Казалось, они встречаются все реже и реже, а когда они бывали вместе, разговаривали ли друг с другом на самом деле? Она любила его. Она была уверена в этом, а он был добр к ней и любил ее. Но куда ушла страсть, которая приковывала их друг к другу с самого начала? И что с ними случилось, что заставило потерять ощущение самого главного в жизни? Она знала, что проблема в основном заключалась в том, что она слишком много времени отдавала работе, но была ли это полностью ее вина? Харрисон так часто уезжал теперь…
– Еще, мамочка, еще, – просил Джон с сияющим от радости лицом.
– Нет, молодой человек, – твердо ответила она, – пора спать! Прощайся до завтра со своими сапожками и в постель.
– Где папа? – спросил он, откидываясь на подушку.
– Папа работает, – тихо проговорила она, наклоняясь, чтобы поцеловать его. – Завтра он будет дома.
– Дома, – сонно прошептал Джон с почти уже сомкнутыми веками.
– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептала Джесси-Энн, запечатлев поцелуй на теплом лобике.
Джон зевнул, и глаза его плотно закрылись. Он уже спал.
В маленькой гостиной стол был накрыт на одного. Салат, холодный цыпленок, полбутылки охлажденного шампанского – ее любимого напитка – и, как обычно, великолепно тонизирующего в конце длинного дня. Дворецкий поспешил открыть бутылку, наполнить ее бокал и потихоньку вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
Звуки уличного движения проникали в квартиру, а широкие окна обрамляли черно-синее небо, подсвеченное снизу сиянием уличных фонарей, огней машин и миллионом мерцающих окон. Неожиданно она почувствовала себя очень маленькой и очень одинокой.
– Почему, ну почему же? – вопрошала она манхэттенскую ночь. – Почему их отношения так изменились сейчас, когда все остальное идет так замечательно? Благодаря неистовым эротическим фотографиям Данаи «Имиджис» мелькал на страницах многих газет. Изображение Келвина в очень откровенном белье от Броди Флитта на огромных рекламных щитах пробежало расстояние от бульвара Сансет в Лос-Анджелесе до площади Таймс в Нью-Йорке и повергало в трепет женское население страны. О поразительном двуликом образе Галы-Розы говорил весь Нью-Йорк, на одно мгновение она представала ночным созданием, полуюношей, полунимфой, ее длинные шелковистые ноги сплетены с ногами Келвина, а его губы искали ее бледные, детские, мягкие, бездыханные губы. Даная приобретает славу звезды, снимая тело Келвина, грустно размышляла Джесси-Энн, а Каролина влюбилась в него. Она не могла ее винить – какая женщина устоит против желания подсматривать за Келвином? А сейчас Нью-Йорк, всегда готовый поглощать все новое и незнакомое и моментально забывающий старое, поглотил Талу как персональный дар Англии индустрии мод, а Даная подготовила о ней материал на десяти страницах для журнала «Вог», и это вызвало волну реакции в средствах массовой информации. Гала в голубых джинсах и свитере, воплощение грации и наивности, Гала с волосами, уложенными локонами, облаченная в короткий черный бархатный наряд «от кутюр», и длинные, длинные ноги; на круглом детском личике макияж – похожая на порочную маленькую проститутку, вышедшую на поиски клиента, Гала в бальном платье из органзы ценой в десять тысяч долларов, с короткой стрижкой, похожая на падшего ангела, и Гала в своей одежде – большом пиджаке и мешковатых брюках, перехваченных в талии кожаным ремнем шириной в пять дюймов, с позолоченной пряжкой, сидящая на полу в студии, с фиолетовыми тенями под глазами, в конце рабочего дня. Везде, какую бы газету вы ни открыли, были фотографии Галы, и уже каждый день ее имя мелькало в колонке сплетен. Гала, появляющаяся по вечерам всегда в сопровождении Данаи, делая рекламу белью Броди Флитта, а также поддерживая престиж «Имиджиса».
И разумеется, успех и слава Данаи росли с каждым днем. Она была перегружена работой, и ей сложно было управляться со всеми делами сразу, а ее время в «Имиджисе» было расписано на десять месяцев вперед. Сейчас она уезжала с Талой на остров. Даная стала полноправным партнером наравне с Джесси-Энн и Каролиной, и «Имиджис» брал на себя больше работы, чем могла выполнить. Джесси-Энн считала, что «Имиджис» мог бы держаться на плаву, работая только на «Ройл», но только выполняя постоянные заказы «Авлон», «Броди» и «Вог» и множества молодых фотографов, что, вместе взятое, давало прекрасный бизнес. Они действительно могли расправить крылья и взлететь.
