По фетийским меркам мы остановились довольно рано, потому что Мауриз и Итиен легко победили даже тогда, когда дали нам всем солидную фору. Я затруднялся сказать, насколько правдивы рассказы Итиена о прошлых играх, но я был рад, что мы не в гостях у президента Декариса, лидера фетийского клана, погрязшего в декадентстве, чьи вечеринки пользовались дурной славой.
Но остальные воспринимали игру всерьез. Как выяснилось, Айриллия – клан Итиена – входил во фракцию Декариса и имел массу активов в Илтисе. Благодаря чему и представителем фракции Декариса здесь был айриллиец, консул, одетый в лазурное с белым, который выступал в храме от имени всех консулов. Несмотря на это, никто из них не питал ни капли уважения к президенту Декарису.
Когда мы закончили, была почти полночь, поэтому я вернулся в свою комнату, по дороге основательно промокнув. Палатину, Равенну и меня поселили в отдельном здании в саду. Увы, крытая дорожка, соединявшая его с консульством, не спасала от проливного дождя.
Я ощущал беспокойство и никак не мог сосредоточиться на апелагском романе, который взял почитать. И спать совсем не хотелось, поэтому я только обрадовался, услышав стук в дверь.
Равенна несла две чашки горячего фетийского кофе. С благодарностью взяв чашку, я предложил девушке единственный имевшийся в комнате стул, а сам сел на кровать. Моя комната не отличалась большими размерами или роскошью. Очевидно, она предназначалась для младших членов любой приезжей делегации, но была намного удобнее, чем камера для грешников на манте Сферы.
– Тоже не спится? – спросил я, сомневаясь, что поверю ответу. Было любезно с стороны Равенны принести мне кофе, но вряд ли тут обошлось без скрытого мотива. Не так нынче обстояли дела.
Девушка кивнула.
– Наверное, я не привыкла к здешним штормам. А может, это из-за игры. Вот Гамилькар получил бы истинное наслаждение от торговли, и Палатина уже умеет играть, но я играла ужасно.
– Не ужаснее меня. – Я пригубил кофе, который, к счастью, оказался не слишком горячим. В других частях Архипелага его пьют почти обжигающим, но, видимо, в Фетии для этого слишком тепло. – Или Телесты. Как-никак фетийка, а играла почти так же плохо, как мы с тобой.
– Меня страшно обеспокоили рассказы Итиена. Как они могут надеяться что-нибудь совершить, когда ими руководят подобные люди?
– Не знаю. – Меня до сих пор озадачивало несоответствие между фетийцами, которых описывала Палатина, и теми, кого я встречал. Итиен и его товарищи явно жили в свое удовольствие, но их энергия и ответственность не вязались с той суровой критикой, которую Палатина обрушивала на кланы за их декадентство. – Они кажутся слишком уверенными.
– Ты сомневаешься, что их затея удастся?
– До этого еще далеко. Но раз Палатина взяла дело в свои руки, все может измениться. Без нее я бы им вообще не доверял.
В последние два дня я почти не видел Палатину. Большую часть времени она проводила в частных беседах с Итиеном, Мауризом и еще одним консулом. Палатина заранее предупредила нас и сказала, что попробует разгадать их план, но она еще не закончила.
– Я с ними не согласна, как ты, наверное, догадался. Они хотят тебя для Фетии, и одной только Фетии. Итиену и Мауризу глубоко плевать, что случится с Архипелагом. Я не знаю, насколько солидарна с ними Телеста.
Внезапная откровенность девушки, ее готовность гойорить об этом прямо захватили меня врасплох. Это было непохоже на Равенну – впрочем, она больше не была прежней. Она изменилась.
– Вряд ли Палатина забудет ересь, – возразил я. – Даже если остальные республиканцы считают Архипелаг полем боя, я думаю, для Палатины он значит больше. Во всяком случае, я на это надеюсь. Она могла бы даже больше сделать для Архипелага в Фетии, если ей удастся свергнуть императора.
Равенна слегка отпрянула, и я тотчас понял, что сказал что-то не то.
– Ты так думаешь? – спросила она нейтральным тоном. По правде говоря, я еще не разобрался в своих мыслях. Но сейчас было не время возражать Равенне. Хотя план Мауриза показался мне гораздо реалистичнее всех предыдущих, что мне доводилось слышать, присутствие Равенны было одним из его фатальных изъянов. Что касается другого изъяна, моей неспособности делать то, что они требовали от меня, выходом были Равенна и апелаги. Я не хотел делать ничего, что причинило бы ей боль, или доводить ее злость на Мауриза с его небрежным предположением до чего-то более глубокого и длительного. Полагаю, это был совершенно эгоистичный мотив, ибо я нуждался в Равенне, поскольку только она могла дать мне путь к отступлению от плана Мауриза. Но какой мотив, в конце концов, не является эгоистичным?
