Здесь было то же самое, только хуже?
Я кивнул.
– Кто?
Я отвернулся, жалея, что не рассказал ей правду еще тогда, в Рал Тамаре, прежде чем все это началось, прежде чем все стало таким трудным.
– Мой брат.
– Что? – резко спросила Палатина, но я снова повернулся к ней, свирепо ее обрывая.
– Ты понятия не имеешь, как далеко он может дотянуться. Это была проекция, его образ. Однако достаточный, чтобы сделать это.
– Выходит, Оросий знает, кто ты такой и что ты здесь. – Кузина помолчала. – Что еще? Есть что-то еще, что ты не хочешь мне рассказать.
Бесполезно было пытаться что-нибудь скрыть от Палатины, и я сдался.
– Я уже встречался с ним однажды, у океанографов в Рал Тамаре.
– Ты уже встречался с ним и ничего нам не сказал? Но почему? Раз Оросий тебя нашел, он от тебя не отстанет. Должно быть, он следил за нами все это время.
Отсутствие упрека на лице Палатины лишь усилило мой стыд. Я не смог посмотреть ей в глаза.
– Он следит, – сказала кузина через минуту. – Он знает все, что мы делаем.
– Конечно, знает, – огрызнулся я в инстинктивной попытке защититься. – Тот Мауризов приспешник – Текла – работает непосредственно на него. Именно так Оросий нашел меня в первый раз.
– Алтана спаси и сохрани нас, Катан! Этот Текла – правая рука императора. Мне следовало уловить связь, но поскольку ты не рассказал мне, мы сунули головы в пасть льва. – Ее жестокая откровенность была лучше притворного сочувствия, но легче от нее не стало. – Есть какая-нибудь причина, почему ты до сих пор ничего не говорил?
Я очень медленно покачал головой, всей душой сожалея, что мне не хватило мужества рассказать ей все в тот первый раз, даже после того, что случилось.
– Оба раза он меня… раздавил, – неубедительно закончил я, не желая использовать более точные слова.
Почему все это путешествие я был таким трусом? Почему не мог решать за себя, позволяя Мауризу и Телесте тащить меня с собой, как они того хотели? Все, что я сделал, было таким жалким, таким слабым. Я был ничем не лучше своего настоящего отца.
– Оросий настолько меня превосходит, что я против него бессилен.
– Катан, – медленно проговорила Палатина, – я думаю, самое малое, что ты мог бы сделать – это рассказать мне, что именно случилось оба раза. Я знаю, тебе больно об этом говорить, но это поможет. Что бы ты ни сделал, я по-прежнему твой друг. И я не собираюсь ничего пересказывать Мауризу, Телесте или кому-нибудь другому.
Итак, запинаясь, я рассказал Палатине все, не избавляя себя ни от каких подробностей, потому что чувствовал себя в долгу перед ней. Кузина мало говорила, и выражение ее лица не изменилось. Это ей следовало стать императором или иерархом, а не Оросию и, уж конечно, не мне.
И когда я закончил, Палатина казалась очень печальной и взяла мою руку, что было ей больнее, чем мне, из-за остаточной магии Оросия, все еще глубоко въевшейся в мое тело.
– Я была не права, что так резко осудила тебя за твое молчание, Катан. Я предположила, что поскольку ты близнец Оросия, его брат, то в его обращении с тобой могло быть какое-то подобие человечности. Мне следовало знать. Оросий – чудовище, с кем бы он ни говорил. И вероятно, чем ближе мы ему, тем сильнее мы страдаем. Вот почему Аркадий живет в Океании: чтобы быть как можно дальше от Фетии.
Другие не поймут. Они не способны понять, потому что они не Тар'конантуры, потому что они видят императора только на расстоянии, – продолжала девушка. – Оросий сделал мне… нечто похожее. Та его проекция… это та же штука, которую он использовал, чтобы заменить меня на моих похоронах, когда все думали, что я убита. На самом деле Оросий меня похитил – может, потому что экзарх ему велел, я не знаю. Он забрал мою одежду и оставил меня в жутко холодной камере на несколько дней. И за все это время он вывел меня оттуда только один раз, чтобы опоить и использовать мою проекцию на похоронах. После чего пришел и сказал, что для мира я мертва и похоронена, а республиканское движение разваливается. Мне кажется, он собирался держать меня там неизвестно сколько, но на следующий день что-то изменилось. Оросий велел меня заковать, потом снова опоил… и больше я ничего не помню, пока не проснулась в крепости Гамилькара.
Я уставился на Палатину, с трудом веря тому, что она говорит. По коже у меня бежали мурашки.
– Я никогда никому не рассказывала и не расскажу, потому что для меня это было так же ужасно, как для тебя.
– Так же ужасно?
Я содрогнулся. Что бы ни сделал император мне, то, что описала Палатина, было в десять раз хуже. Она рассказала мне, хоть я и не спрашивал, тогда как я молчал и подверг всех опасности.
