Мы подъедем с противоположной от трибун стороны, и я возьму у Марка Уитни лошадь. Долли договорится с Оксоном, что официальный патруль прибудет завтра... Долли, предложите ему, чтобы он отвел патрульным теплую комнату. Тогда ему придется включить центральное отопление.
— Патруль в пятницу и в субботу? — спросил Рэднор.
— Полная охрана. Столько людей, сколько лорд Хегборн согласится оплачивать. Зрители на трибунах сделают игру в кошки-мышки невозможной.
— Правильно, — решительно подтвердил Рэднор. — Договорились.
Когда Долли, Чико и я выходили, он остановил меня:
— Сид, ты не возражаешь, если я еще раз посмотрю эти фотографии? Пришли их мне с рассыльным Джонсом, если они тебе больше не нужны.
— Хорошо. Я так долго на них смотрел, что выучил наизусть. Держу пари, вы тотчас заметите то, что я пропустил.
— Так часто бывает, — кивнул Рэднор. — Всегда полезно окинуть факты свежим взглядом.
Мы втроем вернулись в отдел скачек, и я с помощью телефонистки нашел рассыльного Джонса, который был в отделе розыска пропавших лиц. Пока он спускался, я снова пересмотрел все снимки. Отчет о движении акций, сводный список банковских счетов, письма Болта, десятифунтовые банкноты и два листа с датами, инициалами и цифрами. С самого начала было ясно, что это отчет о расходах с расписками. Но теперь я кое-что мог расшифровать. Некий У.Л.Б. регулярно в течение года получал по пятьдесят фунтов в месяц. Последний раз он получил деньги за четыре дня до того, как Уильям Лесли Бринтон нашел кратчайший выход из тупика, в который его загнали. Шестьсот фунтов — цена жизни человека.
Большинство других инициалов ни о чем мне не говорило, кроме последних в списке. Д.Р.С. Очень похоже, что они принадлежат водителю цистерны. Первые сто фунтов Д.Р.С. получил накануне того дня, когда в Сибери перевернулась цистерна, и за день до того, как Крей приехал в Эйнсфорд на уик-энд.
В следующей строчке, последней на втором листе, против Д.Р.С. стояла сумма в сто пятьдесят фунтов и дата — вторник после того уик-энда, когда я сделал фотографии. Именно во вторник Смит ушел с работы, упаковал вещи и скрылся.
Среди инициалов постоянно попадались два полных имени, Лео и Фред. Видимо, каждый из них получал свои деньги регулярно, как жалованье. Один из них и был тем огромным парнем, который приходил к Марвину Бринтону. Один из них был и тем большим боссом, который послал Эндрюса с револьвером в офис агентства на Кромвель-роуд.
Мне предстояло предъявить счет или Лео, или Фреду.
Наконец появился рассыльный Джонс. Я отдал ему фотографии.
— А где наш кофе, маленькая сопливая лысуха? — грубо спросил Чико. Когда Джонс разносил кофе, мы были внизу, у Рэднора.
— Лысуха — от слова «лысый», — сухо заметила Долли, глядя на роскошные локоны Джонса.
Джонс непечатно объяснил Чико, где тот может найти свой кофе.
Чико в ярости взмахнул кулаком над головой рассыльного Джонса, тот отскочил в сторону и оскорбительно захохотал. Фотографии взлетели вверх и веером разлетелись по комнате.
— Да прекратите, черт возьми! — закричала Долли, когда большая фотография упала на ее стол.
— Сначала сопли подотри, а потом лезь ко мне. — Последнее слово осталось за Джонсом, и в прекрасном настроении он принялся помогать Долли и мне собирать фотографии. Запихав их в пакет и довольно ухмыляясь, он ушел.
— Чико, — строго сказала Долли, — зачем ты затеял свару?
— Твоя материнская забота у меня поперек горла стоит, — огрызнулся Чико.
Долли закусила губу и отвела взгляд. Чико вызывающе уставился на меня, прекрасно осознавая, что он начал первый и был не прав.
— Будто коты на крыше, — равнодушно проговорил я.
Чико не сумел быстро придумать достойный ответ, скорчил рожу и вышел из комнаты. Представление закончилось. Офис вернулся к нормальной жизни. Машинистки застучали по клавишам, заработали магнитофоны, сотрудники схватились за телефоны. Долли, вздохнув, начала составлять график патрулирования Сибери. Я сидел и думал о Лео. Или о Фреде.
Немного спустя я поднялся в Bona fides. Обычный гул телефонных разговоров висел в воздухе. Джордж, погруженный в таинственную беседу о шариках против моли, увидев меня, покачал головой. Джек Коупленд, одетый в очередной поношенный пуловер, в перерыве между двумя звонками выкроил минутку и сообщил, что по Крею никаких новостей.
