За моей спиной раздался разъяренный рев Крея, когда он влетел в темную комнату и наступил на банку. Пока они выбирались в коридор, распинывая банки, я уже был в маленьком холле перед кухней.
Кухни — для меня самое безопасное место, потому что в них много мест, где можно спрятаться, и много выходов. Но оставаться здесь не имело смысла, раз я уже все осмотрел.
Я помчался дальше, провел две тревожные минуты в бойлерной, потому что второй выход из нее вел в тупик, в кладовку, где стояли пустые бочки из-под топлива с трубками и измерительными приборами. Бочки плотно громоздились возле стены, и спрятаться здесь было бы негде. Гудел бойлер, потому что центральное отопление включили на всю ночь.
Весовая была еще хуже: слишком велика, и в ней, кроме столов, стульев, инструкций на стенах и самих весов, ничего не было. Рядом в раздевалке на крючках висели седла, от еще не остывшей после дневной топки плиты исходило тепло, и в большой корзине лежали шлемы, сапоги и другая экипировка жокеев, оставленная на ночь служителями. Грязная чашка и молочник. Номер журнала «Плейбой». Несколько плащей. На вешалке — разноцветная форма. Над плитой на веревке сохли выстиранные бриджи. Из всех мест на ипподроме здесь я чувствовал себя лучше всего, это был мой дом, где я хотел бы спрятать голову в песок, как страус. Но второй выход из раздевалки вел в умывальную комнату. Еще один тупик.
Из весовой дверь напротив раздевалки вела в комнату стюардов, где в прошлом я, как и все жокеи, давал объяснения, если подозревался в нарушении правил. Почти пустая комната, в центре — большой стол, вокруг него — стулья, фотографии лошадей на стенах, маленький потертый ковер. На столе лежали личные вещи стюардов. Спрятаться было негде.
Несколько дверей оказались запертыми, несмотря на то, что Оксон оставил ключи дома. Связка отмычек, как обычно, была у меня в кармане, и я позволил себе провести две минуты и отдышаться в баре для стюардов. Его превратили в винный склад. Ряды ящиков с виски, шампанским, вином и пивом высились от пола до потолка, а рядом стоял столик на колесиках, чтобы развозить бутылки по барам. Меня мучило искушение остаться здесь до утра, пока не придут служащие. Это единственная дверь, за которой Оксон не стал бы искать Сида Холли.
В винном складе можно было не опасаться преследователей. Но с другой стороны, хотя мне ничего не грозило, угроза ипподрому не стала меньше. Я неохотно оставил надежное убежище и не стал терять времени, запирая дверь. Прижимаясь к стене, я решил подняться наверх и осмотреть все помещения там. На втором этаже было тепло, спокойно, горели все лампочки. Я не стал их выключать: наблюдатель из машины сразу заметил бы, что свет погас, и точно определил, где я.
Здесь тоже ничего не вызывало подозрений. По одну сторону центрального холла располагалась большая комната, в которой стюарды проводили собрания и завтракали. По другую — что-то вроде гостиной, обставленной светлыми креслами и с двумя гардеробами в глубине. Двойные застекленные двери из холла вели в ложу над трибунами. Специальная ложа с прекрасным обзором всего ипподрома для стюардов Национального охотничьего комитета и высокопоставленных гостей.
Туда я и пошел. Диверсия в королевской ложе, когда в ней никого нет, соревнования не остановит. И кроме того, наблюдатель в машине заметил бы, как я открываю дверь.
Из холла через обеденную комнату я попал в сервировочную. Там я увидел буфеты с тарелками, бокалами, ножами и, главное, — второй выход. Маленький подъемник, поднимавшийся и спускавшийся на веревках, соединял сервировочную с кухнями. Такой же подъемник для бумаг работает в офисе на Кромвель-роуд. «Работал, — мысленно поправил я себя, — до того, как там взорвали бомбу».
Из кухни внизу через люк лифта доносились сердитые голоса Крея и Оксона, перемежаемые чьим-то бормотанием — похоже, третий спорил с ними. Теперь, зная, где они, я уверенно спустился вниз. Но тревога не оставляла меня. В главном здании я не нашел никакой угрозы для ипподрома. А если они что-то устроили на скаковой дорожке? Я не представлял, как сумею предотвратить несчастье там.
Пока я, не зная, на что решиться, стоял в коридоре, дверь кухни открылась, и оттуда донесся громкий голос Крея. Я нырнул в ближайшую дверь и попал в дамский туалет. Из него не было второго выхода — только два ряда кабинок с дверями, не доходившими до пола, раковины, над ними зеркала, стойка, как в баре, и за ней круглая вешалка с плечиками для пальто.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Я спрятался за стойкой и скорчился в углу. Дверь распахнулась.
