Все было покрыто тонким серым пеплом. Я пришел в правильное место.
— Мы тут собираемся чуток закосеть, — сказал мне Синусоид. — Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
— Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, — сказал я ей.
— Феликс Рэймен, — промурлыкала она словно издалека. — Феликс Рэймен.
— УХ ТЫ, — воскликнула кушетка, а стол добавил:
— Я ТАЩУСЬ.
— Кэти! — воскликнул я. — Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
— Получилось, — сказала она.
— Что?
— Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
— ШТУЧКА, — добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
— Я уже тут довольно давно, — сказала она. — Я надеялась, что ты появишься.
— Воссоединение, — сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», — пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
— ОТДАЙСЯ, — сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем — бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
— НУ ТЫ, — окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА — это то же самое, что НЕТ.., что Все — это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
— Черт побери, Син, — сказал Спек. — Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
— Не горячись, — заявил один из Синусоидов.
— Мы завтра пробежимся, — добавил второй.
— ПОГНАЛИ, — понукал бонг. Чашечка выгорела.
— Что за травка? — спросил я.
— Они называют ее дурман-травой, — сказала Кэти. — Она растет по всей этой горе — Горе Он?
— Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, — медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. — Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
— Божий Эскадрон вас не тревожит? — Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
— Кто-кто? — У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
— Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
— Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
— А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
Стена у меня за спиной фыркнула: «НИ ХРЕНА».
— Ты про мужика с большой головой? — вставил один из Синусоидов. — У него пара храмов? — Я кивнул, и он состроил презрительную гримасу. — Пхы! Это для стариков. Все еще надеются увидеть Святого Пениса и жемчужные врата. — Он принялся набивать чашечку бонга. — Дьявол, я вижу Бога каждый раз, как ловлю кайф. Только и разницы, что нельзя остаться там. Как только весь побелеешь, становишься таким же, как их Бог. Но всегда куда-нибудь возвращаешься.
— А что, если не вернуться? — спросил я разжигающего трубку Синусоида. — Что, если просто остаться там? С Единым?
Синусоид, с которым я разговаривал, снова превратился в шар света, а его близнец поспешно схватил бонг.
— Никакой разницы, на десять секунд или навсегда, — быстро проговорил он, прежде чем приложиться ртом к бонгу. Едва он успел перевоплотиться в световой шар, как первый Синусоид вернулся и прикончил трубку.
— Хорош свинничать! — крикнул Спек и бросился через стол, чтобы схватить бонг. Из него вырвалось переливчатое пуканье, а его стул скрипнул: «ТРУБАЧ».
Услышав такое, Спек и Синусоиды расхохотались, как маньяки. Я с трудом усваивал все это.
— Прогуляемся немного? — шепнул я Кэти. Она кивнула, и мы встали. Я все еще держал свою книгу. — Я думаю, мы выйдем подышим воздухом, — сказали.
Спек склонился над своим рабочим столом.
— — — Как угодно. Захватите сигарет и упаковку.
Мы вышли, а ступеньки пробормотали: «ВСЕ ПУТЕМ».
— Ты это слышала? — спросил я Кэти. — Ты слышишь, как все здесь все время разговаривает?
— БЕЗ БАЗАРА, — громыхнул мусорный бак.
Кэти кивнула.
— Как эти карамельные сердечки на Валентинов день.
Не много в них смысла.
Снова настал вечер, и мы несколько минут шли молча. Асфальт все еще был теплым после жаркого дня.
Моим босым ногам было приятно.
Кэти была одета в свободное платье, сшитое из индейского покрывала, и едва доставала мне до плеча. Она выглядела совсем не так, как я ожидал. Она не была уродиной или страшилой, но и красивой она тоже не была.
И все же ее щеки были симпатично округлы, а глаза ее были похожи на мои. Ее жирная кожа почему-то привлекала меня. Кушетка пообещала, что «ОНА ДАЕТ».
Она почувствовала мой взгляд и с некоторой враждебностью посмотрела на меня.
— В чем дело? — спросила она. — Не совпала с твоими фантазиями?
— ГОРЯЧАЯ ШТУЧКА, — зловредно хмыкнул фонарный столб.
Я смутился и растерял слова.
