У нее даже мышцы сводило от страха.
Двойные двери в гостиную были распахнуты настежь, и Кесси успела мельком заметить золотистый узор бумажных обоев и алые с золотым рисунком шторы. У камина стояли двое мужчин, одетые в костюмы для верховой езды. У одного была тяжелая челюсть и обширная лысина. Другой стоял так гордо и прямо, словно ему было всего двадцать, хотя серебряные нити в волосах выдавали его солидный возраст. Услышав шаги, он повернулся, так что Кесси могла рассмотреть орлиные черты и обдающие холодом глаза старого джентльмена. Она поняла: это отец Габриэля…
Оба господина сразу же замолчали, едва Габриэль и Кесси вошли в комнату. Габриэль остановился у дверей.
— Ваша светлость… — Он медленно кивнул головой, на миг склонив ее в приветствии.
— Наконец-то! Тебе давно пора было объявиться. Я уже начал волноваться, что ты решил навсегда остаться у проклятых янки! — Сверкнули сталью серые глаза.
На губах Габриэля появилась улыбка, которую Кесси уже успела узнать и считала ее исключительно опасной.
— Что ты, папа! Откуда такие мысли? Мне подобное и в голову никогда не приходило!
Лицо Эдмунда Синклера выражало крайнее неодобрение.
— Как обычно, твое пренебрежение правилами приличия не имеет предела, — едко заметил он. — Если не возражаешь, мы уединимся втроем? — Глаза его метнули искры на Кесси. — Чтобы обсудить кое-что исключительно важное. Точнее — то, что связано с твоей свадьбой.
Опасная улыбка на губах Габриэля расплылась еще шире.
— А я как раз и приехал поговорить о моей свадьбе, папа! — Он слегка подтолкнул Кесси вперед. — Позволь, дорогая, представить тебе моего отца, Эдмунда Синклера, герцога Шарли, а также Реджинальда Лэтема, герцога Уоррентона. Джентльмены… это Кесси, моя красавица жена, из Америки.
Молчание, наступившее после этих слов, было предгрозовым, словно затишье перед штормом. Казалось, воздух набух напряжением и пульсировал, как живой. Впервые со времени отъезда из Чарлстона Кесси вдруг с тоской и ужасом подумала, что, наверное, было все же мудрее и безопаснее остаться у Черного Джека…
— Жена?! — завопил вдруг Уоррентон, первым нарушив молчание. У него от возмущения даже выступили вены на висках. — Если это какая-то извращенная шутка, то уверяю вас, мне совсем не смешно!
— Клянусь, ваша светлость, что и не собирался никого развлекать. Я совершенно не расположен шутить на эту тему. Кесси — моя жена уже больше месяца. Мы поженились в Чарлстоне, и, надеюсь, вы прекрасно понимаете, почему я не мог устоять. Кто бы не ослеп от такой красоты?
Он коснулся пальцем ее щеки, но жест был демонстративной пародией на нежность. Кесси застыла на месте подобно изваянию изо льда.
Уоррентон взвился и закричал:
— Вы должны были жениться на моей дочери! Боже милостивый, да я вызову вас на дуэль за такое святотатство! На что Габриэль ответил с убийственной вежливостью:
— Как пожелаете, ваша светлость. Но я просил, чтобы о нашей свадьбе не объявляли, пока я не вернусь из Америки. Значит, мою просьбу не выполнили?
В комнате повисла оглушительная тишина. Ее прервал голос Эдмунда:
— Мы не делали объявления о свадьбе.
— Тогда не понимаю, к чему такая крайность, как дуэль, ваша светлость. Я не обесчестил и не опозорил леди Эвелин. Ей не придется страдать от сплетен, поскольку никто, кроме присутствующих в данной комнате, и понятия не имеет, что такая свадьба вообще задумывалась. А если здраво рассудить, то никому бы и в голову не пришла идиотская мысль, что я женюсь на ней вместо брата. С вашей стороны будет сущим безумием устраивать скандал по этому поводу. Только привлечете никому не нужное внимание ко мне и леди Эвелин. Но это, конечно, на ваше усмотрение, ваша светлость… — В голосе Габриэля прозвучала откровенная издевка.
— Он прав, Реджинальд. Если ты вызовешь его на дуэль, то лишь рискуешь навлечь неприятности на обе наши семьи. Нам этот скандал ни к чему. — Тон Эдмунда оставался ровным и бесцветным. — Я не хочу вражды между нами. Если это как-то успокоит тебя, то мы можем обсудить… некоторую… э-э… денежную компенсацию.
Уоррентон схватил свой кнут со стула. Он уже не был таким пунцовым, как вначале, но все еще кипел от ярости.
— Можешь быть уверен, Эдмунд, — рявкнул он, — я скоро свяжусь с тобой!
Резко повернувшись, он покинул гостиную.