— Его здесь нет, — сказал Крей. — Свет не выключен.
— Я заглядывал сюда минут пять назад, — подтвердил Оксон.
Они захлопнули дверь, шаги постепенно затихли.
Я снова начал дышать, и бешено бьющееся сердце несколько успокоилось. Но всего на одну секунду. В противоположном конце комнаты кто-то кашлянул.
Я похолодел, не в силах поверить в это. Ведь когда я вошел, здесь никого не было. И ни Крей, ни Оксон не задержались на пороге... В ужасе я прислушался.
Снова кашель. Мягкий. Один раз.
Замерев, я ждал продолжения. Ничего. Ни дыхания. Ни шелеста одежды. Ни шороха движений. Я ничего не понимал. Если кто-то в комнате знал, что я спрятался за стойкой, почему он никак не отреагировал? Если не знал, то почему этот кто-то так неестественно беззвучен?
Наконец, стиснув зубы, я встал. Комната была пуста.
И в ту же секунду снова раздался кашель. Сейчас, когда стойка не мешала мне как следует слышать, я сразу определил направление, откуда исходит звук, и быстро повернулся, но там никого не было.
Я подошел к раковинам и заглянул в них. Из одного крана капала вода. И пока я смотрел на него, кран кашлянул. Чуть не засмеявшись от облегчения, я протянул руку, чтобы завернуть его.
Ручка крана оказалась очень горячей. Удивившись, я пустил воду. Струйка, полная воздушных пузырьков, потекла в раковину. И вправду очень горячая. От пара чуть запотело зеркало. «Какая глупость, — подумал я, снова заворачивая кран. — Кому нужна среди ночи такая горячая вода?»
Боже! Бойлер!
Глава 16
Крей и Оксон продолжали свой так называемый методический осмотр, хотя только что не заметили меня в дамском туалете. Теперь они шли от секции стюардов к местам букмекеров. Бойлер, как и я, остались в противоположном конце коридора, который они уже осмотрели. Выключив свет в дамской комнате, я осторожно пересек коридор и через кухню, столовую стюардов и мужские гардеробы вернулся в бойлерную.
Я знал, что за стеной бойлерной слева расположена весовая, а рядом с ней раздевалка. Когда тихо, как сейчас из обеих этих комнат можно слышать приглушенный рев бойлера.
Свет, который я выключил, снова горел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Кухни — для меня самое безопасное место, потому что в них много мест, где можно спрятаться, и много выходов. Но оставаться здесь не имело смысла, раз я уже все осмотрел.
Я помчался дальше, провел две тревожные минуты в бойлерной, потому что второй выход из нее вел в тупик, в кладовку, где стояли пустые бочки из-под топлива с трубками и измерительными приборами. Бочки плотно громоздились возле стены, и спрятаться здесь было бы негде. Гудел бойлер, потому что центральное отопление включили на всю ночь.
Весовая была еще хуже: слишком велика, и в ней, кроме столов, стульев, инструкций на стенах и самих весов, ничего не было. Рядом в раздевалке на крючках висели седла, от еще не остывшей после дневной топки плиты исходило тепло, и в большой корзине лежали шлемы, сапоги и другая экипировка жокеев, оставленная на ночь служителями. Грязная чашка и молочник. Номер журнала «Плейбой». Несколько плащей. На вешалке — разноцветная форма. Над плитой на веревке сохли выстиранные бриджи. Из всех мест на ипподроме здесь я чувствовал себя лучше всего, это был мой дом, где я хотел бы спрятать голову в песок, как страус. Но второй выход из раздевалки вел в умывальную комнату. Еще один тупик.
Из весовой дверь напротив раздевалки вела в комнату стюардов, где в прошлом я, как и все жокеи, давал объяснения, если подозревался в нарушении правил. Почти пустая комната, в центре — большой стол, вокруг него — стулья, фотографии лошадей на стенах, маленький потертый ковер. На столе лежали личные вещи стюардов. Спрятаться было негде.
Несколько дверей оказались запертыми, несмотря на то, что Оксон оставил ключи дома. Связка отмычек, как обычно, была у меня в кармане, и я позволил себе провести две минуты и отдышаться в баре для стюардов. Его превратили в винный склад. Ряды ящиков с виски, шампанским, вином и пивом высились от пола до потолка, а рядом стоял столик на колесиках, чтобы развозить бутылки по барам. Меня мучило искушение остаться здесь до утра, пока не придут служащие. Это единственная дверь, за которой Оксон не стал бы искать Сида Холли.