— Этот тип, — сказал Джек, — профессионально скрыл все следы того, что было десять лет назад. Но если хотите, мы будем копать глубже.
— Конечно, хочу.
Я поднялся в отдел розыска пропавших лиц. Сэмми тоже покачал головой: о Смите ничего не известно — еще рано.
Рассчитав, что Марк Уитни уже должен вернуться со второй тренировки лошадей, я позвонил ему домой и попросил одолжить старого скакуна, вышедшего на покой.
— Конечно, бери. А для чего?
Я объяснил для чего.
— Тогда тебе лучше взять и фургон, в котором мы перевозим лошадей, — решил он. — Если ночью начнется дождь, ты спрячешься в фургон и не промокнешь.
— Но разве он не нужен тебе самому? Тем более, прогноз обещает сухую и ясную погоду.
— Он мне понадобится только в пятницу утром. До соревнований в Сибери все мои лошади будут дома. А в Сибери я пошлю только одного скакуна, представляешь? Хотя ипподром прямо у меня под носом. Владельцы не хотят заявлять лошадей в Сибери. И в субботу мне придется тащиться в Бенбери. Чертовски глупо, у порога начинается прекрасная скаковая дорожка, а я поеду на худшую за тридевять земель.
— А какая лошадь побежит в Сибери?
Марк рад был выговориться и выдал мне полную и неприглядную правду о полуслепой, абсолютно тупой и плохо прыгающей каурой кобыле, с которой он надеется выиграть скачки новичков. Зная его, я подумал, что, скорее всего, и выиграет. Договорившись, что мы с Чико приедем к нему сегодня в восемь вечера, я повесил трубку.
Потом я ушел из офиса и на метро отправился в Сити, в библиотеку Торговой палаты, где попросил материалы по ипподрому Сибери. За длинным столом в пронумерованном кресле, окруженный энергичными клерками, мужчинами и женщинами, обложенными книгами и делавшими пространные выписки, я изучал последний список акционеров. Кроме Крея и его союзников, которых я узнавал по псевдонимам, помня наизусть отчет о движении акций, никто из инвесторов не владел большим пакетом акций: у каждого было не более трех процентов от общего количества. А три процента означали примерно две с половиной тысячи фунтов, которые лежали без движения и не приносили ни пенни дивидендов. Легко понять, почему держатели не хотели увеличивать свой пакет акций.
Имя Фотертона в списке не значилось, хотя это еще ни о чем не говорило, потому что некоторые акции покупались анонимно и могли принадлежать кому угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Патруль в пятницу и в субботу? — спросил Рэднор.
— Полная охрана. Столько людей, сколько лорд Хегборн согласится оплачивать. Зрители на трибунах сделают игру в кошки-мышки невозможной.
— Правильно, — решительно подтвердил Рэднор. — Договорились.
Когда Долли, Чико и я выходили, он остановил меня:
— Сид, ты не возражаешь, если я еще раз посмотрю эти фотографии? Пришли их мне с рассыльным Джонсом, если они тебе больше не нужны.
— Хорошо. Я так долго на них смотрел, что выучил наизусть. Держу пари, вы тотчас заметите то, что я пропустил.
— Так часто бывает, — кивнул Рэднор. — Всегда полезно окинуть факты свежим взглядом.
Мы втроем вернулись в отдел скачек, и я с помощью телефонистки нашел рассыльного Джонса, который был в отделе розыска пропавших лиц. Пока он спускался, я снова пересмотрел все снимки. Отчет о движении акций, сводный список банковских счетов, письма Болта, десятифунтовые банкноты и два листа с датами, инициалами и цифрами. С самого начала было ясно, что это отчет о расходах с расписками. Но теперь я кое-что мог расшифровать. Некий У.Л.Б. регулярно в течение года получал по пятьдесят фунтов в месяц. Последний раз он получил деньги за четыре дня до того, как Уильям Лесли Бринтон нашел кратчайший выход из тупика, в который его загнали. Шестьсот фунтов — цена жизни человека.
Большинство других инициалов ни о чем мне не говорило, кроме последних в списке. Д.Р.С. Очень похоже, что они принадлежат водителю цистерны. Первые сто фунтов Д.Р.С. получил накануне того дня, когда в Сибери перевернулась цистерна, и за день до того, как Крей приехал в Эйнсфорд на уик-энд.
В следующей строчке, последней на втором листе, против Д.Р.С. стояла сумма в сто пятьдесят фунтов и дата — вторник после того уик-энда, когда я сделал фотографии. Именно во вторник Смит ушел с работы, упаковал вещи и скрылся.
