зеркало, он прежде всего видел перед собой человека, личность.
Просто окружающий мир решил, что этот человек – черный. А быть черным – чрезвычайно трудно, потому что это определяет образ жизни, принять который Браун был вынужден помимо своей воли. Сам же он сознавал себя просто Артуром Брауном – человеком. И таковым ему хотелось оставаться. Ему вовсе и не хотелось быть белым. Честно говоря, ему даже нравился теплый, как бы опаленный солнцем цвет его кожи. И у него не было тайного желания оказаться в постели с белокожей красоткой. Подростком он нередко слышал разговоры своих цветных друзей о том, что половые органы у белых якобы крупнее, чем у негров, но он не верил этим россказням и, главное, не испытывал ни малейшей зависти. Конечно, с расовыми предрассудками ему приходилось сталкиваться, и в самых различных проявлениях, как со скрытыми, так и с явными с тех пор как он стал способен понимать то, что делалось и говорилось вокруг него; однако нетерпимость Других никогда не вызывала в нем ярости – скорее она заставляла его испытывать досаду.
“Пожалуйста, – думал он, – вот перед вами я – Артур Браун. Ну, и какой смысл болтать о том, черный я или белый? А чего вы, собственно, от меня хотите? Кем, по вашему, я должен быть? Вот вы говорите, что я – негр, это вы так говорите, но сам-то я просто не могу понять, что именно означает слово “негр”, и почему вокруг этого следует поднимать такой шум. И чего вы от меня добиваетесь? Ну, хорошо, предположим я скажу вам да, вы совершенно правы, я – негр, ну и что из этого? Единственное, чего я, черт побери, не могу понять, так это что вам-то до этого и чего вы добиваетесь”.
Артур Браун кончил бриться, ополоснул лицо и глянул в зеркало. Как обычно, он увидел самого себя...
Он потихоньку оделся, выпил апельсинового соку и чашечку кофе, тихонько чмокнул спящую в кроватке дочь и, разбудив жену, сказал ей, что уходит на работу. А затем он отправился через весь город в район, где расположен был магазин скобяных изделий, принадлежавший Джозефу Векслеру.
* * *
По чистой случайности, утром этого понедельника Мейер Мейер отправился к миссис Руди Гленнон один, поскольку это был день переклички, и Карелла должен был на ней присутствовать. Может быть, все было бы иначе, будь вместе с ним Карелла, но комиссар полиции считал, что его детективы обязаны знать в лицо задержанных в городе преступников, и проводил для этого переклички с понедельника по четверг включительно. Карелла согласился взять эту обязанность на себя, а Мейера отправил на квартиру миссис Гленнон.
Фамилию эту назвал им доктор Мак-Элрой в больнице “Буэнависта”. Она принадлежала той женщине, к семье которой Клер Таунсенд проявляла особое внимание. Миссис Гленнон жила в одной из самых жалких трущоб Айсолы, всего в каких-нибудь пяти кварталах от участка. Мейер отправился туда пешком и довольно быстро нашел нужный дом. Он поднялся на третий этаж и, постучав в дверь, принялся ждать.
– Кто там? – отозвались откуда-то издалека.
– Полиция, – ответил Мейер.
– А что вам нужно? Я лежу в постели.
– Мне нужно поговорить с миссис Гленнон, – снова крикнул Мейер.
– Приходите на следующей неделе. Я больна и лежу в постели.
– Мне необходимо поговорить с вами именно сейчас, миссис Гленнон.
– А о чем?
– Миссис Гленнон, может быть, вы будете так любезны, что откроете дверь?
– О Господи, Боже мой, дверь открыта, – крикнула она. – Входите же, входите.
Мейер повернул ручку двери и вошел в квартиру. Портьеры были задвинуты, и в комнате царил полумрак. Мейер недоуменно озирался.
– Я здесь, – сказала миссис Гленнон. – В спальне.
Он пошел на ее голос и попал в другую комнату. Там он увидел женщину, которая лежала на большой двуспальной кровати, опираясь спиной на взбитые подушки. Ее щуплая фигурка была укутана в потрепанный красный халат, надетый поверх ночной сорочки. Она смотрела на Мейера с таким выражением, что можно было подумать, что даже взгляд отнимает у нее последние жизненные силы. Волосы ее висели космами, в них была заметна седина. Щеки глубоко запали.
– Я же сказала вам, что больна, – проговорила она с упреком. – Что вам от меня нужно?
– Поверьте, миссис Гленнон, мне очень неприятно вас беспокоить, – заверил ее явно смущенный Мейер. – В больнице мне сказали, что вас уже выписали. Вот поэтому я и подумал...