После его ухода в комнате воцарилось гнетущее молчание. Кесси хотелось лишь одного: убежать отсюда без оглядки и спрятаться подальше и понадежнее, но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно приросла к полу.
Эдмунд повернул голову и уставился на парочку с такой яростью, что его трясло.
— Американка! — гневно выплюнул он. — Как ты мог? Зная, что я ненавижу само это слово, не говоря уж о нации, которую оно олицетворяет… Даже презренная француженка и то была бы предпочтительнее, чем американка. — В его устах это слово приобрело какое-то непристойное значение, словно это была нация маньяков и убийц. — Клянусь Богом, я не потерплю этого! Слышишь, Габриэль? Я не потерплю этого!
Черты лица Габриэля были жесткими, словно высеченными из мрамора,
— Наш брак освящен церковью и заключен в присутствии свидетелей, отец. И с тех пор прошло уже больше шести недель. Кристофер Марли был свидетелем с моей стороны. Так что наш брак абсолютно законен.
Рука Габриэля обвилась вокруг талии Кесси и погладила ее плоский живот:
— Перед тобой, папа, колыбель нашего потомства. Хм, вполне возможно, Кесси уже сейчас вынашивает твоего внука.
Кесси наконец все поняла. Боже, да он просто наслаждается всем этим!.. Что же это за человек, который радуется, причиняя родному отцу такую боль?
Глаза Эдмунда уставились на кремовую плоть этой янки, обнаженную вырезом платья. Губы его презрительно выпятились:
— И на какой же помойке ты отыскал ее?
— Если по правде, то в пивнушке. — Голос Габриэля превратился в довольное урчание. — Я очень удивлен, что ты никак не отметил мое великодушие и доброту, ведь я практически спас девушку от тюрьмы. И избавил от нищенской доли до конца жизни.
Взгляд герцога помрачнел еще больше.
— Пожалуйста, оставьте нас! — резко приказал он. — Я хотел бы побеседовать с сыном наедине.
Упрашивать Кесси не пришлось. Она подобрала юбки и чуть ли не бегом покинула гостиную. Но не помчалась сломя голову вверх по лестнице, хотя именно этого ей хотелось больше всего. Какая-то неведомая сила — сильнее страха и желания избавиться от всего этого кошмара — удержала ее на месте. Она прислонилась к стене рядом с дверью и прислушалась к голосам, доносившимся из гостиной. Эдмунд вопил:
— Шлюха из пивной! Боже милостивый! В скольких же постелях она успела побывать до того, как попала в твою?
Габриэль — она словно видела это — равнодушно пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Двойные двери в гостиную были распахнуты настежь, и Кесси успела мельком заметить золотистый узор бумажных обоев и алые с золотым рисунком шторы. У камина стояли двое мужчин, одетые в костюмы для верховой езды. У одного была тяжелая челюсть и обширная лысина. Другой стоял так гордо и прямо, словно ему было всего двадцать, хотя серебряные нити в волосах выдавали его солидный возраст. Услышав шаги, он повернулся, так что Кесси могла рассмотреть орлиные черты и обдающие холодом глаза старого джентльмена. Она поняла: это отец Габриэля…
Оба господина сразу же замолчали, едва Габриэль и Кесси вошли в комнату. Габриэль остановился у дверей.
— Ваша светлость… — Он медленно кивнул головой, на миг склонив ее в приветствии.
— Наконец-то! Тебе давно пора было объявиться. Я уже начал волноваться, что ты решил навсегда остаться у проклятых янки! — Сверкнули сталью серые глаза.
На губах Габриэля появилась улыбка, которую Кесси уже успела узнать и считала ее исключительно опасной.
— Что ты, папа! Откуда такие мысли? Мне подобное и в голову никогда не приходило!
Лицо Эдмунда Синклера выражало крайнее неодобрение.
— Как обычно, твое пренебрежение правилами приличия не имеет предела, — едко заметил он. — Если не возражаешь, мы уединимся втроем? — Глаза его метнули искры на Кесси. — Чтобы обсудить кое-что исключительно важное. Точнее — то, что связано с твоей свадьбой.
Опасная улыбка на губах Габриэля расплылась еще шире.
— А я как раз и приехал поговорить о моей свадьбе, папа! — Он слегка подтолкнул Кесси вперед. — Позволь, дорогая, представить тебе моего отца, Эдмунда Синклера, герцога Шарли, а также Реджинальда Лэтема, герцога Уоррентона. Джентльмены… это Кесси, моя красавица жена, из Америки.
Молчание, наступившее после этих слов, было предгрозовым, словно затишье перед штормом. Казалось, воздух набух напряжением и пульсировал, как живой. Впервые со времени отъезда из Чарлстона Кесси вдруг с тоской и ужасом подумала, что, наверное, было все же мудрее и безопаснее остаться у Черного Джека…
— Жена?! — завопил вдруг Уоррентон, первым нарушив молчание. У него от возмущения даже выступили вены на висках. — Если это какая-то извращенная шутка, то уверяю вас, мне совсем не смешно!