– Оросий никогда не использовал на мне магию, никогда не вмешивался в мой ум. Но мне бы не хватило храбрости упомянуть гарем. Ты легко отделался.
– Значит, это правда?
Палатина вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Абсолютно. Оросий отчаянно хочет обеспечить выживание династии. Или кто-то делает наложниц бесплодными, или он сам бесплоден, что меня бы не удивило. Все равно. Остаются вопросы – например, что делать дальше.
– Мы должны рассказать Мауризу и Телесте?
– Мы не можем ничего рассказать, не давая объяснений, а ты этого не хочешь, я знаю. И я бы не хотела. – Она подозрительно оглядела комнату. – Лиас и Персея заверили меня, что никто не подслушивает, и я уже заткнула здесь слуховое отверстие, но уверенности нет. Все-таки это дворец, и Сэганта захочет за нами присматривать. Это наверняка. Почему я раньше об этом не подумала? Теперь уже поздно.
– По-твоему, нас действительно подслушивают?
– Понятия не имею. Надеюсь, что нет. У Сэганты есть чувство чести. Возможно, избирательное чувство, но хорошо хоть какое-то есть.
– А люди императора? Чтобы узнать, где я, Оросий должен иметь здесь агента.
– Я не знаю, как он тебя нашел. – Кузина пожала плечами. – Я знаю, что Оросий не может подслушивать разговоры – однажды мы устроили ловушку, чтобы это выяснить, – поэтому все, что он знает о нас, он узнает от своих агентов. Этого достаточно. Сейчас Оросий загнал нас в угол, и он явно что-то планирует. Похоже, он хочет, чтобы мы чувствовали себя в ловушке. И думали, что он может упреждать любые наши шаги.
– Он может. Да и выбор у нас невелик. – Я слегка изменил положение. Тело будто налилось свинцом. Снадобье целителя подействовало, по крайней мере частично, но до сих пор не было такого положения, в котором я чувствовал бы себя удобно. И под простынями в этой закрытой комнате становилось душно и жарко. – Не могли бы мы… давай я тебе на ухо скажу. – Палатина наклонилась, и я прошептал: – Не могли бы мы уговорить Танаиса низложить его?
– Убедить Танаиса будет сложно, – с сомнением прошептала в ответ кузина, оставаясь близко от меня. Возможно, это попахивало мелодрамой, но я не хотел рисковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Я кивнул.
– Кто?
Я отвернулся, жалея, что не рассказал ей правду еще тогда, в Рал Тамаре, прежде чем все это началось, прежде чем все стало таким трудным.
– Мой брат.
– Что? – резко спросила Палатина, но я снова повернулся к ней, свирепо ее обрывая.
– Ты понятия не имеешь, как далеко он может дотянуться. Это была проекция, его образ. Однако достаточный, чтобы сделать это.
– Выходит, Оросий знает, кто ты такой и что ты здесь. – Кузина помолчала. – Что еще? Есть что-то еще, что ты не хочешь мне рассказать.
Бесполезно было пытаться что-нибудь скрыть от Палатины, и я сдался.
– Я уже встречался с ним однажды, у океанографов в Рал Тамаре.
– Ты уже встречался с ним и ничего нам не сказал? Но почему? Раз Оросий тебя нашел, он от тебя не отстанет. Должно быть, он следил за нами все это время.
Отсутствие упрека на лице Палатины лишь усилило мой стыд. Я не смог посмотреть ей в глаза.
– Он следит, – сказала кузина через минуту. – Он знает все, что мы делаем.
– Конечно, знает, – огрызнулся я в инстинктивной попытке защититься. – Тот Мауризов приспешник – Текла – работает непосредственно на него. Именно так Оросий нашел меня в первый раз.
– Алтана спаси и сохрани нас, Катан! Этот Текла – правая рука императора. Мне следовало уловить связь, но поскольку ты не рассказал мне, мы сунули головы в пасть льва. – Ее жестокая откровенность была лучше притворного сочувствия, но легче от нее не стало. – Есть какая-нибудь причина, почему ты до сих пор ничего не говорил?
Я очень медленно покачал головой, всей душой сожалея, что мне не хватило мужества рассказать ей все в тот первый раз, даже после того, что случилось.
– Оба раза он меня… раздавил, – неубедительно закончил я, не желая использовать более точные слова.
Почему все это путешествие я был таким трусом? Почему не мог решать за себя, позволяя Мауризу и Телесте тащить меня с собой, как они того хотели? Все, что я сделал, было таким жалким, таким слабым. Я был ничем не лучше своего настоящего отца.
– Оросий настолько меня превосходит, что я против него бессилен.