– Я уже выздоравливаю, – прервала она его. По тому, как она произнесла последнее слово, можно было понять, что далось ей это выздоровление нелегко.
– Я чувствую себя крайне неловко. Но если бы вы согласились ответить на несколько вопросов, я был бы вам весьма признателен, – сказал Мейер.
– Ну что ж, раз уж вы пришли, то почему бы и не ответить.
– У вас, миссис Гленнон, есть дочь?
– И сын тоже. А в чем дело?
– Какого возраста ваши дети?
– Эйлин шестнадцать, а Терри восемнадцать. А в чем дело?
– Где они сейчас, миссис Гленнон?
– А вам какое дело? Они ничего дурного не сделали.
– А я и не говорю, что они сделали что-нибудь плохое. Просто я...
– Тогда почему вам понадобилось знать, где они?
– Видите ли, мы просто пытаемся установить...
– Мама, я здесь, – проговорил голос за спиной Мейера.
Голос этот раздался так неожиданно, что заставил его вздрогнуть. Машинально рука его потянулась к револьверу на поясе, но он сдержал себя и неторопливо оглянулся. Парнишка, стоявший у него за спиной, был несомненно Терри Гленноном. Это был рослый молодой человек лет восемнадцати, унаследовавший от матери проницательный взгляд и острый подбородок.
– Что вам здесь нужно, мистер? – спросил он.
– Я полицейский, – объяснил Мейер, прежде чем тому в голову придут какие-нибудь дурацкие идеи. – Мне нужно задать вашей матери несколько вопросов.
– Моя мать только что вышла из больницы. Она не может отвечать на ваши вопросы, – заявил Терри.
– Ничего, сынок, все в порядке, – вмешалась миссис Гленнон.
– Позволь, мама, мне самому заняться этим делом. А вам, мистер, лучше уйти отсюда.
– Я только хотел спросить...
– А я считаю, что лучше уйти, – прервал его Терри.
– Весьма сожалею, сынок, – сказал Мейер, – но дело в том, что я занимаюсь расследованием дела об убийстве и, думаю, что мне лучше остаться.
– Об убийстве... – Терри Гленнон медленно переварил это известие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Когда Браун смотрел в зеркало, он прежде всего видел перед собой человека, личность.
Просто окружающий мир решил, что этот человек – черный. А быть черным – чрезвычайно трудно, потому что это определяет образ жизни, принять который Браун был вынужден помимо своей воли. Сам же он сознавал себя просто Артуром Брауном – человеком. И таковым ему хотелось оставаться. Ему вовсе и не хотелось быть белым. Честно говоря, ему даже нравился теплый, как бы опаленный солнцем цвет его кожи. И у него не было тайного желания оказаться в постели с белокожей красоткой. Подростком он нередко слышал разговоры своих цветных друзей о том, что половые органы у белых якобы крупнее, чем у негров, но он не верил этим россказням и, главное, не испытывал ни малейшей зависти. Конечно, с расовыми предрассудками ему приходилось сталкиваться, и в самых различных проявлениях, как со скрытыми, так и с явными с тех пор как он стал способен понимать то, что делалось и говорилось вокруг него; однако нетерпимость Других никогда не вызывала в нем ярости – скорее она заставляла его испытывать досаду.
“Пожалуйста, – думал он, – вот перед вами я – Артур Браун. Ну, и какой смысл болтать о том, черный я или белый? А чего вы, собственно, от меня хотите? Кем, по вашему, я должен быть? Вот вы говорите, что я – негр, это вы так говорите, но сам-то я просто не могу понять, что именно означает слово “негр”, и почему вокруг этого следует поднимать такой шум. И чего вы от меня добиваетесь? Ну, хорошо, предположим я скажу вам да, вы совершенно правы, я – негр, ну и что из этого? Единственное, чего я, черт побери, не могу понять, так это что вам-то до этого и чего вы добиваетесь”.
Артур Браун кончил бриться, ополоснул лицо и глянул в зеркало. Как обычно, он увидел самого себя...
Он потихоньку оделся, выпил апельсинового соку и чашечку кофе, тихонько чмокнул спящую в кроватке дочь и, разбудив жену, сказал ей, что уходит на работу. А затем он отправился через весь город в район, где расположен был магазин скобяных изделий, принадлежавший Джозефу Векслеру.
