Хейз сознавал, что полицейскому не следовало бы давать своим мыслям такой ход, так как благодаря полицейскому роману, он сам стал одной из вымышленных фигур этого мира фантазии. Вся несуразица состояла в том, считал он, что героем стал выдуманный полицейский, тогда как в реальной жизни полицейский был обыкновенным человеком. Ему представлялось нелепым, что самыми почитаемыми в мире людьми являются те, которые создают придуманный мир – актеры, режиссеры, писатели, различные исполнители, исключительное предназначение которых состоит в том, чтобы развлекать других. Можно подумать, что живет только небольшая часть человечества, причем живет только тогда, когда разыгрывает созданные другими фантазии. Остальные люди – наблюдатели. Остальные выступают в качестве зрителей. Было бы не так грустно, если бы они были зрителями спектакля, который разыгрывает сама жизнь. Вместо этого они созерцают имитацию жизни, исполняемую другими, и, таким образом, оказываются дважды отстраненными от самой жизни.
Казалось, и разговоры вращались, в основном, вокруг придуманного, а не реального мира. Вы видели Джека Паар вчера? Вы читали Доктора Живаго? Драгне был великолепен, не правда ли? Видели ревью Ласковая птица Юности? Разговоры, разговоры, разговоры, но сердцевиной всех этих разговоров всегда является воображаемый мир. Теперь телевизионные программы пошли еще дальше в этом направлении. Появляются все больше и больше программ, показывающих людей, которые просто говорят о чем-нибудь, таким образом, зритель избавлен даже от необходимости говорить о воображаемом мире – теперь есть люди, снявшие с его плеч и этот груз. Наблюдатель трижды отгорожен от самой жизни.
И посреди этого трижды изолированного существования была реальность, которая сейчас для полицейского сводилась к отрубленной кисти руки.
Интересно, как бы они решали загадку этой руки в Беззащитном городе?
Он не имел представления. Он только знал, что каждое воскресенье ходит в церковь и надеется что-то найти.
В это воскресенье он вышел оттуда с тем же чувством, что и вошел, и теперь шел по сверкающему от дождя тротуару вдоль парка, направляясь в полицейский участок. Из-за дождя зеленые шары над входом в участок были включены, и цифры «87» слабо светились сквозь серую пелену дождя. Он поднял глаза на каменный фасад, с которого струями стекала вода, поднялся по пологим ступеням и вошел в дежурку. Дейв Мерчисон сидел за столом и читал киножурнал. На обложке была фотография Дебби Рейнольдс, а над ней провокационный вопрос: Как Дебби поступит теперь?
Следуя в направлении, которое указывала стрелка над вывеской «СЫСКНОЙ ОТДЕЛ», он поднялся по металлической лестнице на второй этаж и прошел в конец длинного, слабо освещенного коридора. Он толкнул дверцу в решетчатой перегородке, бросил шляпу на вешалку в углу и прошел к своему столу. В комнате царила непривычная тишина. Ему показалось, что он снова в церкви. Полицейский Фрэнк Хернандес из пуэрториканцев, который родился и вырос в этом районе, поднял глаза и сказал:
– Привет, Коттон.
– Здравствуй, Фрэнки, Стива еще нет?
– Он звонил около десяти минут назад. Просил сказать тебе, что он пойдет прямо в порт, чтобы поговорить с капитаном судна «ФАРРЕН».
– Ясно. Что еще?
– Получено заключение Гроссмана по ножу для разделки мяса.
– Какому ножу? Ах, да. Миссис Андрович. Что-нибудь нашли?
– Ничего. На ноже никаких следов, кроме вчерашнего жаркого.
– А куда все подевались? Что-то больно тихо вокруг.
– Вчера вечером произошла кража со взломом – бакалея на улице Калвер. Энди и Мейер отправились туда. Лейтенант позвонил сказать, что будет позже. У жены температура. Ждет доктора.
– Клинг разве не дежурит сегодня?
Хернандес отрицательно покачал головой.
– Поменялся со Стивом.
– Кто же сегодня в пределах досягаемости? У тебя есть список дежурств?
– Я.
– О Боже, что здесь за монастырский покой сегодня? Хотя бы Мисколо здесь? Чаю хочется.
– Только что был здесь. Наверно, спустился поговорить с капитаном.
– В такие дни... – начал было Хейз, но оставил предложение незаконченным. Спустя какое-то время он спросил:
– Фрэнки, у тебя когда-нибудь бывает такое чувство, что все окружающее нас не настоящее?
Наверно, он задал вопрос не по адресу. Уж Фрэнки Хернандес сталкивался с реальностью жизни больше, чем кто-либо другой. Дело в том, что Хернандес возложил на себя почти невыполнимую задачу – доказать всему миру, что пуэрториканцы могут быть порядочными людьми в маленьких драмах, разыгрываемых жизнью. Он не знал, кто занимался отношениями его народа с прессой, прежде чем появился на сцене, но твердо знал, что тот, кто этим занимался, делал это неправильно. У него никогда не возникало желания дать кому-то пощечину, или пырнуть кого-то ножом, или даже хоть раз затянуться сигаретой с марихуаной. Он вырос в округе 87-го полицейского участка, в одной из отвратительнейших в мире трущоб, но никогда не украл даже почтовой марки, ни разу не бросил взгляда на проституток, которые во множестве фланировали по Ла Виа де Пута. Он был благочестивым католиком. Его отец усердно работал, чтобы обеспечить семью, а мать заботилась исключительно о достойном воспитании четверых детей, которых она произвела на свет. Когда Хернандес принял решение стать полицейским, отец и мать искренне одобрили это решение. Он был зачислен в полицию, когда ему исполнилось двадцать два года, до этого он прослужил четыре года на флоте и отличился в боях во время заварушки при Иводзиме. В кондитерской его отца на зеркале, позади прилавка, была приклеена фотография Фрэнка Хернандеса в полном военном обмундировании рядом с маркой кока-колы. Отец Фрэнки не упускал случая сообщить каждому новому покупателю, что это фотография его сына, который сейчас служит в городской полиции.
Нельзя сказать, что Хернандес без труда осуществил свое решение служить в городской полиции. Прежде всего он столкнулся с предубеждением, царившем в самой полицейской среде, не говоря уж о своих соотечественниках-наркоманах. К этому надо добавить своеобразное отношение к нему некоторых жителей округа. Он скоро обнаружил: его считают «своим» и ожидают, что он будет закрывать глаза, когда они допускают нарушения, требующие вмешательства полиции. Но к счастью Фрэнки был не способен закрывать глаза на нарушения. Он был приведен к присяге, носил форму и должен был выполнять свои обязанности.
Кроме того, нельзя было забывать о Деле, которому он себя посвятил.
Фрэнки Хернандес должен был доказать жителям своего округа, полиции, городу, а может быть, и всему миру, что пуэрториканцы – это люди. А некоторые его коллеги, такие, как Энди Паркер, порой очень затрудняли продвижение благородного дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42