– Катан, – медленно проговорила Палатина, – я думаю, самое малое, что ты мог бы сделать – это рассказать мне, что именно случилось оба раза. Я знаю, тебе больно об этом говорить, но это поможет. Что бы ты ни сделал, я по-прежнему твой друг. И я не собираюсь ничего пересказывать Мауризу, Телесте или кому-нибудь другому.
Итак, запинаясь, я рассказал Палатине все, не избавляя себя ни от каких подробностей, потому что чувствовал себя в долгу перед ней. Кузина мало говорила, и выражение ее лица не изменилось. Это ей следовало стать императором или иерархом, а не Оросию и, уж конечно, не мне.
И когда я закончил, Палатина казалась очень печальной и взяла мою руку, что было ей больнее, чем мне, из-за остаточной магии Оросия, все еще глубоко въевшейся в мое тело.
– Я была не права, что так резко осудила тебя за твое молчание, Катан. Я предположила, что поскольку ты близнец Оросия, его брат, то в его обращении с тобой могло быть какое-то подобие человечности. Мне следовало знать. Оросий – чудовище, с кем бы он ни говорил. И вероятно, чем ближе мы ему, тем сильнее мы страдаем. Вот почему Аркадий живет в Океании: чтобы быть как можно дальше от Фетии.
Другие не поймут. Они не способны понять, потому что они не Тар'конантуры, потому что они видят императора только на расстоянии, – продолжала девушка. – Оросий сделал мне… нечто похожее. Та его проекция… это та же штука, которую он использовал, чтобы заменить меня на моих похоронах, когда все думали, что я убита. На самом деле Оросий меня похитил – может, потому что экзарх ему велел, я не знаю. Он забрал мою одежду и оставил меня в жутко холодной камере на несколько дней. И за все это время он вывел меня оттуда только один раз, чтобы опоить и использовать мою проекцию на похоронах. После чего пришел и сказал, что для мира я мертва и похоронена, а республиканское движение разваливается. Мне кажется, он собирался держать меня там неизвестно сколько, но на следующий день что-то изменилось. Оросий велел меня заковать, потом снова опоил… и больше я ничего не помню, пока не проснулась в крепости Гамилькара.
Я уставился на Палатину, с трудом веря тому, что она говорит. По коже у меня бежали мурашки.
– Я никогда никому не рассказывала и не расскажу, потому что для меня это было так же ужасно, как для тебя.
– Так же ужасно?
Я содрогнулся. Что бы ни сделал император мне, то, что описала Палатина, было в десять раз хуже. Она рассказала мне, хоть я и не спрашивал, тогда как я молчал и подверг всех опасности.
– Оросий никогда не использовал на мне магию, никогда не вмешивался в мой ум. Но мне бы не хватило храбрости упомянуть гарем. Ты легко отделался.
– Значит, это правда?
Палатина вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Абсолютно. Оросий отчаянно хочет обеспечить выживание династии. Или кто-то делает наложниц бесплодными, или он сам бесплоден, что меня бы не удивило. Все равно. Остаются вопросы – например, что делать дальше.
– Мы должны рассказать Мауризу и Телесте?
– Мы не можем ничего рассказать, не давая объяснений, а ты этого не хочешь, я знаю. И я бы не хотела. – Она подозрительно оглядела комнату. – Лиас и Персея заверили меня, что никто не подслушивает, и я уже заткнула здесь слуховое отверстие, но уверенности нет. Все-таки это дворец, и Сэганта захочет за нами присматривать. Это наверняка. Почему я раньше об этом не подумала? Теперь уже поздно.
– По-твоему, нас действительно подслушивают?
– Понятия не имею. Надеюсь, что нет. У Сэганты есть чувство чести. Возможно, избирательное чувство, но хорошо хоть какое-то есть.
– А люди императора? Чтобы узнать, где я, Оросий должен иметь здесь агента.
– Я не знаю, как он тебя нашел. – Кузина пожала плечами. – Я знаю, что Оросий не может подслушивать разговоры – однажды мы устроили ловушку, чтобы это выяснить, – поэтому все, что он знает о нас, он узнает от своих агентов. Этого достаточно. Сейчас Оросий загнал нас в угол, и он явно что-то планирует. Похоже, он хочет, чтобы мы чувствовали себя в ловушке. И думали, что он может упреждать любые наши шаги.
– Он может. Да и выбор у нас невелик. – Я слегка изменил положение. Тело будто налилось свинцом. Снадобье целителя подействовало, по крайней мере частично, но до сих пор не было такого положения, в котором я чувствовал бы себя удобно. И под простынями в этой закрытой комнате становилось душно и жарко. – Не могли бы мы… давай я тебе на ухо скажу. – Палатина наклонилась, и я прошептал: – Не могли бы мы уговорить Танаиса низложить его?
– Убедить Танаиса будет сложно, – с сомнением прошептала в ответ кузина, оставаясь близко от меня. Возможно, это попахивало мелодрамой, но я не хотел рисковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138