* * *
По чистой случайности, утром этого понедельника Мейер Мейер отправился к миссис Руди Гленнон один, поскольку это был день переклички, и Карелла должен был на ней присутствовать. Может быть, все было бы иначе, будь вместе с ним Карелла, но комиссар полиции считал, что его детективы обязаны знать в лицо задержанных в городе преступников, и проводил для этого переклички с понедельника по четверг включительно. Карелла согласился взять эту обязанность на себя, а Мейера отправил на квартиру миссис Гленнон.
Фамилию эту назвал им доктор Мак-Элрой в больнице “Буэнависта”. Она принадлежала той женщине, к семье которой Клер Таунсенд проявляла особое внимание. Миссис Гленнон жила в одной из самых жалких трущоб Айсолы, всего в каких-нибудь пяти кварталах от участка. Мейер отправился туда пешком и довольно быстро нашел нужный дом. Он поднялся на третий этаж и, постучав в дверь, принялся ждать.
– Кто там? – отозвались откуда-то издалека.
– Полиция, – ответил Мейер.
– А что вам нужно? Я лежу в постели.
– Мне нужно поговорить с миссис Гленнон, – снова крикнул Мейер.
– Приходите на следующей неделе. Я больна и лежу в постели.
– Мне необходимо поговорить с вами именно сейчас, миссис Гленнон.
– А о чем?
– Миссис Гленнон, может быть, вы будете так любезны, что откроете дверь?
– О Господи, Боже мой, дверь открыта, – крикнула она. – Входите же, входите.
Мейер повернул ручку двери и вошел в квартиру. Портьеры были задвинуты, и в комнате царил полумрак. Мейер недоуменно озирался.
– Я здесь, – сказала миссис Гленнон. – В спальне.
Он пошел на ее голос и попал в другую комнату. Там он увидел женщину, которая лежала на большой двуспальной кровати, опираясь спиной на взбитые подушки. Ее щуплая фигурка была укутана в потрепанный красный халат, надетый поверх ночной сорочки. Она смотрела на Мейера с таким выражением, что можно было подумать, что даже взгляд отнимает у нее последние жизненные силы. Волосы ее висели космами, в них была заметна седина. Щеки глубоко запали.
– Я же сказала вам, что больна, – проговорила она с упреком. – Что вам от меня нужно?
– Поверьте, миссис Гленнон, мне очень неприятно вас беспокоить, – заверил ее явно смущенный Мейер. – В больнице мне сказали, что вас уже выписали. Вот поэтому я и подумал...
– Я уже выздоравливаю, – прервала она его. По тому, как она произнесла последнее слово, можно было понять, что далось ей это выздоровление нелегко.
– Я чувствую себя крайне неловко. Но если бы вы согласились ответить на несколько вопросов, я был бы вам весьма признателен, – сказал Мейер.
– Ну что ж, раз уж вы пришли, то почему бы и не ответить.
– У вас, миссис Гленнон, есть дочь?
– И сын тоже. А в чем дело?
– Какого возраста ваши дети?
– Эйлин шестнадцать, а Терри восемнадцать. А в чем дело?
– Где они сейчас, миссис Гленнон?
– А вам какое дело? Они ничего дурного не сделали.
– А я и не говорю, что они сделали что-нибудь плохое. Просто я...
– Тогда почему вам понадобилось знать, где они?
– Видите ли, мы просто пытаемся установить...
– Мама, я здесь, – проговорил голос за спиной Мейера.
Голос этот раздался так неожиданно, что заставил его вздрогнуть. Машинально рука его потянулась к револьверу на поясе, но он сдержал себя и неторопливо оглянулся. Парнишка, стоявший у него за спиной, был несомненно Терри Гленноном. Это был рослый молодой человек лет восемнадцати, унаследовавший от матери проницательный взгляд и острый подбородок.
– Что вам здесь нужно, мистер? – спросил он.
– Я полицейский, – объяснил Мейер, прежде чем тому в голову придут какие-нибудь дурацкие идеи. – Мне нужно задать вашей матери несколько вопросов.
– Моя мать только что вышла из больницы. Она не может отвечать на ваши вопросы, – заявил Терри.
– Ничего, сынок, все в порядке, – вмешалась миссис Гленнон.
– Позволь, мама, мне самому заняться этим делом. А вам, мистер, лучше уйти отсюда.
– Я только хотел спросить...
– А я считаю, что лучше уйти, – прервал его Терри.
– Весьма сожалею, сынок, – сказал Мейер, – но дело в том, что я занимаюсь расследованием дела об убийстве и, думаю, что мне лучше остаться.
– Об убийстве... – Терри Гленнон медленно переварил это известие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47