Среди инициалов постоянно попадались два полных имени, Лео и Фред. Видимо, каждый из них получал свои деньги регулярно, как жалованье. Один из них и был тем огромным парнем, который приходил к Марвину Бринтону. Один из них был и тем большим боссом, который послал Эндрюса с револьвером в офис агентства на Кромвель-роуд.
Мне предстояло предъявить счет или Лео, или Фреду.
Наконец появился рассыльный Джонс. Я отдал ему фотографии.
— А где наш кофе, маленькая сопливая лысуха? — грубо спросил Чико. Когда Джонс разносил кофе, мы были внизу, у Рэднора.
— Лысуха — от слова «лысый», — сухо заметила Долли, глядя на роскошные локоны Джонса.
Джонс непечатно объяснил Чико, где тот может найти свой кофе.
Чико в ярости взмахнул кулаком над головой рассыльного Джонса, тот отскочил в сторону и оскорбительно захохотал. Фотографии взлетели вверх и веером разлетелись по комнате.
— Да прекратите, черт возьми! — закричала Долли, когда большая фотография упала на ее стол.
— Сначала сопли подотри, а потом лезь ко мне. — Последнее слово осталось за Джонсом, и в прекрасном настроении он принялся помогать Долли и мне собирать фотографии. Запихав их в пакет и довольно ухмыляясь, он ушел.
— Чико, — строго сказала Долли, — зачем ты затеял свару?
— Твоя материнская забота у меня поперек горла стоит, — огрызнулся Чико.
Долли закусила губу и отвела взгляд. Чико вызывающе уставился на меня, прекрасно осознавая, что он начал первый и был не прав.
— Будто коты на крыше, — равнодушно проговорил я.
Чико не сумел быстро придумать достойный ответ, скорчил рожу и вышел из комнаты. Представление закончилось. Офис вернулся к нормальной жизни. Машинистки застучали по клавишам, заработали магнитофоны, сотрудники схватились за телефоны. Долли, вздохнув, начала составлять график патрулирования Сибери. Я сидел и думал о Лео. Или о Фреде.
Немного спустя я поднялся в Bona fides. Обычный гул телефонных разговоров висел в воздухе. Джордж, погруженный в таинственную беседу о шариках против моли, увидев меня, покачал головой. Джек Коупленд, одетый в очередной поношенный пуловер, в перерыве между двумя звонками выкроил минутку и сообщил, что по Крею никаких новостей.
— Этот тип, — сказал Джек, — профессионально скрыл все следы того, что было десять лет назад. Но если хотите, мы будем копать глубже.
— Конечно, хочу.
Я поднялся в отдел розыска пропавших лиц. Сэмми тоже покачал головой: о Смите ничего не известно — еще рано.
Рассчитав, что Марк Уитни уже должен вернуться со второй тренировки лошадей, я позвонил ему домой и попросил одолжить старого скакуна, вышедшего на покой.
— Конечно, бери. А для чего?
Я объяснил для чего.
— Тогда тебе лучше взять и фургон, в котором мы перевозим лошадей, — решил он. — Если ночью начнется дождь, ты спрячешься в фургон и не промокнешь.
— Но разве он не нужен тебе самому? Тем более, прогноз обещает сухую и ясную погоду.
— Он мне понадобится только в пятницу утром. До соревнований в Сибери все мои лошади будут дома. А в Сибери я пошлю только одного скакуна, представляешь? Хотя ипподром прямо у меня под носом. Владельцы не хотят заявлять лошадей в Сибери. И в субботу мне придется тащиться в Бенбери. Чертовски глупо, у порога начинается прекрасная скаковая дорожка, а я поеду на худшую за тридевять земель.
— А какая лошадь побежит в Сибери?
Марк рад был выговориться и выдал мне полную и неприглядную правду о полуслепой, абсолютно тупой и плохо прыгающей каурой кобыле, с которой он надеется выиграть скачки новичков. Зная его, я подумал, что, скорее всего, и выиграет. Договорившись, что мы с Чико приедем к нему сегодня в восемь вечера, я повесил трубку.
Потом я ушел из офиса и на метро отправился в Сити, в библиотеку Торговой палаты, где попросил материалы по ипподрому Сибери. За длинным столом в пронумерованном кресле, окруженный энергичными клерками, мужчинами и женщинами, обложенными книгами и делавшими пространные выписки, я изучал последний список акционеров. Кроме Крея и его союзников, которых я узнавал по псевдонимам, помня наизусть отчет о движении акций, никто из инвесторов не владел большим пакетом акций: у каждого было не более трех процентов от общего количества. А три процента означали примерно две с половиной тысячи фунтов, которые лежали без движения и не приносили ни пенни дивидендов. Легко понять, почему держатели не хотели увеличивать свой пакет акций.
Имя Фотертона в списке не значилось, хотя это еще ни о чем не говорило, потому что некоторые акции покупались анонимно и могли принадлежать кому угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67