— Я.., я просто не знал, как ты выглядишь. Ты прекрасно выглядишь, просто отлично. — Я неуклюже обнял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Мы тут собираемся чуток закосеть, — сказал мне Синусоид. — Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
— Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, — сказал я ей.
— Феликс Рэймен, — промурлыкала она словно издалека. — Феликс Рэймен.
— УХ ТЫ, — воскликнула кушетка, а стол добавил:
— Я ТАЩУСЬ.
— Кэти! — воскликнул я. — Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
— Получилось, — сказала она.
— Что?
— Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
— ШТУЧКА, — добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
— Я уже тут довольно давно, — сказала она. — Я надеялась, что ты появишься.
— Воссоединение, — сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», — пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
— ОТДАЙСЯ, — сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем — бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
— НУ ТЫ, — окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА — это то же самое, что НЕТ.., что Все — это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
— Черт побери, Син, — сказал Спек. — Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
— Не горячись, — заявил один из Синусоидов.
— Мы завтра пробежимся, — добавил второй.
— ПОГНАЛИ, — понукал бонг. Чашечка выгорела.
— Что за травка? — спросил я.
— Они называют ее дурман-травой, — сказала Кэти. — Она растет по всей этой горе — Горе Он?
— Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, — медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. — Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
— Божий Эскадрон вас не тревожит? — Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
— Кто-кто? — У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
— Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
— Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
— А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
Стена у меня за спиной фыркнула: «НИ ХРЕНА».
— Ты про мужика с большой головой? — вставил один из Синусоидов. — У него пара храмов? — Я кивнул, и он состроил презрительную гримасу. — Пхы! Это для стариков. Все еще надеются увидеть Святого Пениса и жемчужные врата. — Он принялся набивать чашечку бонга. — Дьявол, я вижу Бога каждый раз, как ловлю кайф. Только и разницы, что нельзя остаться там. Как только весь побелеешь, становишься таким же, как их Бог. Но всегда куда-нибудь возвращаешься.
— А что, если не вернуться? — спросил я разжигающего трубку Синусоида. — Что, если просто остаться там? С Единым?
Синусоид, с которым я разговаривал, снова превратился в шар света, а его близнец поспешно схватил бонг.
— Никакой разницы, на десять секунд или навсегда, — быстро проговорил он, прежде чем приложиться ртом к бонгу. Едва он успел перевоплотиться в световой шар, как первый Синусоид вернулся и прикончил трубку.
— Хорош свинничать! — крикнул Спек и бросился через стол, чтобы схватить бонг. Из него вырвалось переливчатое пуканье, а его стул скрипнул: «ТРУБАЧ».
Услышав такое, Спек и Синусоиды расхохотались, как маньяки. Я с трудом усваивал все это.
— Прогуляемся немного? — шепнул я Кэти. Она кивнула, и мы встали. Я все еще держал свою книгу. — Я думаю, мы выйдем подышим воздухом, — сказали.
Спек склонился над своим рабочим столом.
— — — Как угодно. Захватите сигарет и упаковку.
Мы вышли, а ступеньки пробормотали: «ВСЕ ПУТЕМ».
— Ты это слышала? — спросил я Кэти. — Ты слышишь, как все здесь все время разговаривает?
— БЕЗ БАЗАРА, — громыхнул мусорный бак.
Кэти кивнула.
— Как эти карамельные сердечки на Валентинов день.
Не много в них смысла.
Снова настал вечер, и мы несколько минут шли молча. Асфальт все еще был теплым после жаркого дня.
Моим босым ногам было приятно.
Кэти была одета в свободное платье, сшитое из индейского покрывала, и едва доставала мне до плеча. Она выглядела совсем не так, как я ожидал. Она не была уродиной или страшилой, но и красивой она тоже не была.
И все же ее щеки были симпатично округлы, а глаза ее были похожи на мои. Ее жирная кожа почему-то привлекала меня. Кушетка пообещала, что «ОНА ДАЕТ».
Она почувствовала мой взгляд и с некоторой враждебностью посмотрела на меня.
— В чем дело? — спросила она. — Не совпала с твоими фантазиями?
— ГОРЯЧАЯ ШТУЧКА, — зловредно хмыкнул фонарный столб.
Я смутился и растерял слова.
— Я.., я просто не знал, как ты выглядишь. Ты прекрасно выглядишь, просто отлично. — Я неуклюже обнял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62