В винном складе можно было не опасаться преследователей. Но с другой стороны, хотя мне ничего не грозило, угроза ипподрому не стала меньше. Я неохотно оставил надежное убежище и не стал терять времени, запирая дверь. Прижимаясь к стене, я решил подняться наверх и осмотреть все помещения там. На втором этаже было тепло, спокойно, горели все лампочки. Я не стал их выключать: наблюдатель из машины сразу заметил бы, что свет погас, и точно определил, где я.
Здесь тоже ничего не вызывало подозрений. По одну сторону центрального холла располагалась большая комната, в которой стюарды проводили собрания и завтракали. По другую — что-то вроде гостиной, обставленной светлыми креслами и с двумя гардеробами в глубине. Двойные застекленные двери из холла вели в ложу над трибунами. Специальная ложа с прекрасным обзором всего ипподрома для стюардов Национального охотничьего комитета и высокопоставленных гостей.
Туда я и пошел. Диверсия в королевской ложе, когда в ней никого нет, соревнования не остановит. И кроме того, наблюдатель в машине заметил бы, как я открываю дверь.
Из холла через обеденную комнату я попал в сервировочную. Там я увидел буфеты с тарелками, бокалами, ножами и, главное, — второй выход. Маленький подъемник, поднимавшийся и спускавшийся на веревках, соединял сервировочную с кухнями. Такой же подъемник для бумаг работает в офисе на Кромвель-роуд. «Работал, — мысленно поправил я себя, — до того, как там взорвали бомбу».
Из кухни внизу через люк лифта доносились сердитые голоса Крея и Оксона, перемежаемые чьим-то бормотанием — похоже, третий спорил с ними. Теперь, зная, где они, я уверенно спустился вниз. Но тревога не оставляла меня. В главном здании я не нашел никакой угрозы для ипподрома. А если они что-то устроили на скаковой дорожке? Я не представлял, как сумею предотвратить несчастье там.
Пока я, не зная, на что решиться, стоял в коридоре, дверь кухни открылась, и оттуда донесся громкий голос Крея. Я нырнул в ближайшую дверь и попал в дамский туалет. Из него не было второго выхода — только два ряда кабинок с дверями, не доходившими до пола, раковины, над ними зеркала, стойка, как в баре, и за ней круглая вешалка с плечиками для пальто.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Я спрятался за стойкой и скорчился в углу. Дверь распахнулась.
— Его здесь нет, — сказал Крей. — Свет не выключен.
— Я заглядывал сюда минут пять назад, — подтвердил Оксон.
Они захлопнули дверь, шаги постепенно затихли.
Я снова начал дышать, и бешено бьющееся сердце несколько успокоилось. Но всего на одну секунду. В противоположном конце комнаты кто-то кашлянул.
Я похолодел, не в силах поверить в это. Ведь когда я вошел, здесь никого не было. И ни Крей, ни Оксон не задержались на пороге... В ужасе я прислушался.
Снова кашель. Мягкий. Один раз.
Замерев, я ждал продолжения. Ничего. Ни дыхания. Ни шелеста одежды. Ни шороха движений. Я ничего не понимал. Если кто-то в комнате знал, что я спрятался за стойкой, почему он никак не отреагировал? Если не знал, то почему этот кто-то так неестественно беззвучен?
Наконец, стиснув зубы, я встал. Комната была пуста.
И в ту же секунду снова раздался кашель. Сейчас, когда стойка не мешала мне как следует слышать, я сразу определил направление, откуда исходит звук, и быстро повернулся, но там никого не было.
Я подошел к раковинам и заглянул в них. Из одного крана капала вода. И пока я смотрел на него, кран кашлянул. Чуть не засмеявшись от облегчения, я протянул руку, чтобы завернуть его.
Ручка крана оказалась очень горячей. Удивившись, я пустил воду. Струйка, полная воздушных пузырьков, потекла в раковину. И вправду очень горячая. От пара чуть запотело зеркало. «Какая глупость, — подумал я, снова заворачивая кран. — Кому нужна среди ночи такая горячая вода?»
Боже! Бойлер!
Глава 16
Крей и Оксон продолжали свой так называемый методический осмотр, хотя только что не заметили меня в дамском туалете. Теперь они шли от секции стюардов к местам букмекеров. Бойлер, как и я, остались в противоположном конце коридора, который они уже осмотрели. Выключив свет в дамской комнате, я осторожно пересек коридор и через кухню, столовую стюардов и мужские гардеробы вернулся в бойлерную.
Я знал, что за стеной бойлерной слева расположена весовая, а рядом с ней раздевалка. Когда тихо, как сейчас из обеих этих комнат можно слышать приглушенный рев бойлера.
Свет, который я выключил, снова горел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67