– Я просто рассуждаю, – ответил я, желая успокоить девушку. – Оросий слишком опасен. Если он и будет кому-нибудь помогать, то только Сфере.
– Он твой брат. Это ничего для тебя не значит?
В первый раз кто-то произнес это вслух. Что за дикая, почти отвратительная идея. Моим братом был Джерий – маленький озорник и непоседа, постоянно попадающий в беду, как любой семилеток. Та далекая, злобная фигура в Императорском дворце в Селерианском Эластре не была моим братом – им был только Джерий.
– А что это должно значить? – спросил я Равенну, подкладывая под спину подушку, чтобы прислониться к стене.
– Как бы ни был ужасен Оросий, ты не можешь считать его просто одним из своих врагов. Мауриз хочет использовать тебя, чтобы свергнуть его и основать Фетийскую республику. Но скажи, как долго проживет Оросий после свержения? Император без трона, император, которого не любили, даже когда он имел власть? – Равенна смотрела мне прямо в глаза.
– А как Оросий обошелся бы со мной, если бы захватил меня в плен?
– Дело не в этом. Ты не должен уподобляться ему. Дело в том, что для Мауриза и его друзей император – враг, самая великая угроза их планам. Они с ним никак не связаны.
Дождь барабанил по ставням, служа постоянным аккомпанементом нашему разговору, но внутри было приятно тепло, и кофе приготовил кто-то, знающий в нем толк. Интересно, сама Равенна или одна из кухарок?
– Что именно ты хочешь сказать? Что мне не следует выступать против Оросия, потому что он мой брат? Конечно, я не приравниваю его к Мидию или Лечеззару, но, Равенна, он все равно враг. Я не рос вместе с ним, я никогда его не видел, и он символизирует все то, против чего я выступаю. Насколько дальше мы можем быть друг от друга? Все, что нас связывает, это наши родители.
Я говорил как можно тише, опасаясь подслушивания, но мало кто из дворцового персонала, кто мог бы оказаться шпионом, хоть немного владел апелагос.
– Помни, если ты пойдешь против Оросия, один из вас должен будет проиграть. А проигравший умрет.
Для Равенны, не имевшей семьи, чьего брата убили сакри, это было важно, и я понимал – почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Но остальные воспринимали игру всерьез. Как выяснилось, Айриллия – клан Итиена – входил во фракцию Декариса и имел массу активов в Илтисе. Благодаря чему и представителем фракции Декариса здесь был айриллиец, консул, одетый в лазурное с белым, который выступал в храме от имени всех консулов. Несмотря на это, никто из них не питал ни капли уважения к президенту Декарису.
Когда мы закончили, была почти полночь, поэтому я вернулся в свою комнату, по дороге основательно промокнув. Палатину, Равенну и меня поселили в отдельном здании в саду. Увы, крытая дорожка, соединявшая его с консульством, не спасала от проливного дождя.
Я ощущал беспокойство и никак не мог сосредоточиться на апелагском романе, который взял почитать. И спать совсем не хотелось, поэтому я только обрадовался, услышав стук в дверь.
Равенна несла две чашки горячего фетийского кофе. С благодарностью взяв чашку, я предложил девушке единственный имевшийся в комнате стул, а сам сел на кровать. Моя комната не отличалась большими размерами или роскошью. Очевидно, она предназначалась для младших членов любой приезжей делегации, но была намного удобнее, чем камера для грешников на манте Сферы.
– Тоже не спится? – спросил я, сомневаясь, что поверю ответу. Было любезно с стороны Равенны принести мне кофе, но вряд ли тут обошлось без скрытого мотива. Не так нынче обстояли дела.
Девушка кивнула.
– Наверное, я не привыкла к здешним штормам. А может, это из-за игры. Вот Гамилькар получил бы истинное наслаждение от торговли, и Палатина уже умеет играть, но я играла ужасно.
– Не ужаснее меня. – Я пригубил кофе, который, к счастью, оказался не слишком горячим. В других частях Архипелага его пьют почти обжигающим, но, видимо, в Фетии для этого слишком тепло. – Или Телесты. Как-никак фетийка, а играла почти так же плохо, как мы с тобой.
– Меня страшно обеспокоили рассказы Итиена. Как они могут надеяться что-нибудь совершить, когда ими руководят подобные люди?