— Клянусь, ваша светлость, что и не собирался никого развлекать. Я совершенно не расположен шутить на эту тему. Кесси — моя жена уже больше месяца. Мы поженились в Чарлстоне, и, надеюсь, вы прекрасно понимаете, почему я не мог устоять. Кто бы не ослеп от такой красоты?
Он коснулся пальцем ее щеки, но жест был демонстративной пародией на нежность. Кесси застыла на месте подобно изваянию изо льда.
Уоррентон взвился и закричал:
— Вы должны были жениться на моей дочери! Боже милостивый, да я вызову вас на дуэль за такое святотатство! На что Габриэль ответил с убийственной вежливостью:
— Как пожелаете, ваша светлость. Но я просил, чтобы о нашей свадьбе не объявляли, пока я не вернусь из Америки. Значит, мою просьбу не выполнили?
В комнате повисла оглушительная тишина. Ее прервал голос Эдмунда:
— Мы не делали объявления о свадьбе.
— Тогда не понимаю, к чему такая крайность, как дуэль, ваша светлость. Я не обесчестил и не опозорил леди Эвелин. Ей не придется страдать от сплетен, поскольку никто, кроме присутствующих в данной комнате, и понятия не имеет, что такая свадьба вообще задумывалась. А если здраво рассудить, то никому бы и в голову не пришла идиотская мысль, что я женюсь на ней вместо брата. С вашей стороны будет сущим безумием устраивать скандал по этому поводу. Только привлечете никому не нужное внимание ко мне и леди Эвелин. Но это, конечно, на ваше усмотрение, ваша светлость… — В голосе Габриэля прозвучала откровенная издевка.
— Он прав, Реджинальд. Если ты вызовешь его на дуэль, то лишь рискуешь навлечь неприятности на обе наши семьи. Нам этот скандал ни к чему. — Тон Эдмунда оставался ровным и бесцветным. — Я не хочу вражды между нами. Если это как-то успокоит тебя, то мы можем обсудить… некоторую… э-э… денежную компенсацию.
Уоррентон схватил свой кнут со стула. Он уже не был таким пунцовым, как вначале, но все еще кипел от ярости.
— Можешь быть уверен, Эдмунд, — рявкнул он, — я скоро свяжусь с тобой!
Резко повернувшись, он покинул гостиную.
После его ухода в комнате воцарилось гнетущее молчание. Кесси хотелось лишь одного: убежать отсюда без оглядки и спрятаться подальше и понадежнее, но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно приросла к полу.
Эдмунд повернул голову и уставился на парочку с такой яростью, что его трясло.
— Американка! — гневно выплюнул он. — Как ты мог? Зная, что я ненавижу само это слово, не говоря уж о нации, которую оно олицетворяет… Даже презренная француженка и то была бы предпочтительнее, чем американка. — В его устах это слово приобрело какое-то непристойное значение, словно это была нация маньяков и убийц. — Клянусь Богом, я не потерплю этого! Слышишь, Габриэль? Я не потерплю этого!
Черты лица Габриэля были жесткими, словно высеченными из мрамора,
— Наш брак освящен церковью и заключен в присутствии свидетелей, отец. И с тех пор прошло уже больше шести недель. Кристофер Марли был свидетелем с моей стороны. Так что наш брак абсолютно законен.
Рука Габриэля обвилась вокруг талии Кесси и погладила ее плоский живот:
— Перед тобой, папа, колыбель нашего потомства. Хм, вполне возможно, Кесси уже сейчас вынашивает твоего внука.
Кесси наконец все поняла. Боже, да он просто наслаждается всем этим!.. Что же это за человек, который радуется, причиняя родному отцу такую боль?
Глаза Эдмунда уставились на кремовую плоть этой янки, обнаженную вырезом платья. Губы его презрительно выпятились:
— И на какой же помойке ты отыскал ее?
— Если по правде, то в пивнушке. — Голос Габриэля превратился в довольное урчание. — Я очень удивлен, что ты никак не отметил мое великодушие и доброту, ведь я практически спас девушку от тюрьмы. И избавил от нищенской доли до конца жизни.
Взгляд герцога помрачнел еще больше.
— Пожалуйста, оставьте нас! — резко приказал он. — Я хотел бы побеседовать с сыном наедине.
Упрашивать Кесси не пришлось. Она подобрала юбки и чуть ли не бегом покинула гостиную. Но не помчалась сломя голову вверх по лестнице, хотя именно этого ей хотелось больше всего. Какая-то неведомая сила — сильнее страха и желания избавиться от всего этого кошмара — удержала ее на месте. Она прислонилась к стене рядом с дверью и прислушалась к голосам, доносившимся из гостиной. Эдмунд вопил:
— Шлюха из пивной! Боже милостивый! В скольких же постелях она успела побывать до того, как попала в твою?
Габриэль — она словно видела это — равнодушно пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87