Габриэль помолчал, обдумывая каждое слово. — Кесси, не хотелось бы понапрасну пугать тебя, но необходимо расследовать эти случаи. Поэтому подумай и ответь: остался ли кто-нибудь в Чарлстоне, кто желал бы твоей смерти? Кто-то связанный с твоей семьей, может быть?
— Я уже рассказала вам все, что знала. Нет у меня никого. Мой отец, кто бы он ни был, не подозревает даже, что я существую. — Она покачала головой. — Боюсь, единственным человеком, который мог пожелать мне зла, является ваш отец.
Габриэль помрачнел.
— Его светлость уехал сегодня в Бат. — Кесси закусила губу.
— Странно! Я видел его деловой календарь. Он не собирался никуда уезжать.
Кесси отвела глаза в сторону:
— Боюсь, что этот неожиданный отъезд полностью на моей совести.
— Что-о?! — Его смешок выражал полное недоверие. — Янки, я сомневаюсь, есть ли на земле хоть один человек, который сумел бы вынудить моего отца сделать что-то против его воли.
Она немного поколебалась, но все же решила признаться:
— Я случайно услышала, как вы ссорились этим утром. И пришла в ужас от того, что он вам наговорил. И… рассвирепела из-за его бессердечия. Боюсь… по этой причине… я не очень выбирала слова, когда… выложила ему все, что об этом думаю.
— Понятно.
Его лицо стало холодной маской. Он отодвинулся от нее. Кесси мгновенно ощутила его недовольство и съежилась. Подбородок его тут же отяжелел и застыл, словно отлитый из бронзы.
— Нет нужды бросаться на мою защиту, янки. Уверяю тебя, я вполне способен сам постоять за себя.
Он полностью закрылся от нее — душой и телом. Захлопнулся. Ну, и как прикажете его понимать? Совсем недавно был сама доброта и внимательность, зато теперь ведет себя, как чужой, от него так и веет зимней стужей. Обида и возмущение преобразили ее, и она гордо подняла голову, готовая к бою.
— Давайте уточним, милорд. — Теперь ее тон был под стать его собственному. — Вы хотите сказать, что я не имею права вмешиваться в вашу жизнь?
— Боже, янки! — Улыбка на секунду осветила его мрачное лицо. — Оказывается, мы отлично понимаем друг друга! Стиснув кулаки, Кесси встала.
— О да, я вас очень хорошо понимаю, Габриэль! Даже то, чего не поняли вы сами. Вы точная копия своего отца — такой же упрямый и высокомерный слепец! Считаете себя выше его, смеете судить его за ошибки! Презираете за равнодушие к вашей матери… за то, что он относился к ней так, как вы относитесь ко мне! О, недаром говорят: яблочко от яблони недалеко падает! — Она резко повернулась и прошла к двери между их спальнями. — Я буду весьма признательна, если вы оставите меня. — Ее тон и взгляд выражали презрение.
Глаза Габриэля опасно сверкнули. Но на лице не дрогнул ни один мускул.
Но Кесси уже так завелась, что не боялась ни Бога, ни черта.
— Вы слышите? Уходите! — Она в сердцах топнула ногой. — Убирайтесь!
На его губах заиграла улыбка. Он широко расставил ноги и засунул большие пальцы в карманы бриджей.
— И не подумаю, мадам. — Вот и все, что он ответил на это. Но глубоко внутри он был задет тем, что она сравнила его с отцом — его отцом! Он тут же выбросил эту провокационную мысль из головы — от греха подальше.
И вместо того чтобы оправдываться, принялся медленно разглядывать ее так, словно не было дела важнее этого. Свеча за ее спиной просвечивала тонкую ткань ночной рубашки, делая ее совершенно бесполезной, поскольку она теперь ничего не скрывала. Все тело Кесси было на виду: упругая, полная грудь, темные круги у сосков, тень треугольника там, где сходились бедра.
И все это придало его мыслям совершенно иное направление.
Кесси слишком поздно поняла, что весьма уязвима в своем воздушном облачении. Этот блеск в его глазах был уже знаком ей. Ее пальцы стиснули от волнения дверную ручку, когда он начал приближаться. Ему же хватило одного рывка, чтобы отцепить ее пальцы и захлопнуть дверь.
Мятежный огонь все еще пылал в ней.
— Будьте вы прокляты! — закричала она. — Я не позволю вам прикоснуться ко мне!
Раздался торжествующий смех самца:
— Но я обязательно прикоснусь к тебе, радость моя. И не только руками.
Она гордо вскинула голову, хотя он фактически загнал ее в угол.
— Я не позволю! Сначала вы опрокидываете на меня ледяной душ, а потом вдруг маните пальцем, поскольку вам пришла в голову очередная блажь, и ждете покорности!
Он шагнул еще ближе. Кесси побледнела и попятилась. Он снова шагнул, и Кесси сделала шажок назад. Так они двигались своеобразным тандемом, пока Кесси не коснулась спиной двери. Он уперся в дверь так, что она оказалась в капкане его рук. Она запаниковала. Проявила характер, называется! Он стоял почти вплотную, так что ее грудь задевала его рубашку при каждом вдохе.
Он почти не скрывал своей злости. Она металась в его глазах подобно ртути.
— Ты не права, янки, потому что кое в чем я существенно отличаюсь от отца. Мне необычайно повезло, что я вообще появился на свет. Ведь он не испытывал к матери ничего, даже простого физического влечения. Со мной же, сладкая моя, творится невесть что, стоит тебе лишь оказаться поблизости. Мое тело мгновенно напоминает мне, что я мужчина. И с очень большим аппетитом. Одним словом — темпераментный.
— Темпераментный?! — презрительно фыркнула Кесси, изображая бесшабашность, хотя все в ней сжималось от страха. — Знаю я причину вашего темперамента: оказались в деревне, где, кроме меня — ни одной женщины, а любовница осталась в городе. Вот и возвращайтесь туда — назад, в пылкие объятия любовницы!
— Моей любовницы?
— Да. Кажется, ее зовут леди Сара?..
— Я не видел ее уже много месяцев, янки. И не желаю видеть. Кроме того, зачем мне она, если меня всегда ждет такой восторженный прием в твоих объятиях!
— Больше вам такого приема не окажут! Она толкнула его в грудь. Он же чуть наклонился вперед, так прижав ее к двери, то она и пальцем не могла пошевелить.
— Сопротивляться бессмысленно, янки. И мы оба знаем что.
— О! — возмутилась она. — Теперь вы решили испытать на мне свое обаяние? Думаете, я такая дура, что сочту вас неотразимым? Если вы тешите себя такими мыслями, то явно поглупели!
— Может быть, и так, — поддакнул он чуть охрипшим голосом. — И я вовсе не. навязываю — свое обаяние, как ты выразилась. Если честно, то это ты, янки, околдовала меня, словно опоила колдовским зельем, с той самой минуты, как я увидел тебя. И это ты неотразима. Заводишь меня так, что я с трудом сдерживаюсь… И мне уже не до того, чтобы искать во всем этом потайной смысл…
Он склонился и прижался губами в сладкое местечко, где шея плавно переходит в плечо. Прикосновение его жарких губ пронзило ее, словно удар молнии.
— И хочу я от тебя вовсе не покорности. Я хочу тебя нагой и извивающейся и такой же страстной в моих объятиях, какой ты была прошлой ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87