– Не знаю. – Меня до сих пор озадачивало несоответствие между фетийцами, которых описывала Палатина, и теми, кого я встречал. Итиен и его товарищи явно жили в свое удовольствие, но их энергия и ответственность не вязались с той суровой критикой, которую Палатина обрушивала на кланы за их декадентство. – Они кажутся слишком уверенными.
– Ты сомневаешься, что их затея удастся?
– До этого еще далеко. Но раз Палатина взяла дело в свои руки, все может измениться. Без нее я бы им вообще не доверял.
В последние два дня я почти не видел Палатину. Большую часть времени она проводила в частных беседах с Итиеном, Мауризом и еще одним консулом. Палатина заранее предупредила нас и сказала, что попробует разгадать их план, но она еще не закончила.
– Я с ними не согласна, как ты, наверное, догадался. Они хотят тебя для Фетии, и одной только Фетии. Итиену и Мауризу глубоко плевать, что случится с Архипелагом. Я не знаю, насколько солидарна с ними Телеста.
Внезапная откровенность девушки, ее готовность гойорить об этом прямо захватили меня врасплох. Это было непохоже на Равенну – впрочем, она больше не была прежней. Она изменилась.
– Вряд ли Палатина забудет ересь, – возразил я. – Даже если остальные республиканцы считают Архипелаг полем боя, я думаю, для Палатины он значит больше. Во всяком случае, я на это надеюсь. Она могла бы даже больше сделать для Архипелага в Фетии, если ей удастся свергнуть императора.
Равенна слегка отпрянула, и я тотчас понял, что сказал что-то не то.
– Ты так думаешь? – спросила она нейтральным тоном. По правде говоря, я еще не разобрался в своих мыслях. Но сейчас было не время возражать Равенне. Хотя план Мауриза показался мне гораздо реалистичнее всех предыдущих, что мне доводилось слышать, присутствие Равенны было одним из его фатальных изъянов. Что касается другого изъяна, моей неспособности делать то, что они требовали от меня, выходом были Равенна и апелаги. Я не хотел делать ничего, что причинило бы ей боль, или доводить ее злость на Мауриза с его небрежным предположением до чего-то более глубокого и длительного. Полагаю, это был совершенно эгоистичный мотив, ибо я нуждался в Равенне, поскольку только она могла дать мне путь к отступлению от плана Мауриза. Но какой мотив, в конце концов, не является эгоистичным?
– Я просто рассуждаю, – ответил я, желая успокоить девушку. – Оросий слишком опасен. Если он и будет кому-нибудь помогать, то только Сфере.
– Он твой брат. Это ничего для тебя не значит?
В первый раз кто-то произнес это вслух. Что за дикая, почти отвратительная идея. Моим братом был Джерий – маленький озорник и непоседа, постоянно попадающий в беду, как любой семилеток. Та далекая, злобная фигура в Императорском дворце в Селерианском Эластре не была моим братом – им был только Джерий.
– А что это должно значить? – спросил я Равенну, подкладывая под спину подушку, чтобы прислониться к стене.
– Как бы ни был ужасен Оросий, ты не можешь считать его просто одним из своих врагов. Мауриз хочет использовать тебя, чтобы свергнуть его и основать Фетийскую республику. Но скажи, как долго проживет Оросий после свержения? Император без трона, император, которого не любили, даже когда он имел власть? – Равенна смотрела мне прямо в глаза.
– А как Оросий обошелся бы со мной, если бы захватил меня в плен?
– Дело не в этом. Ты не должен уподобляться ему. Дело в том, что для Мауриза и его друзей император – враг, самая великая угроза их планам. Они с ним никак не связаны.
Дождь барабанил по ставням, служа постоянным аккомпанементом нашему разговору, но внутри было приятно тепло, и кофе приготовил кто-то, знающий в нем толк. Интересно, сама Равенна или одна из кухарок?
– Что именно ты хочешь сказать? Что мне не следует выступать против Оросия, потому что он мой брат? Конечно, я не приравниваю его к Мидию или Лечеззару, но, Равенна, он все равно враг. Я не рос вместе с ним, я никогда его не видел, и он символизирует все то, против чего я выступаю. Насколько дальше мы можем быть друг от друга? Все, что нас связывает, это наши родители.
Я говорил как можно тише, опасаясь подслушивания, но мало кто из дворцового персонала, кто мог бы оказаться шпионом, хоть немного владел апелагос.
– Помни, если ты пойдешь против Оросия, один из вас должен будет проиграть. А проигравший умрет.
Для Равенны, не имевшей семьи, чьего брата убили сакри, это было важно, и я понимал – почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138