«Тогда почему, – думала Джесси-Энн, – достигнув того, чего хотела, всего, ради чего работала, мне стало казаться все бессмысленным?» Она знала ответ на этот вопрос. Потому что рядом не было Харрисона, который хотел бы ее выслушать, не было Харрисона, чтобы поздравить ее и разделить радость успеха, будь все проклято!
Она расхаживала по комнате, ревниво думая о Мерри Макколл, убеждая себя, что была рада, что самой не пришлось добиваться места модели «Ройл», пребывая в постоянном напряжении, чтобы великолепно выглядеть, и все же признавалась себе, что, как ни странно, она завидовала Мерри. Это она должна была быть во время триумфального шествия вместе с Харрисоном. Это она должна была беззаботно и весело развлекаться, вместо того чтобы быть той вечно спешащей, деловой женщиной, которой она стала. Конечно, ее немного беспокоило, что Харрисон проводил так много времени с командой, которая занималась рекламой моделей «Ройл» и Мерри, летая в Чикаго, или Хьюстон, или Сан-Франциско, чтобы встретиться с ними, но она полностью доверяла Харрисону. И в то же время ее одолевали тяжкие раздумья – когда же это кончится?
ГЛАВА 20
Теперь, когда Успех с большой буквы наконец-то заслуженно буквально упал ей в руки, Даная решительно настроилась жестко требовать и ждать, пока получит именно то, что ей с самого начала было нужно. Взяв своим девизом странное изречение: «Начни, чтобы продолжить», Даная решила, что ей необходимо все самое лучшее. Это не означало, что с ней будет трудно, хотя, если потребуется, она станет непробиваемо трудной. Инстинктивно она понимала: чтобы оставаться на вершине, надо окружать себя только лучшими людьми. Она работала только с лучшими моделями, и это совсем необязательно были известнейшие модели, но те, которые она считала лучшими. Кроме того, она ввела правило, по которому все места для съемок выбирает она сама. Даная следила за появлением фотографий Галы-Розы, дозируя их, как сахар во время войны, отвергая посредственные и демонстрируя свою протеже в самых выгодных для модели ситуациях, но даже при этих условиях делала это время от времени, потому что слишком хорошо знала, как Нью-Йорк может мгновенно, с жадностью поглотить свежее, непримелькавшееся лицо, а потом выплюнуть его, пресытившись и потеряв к нему интерес спустя шесть месяцев, потому что его слишком часто использовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– Еще, мамочка, еще, – просил Джон с сияющим от радости лицом.
– Нет, молодой человек, – твердо ответила она, – пора спать! Прощайся до завтра со своими сапожками и в постель.
– Где папа? – спросил он, откидываясь на подушку.
– Папа работает, – тихо проговорила она, наклоняясь, чтобы поцеловать его. – Завтра он будет дома.
– Дома, – сонно прошептал Джон с почти уже сомкнутыми веками.
– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептала Джесси-Энн, запечатлев поцелуй на теплом лобике.
Джон зевнул, и глаза его плотно закрылись. Он уже спал.
В маленькой гостиной стол был накрыт на одного. Салат, холодный цыпленок, полбутылки охлажденного шампанского – ее любимого напитка – и, как обычно, великолепно тонизирующего в конце длинного дня. Дворецкий поспешил открыть бутылку, наполнить ее бокал и потихоньку вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
Звуки уличного движения проникали в квартиру, а широкие окна обрамляли черно-синее небо, подсвеченное снизу сиянием уличных фонарей, огней машин и миллионом мерцающих окон. Неожиданно она почувствовала себя очень маленькой и очень одинокой.
– Почему, ну почему же? – вопрошала она манхэттенскую ночь. – Почему их отношения так изменились сейчас, когда все остальное идет так замечательно? Благодаря неистовым эротическим фотографиям Данаи «Имиджис» мелькал на страницах многих газет. Изображение Келвина в очень откровенном белье от Броди Флитта на огромных рекламных щитах пробежало расстояние от бульвара Сансет в Лос-Анджелесе до площади Таймс в Нью-Йорке и повергало в трепет женское население страны. О поразительном двуликом образе Галы-Розы говорил весь Нью-Йорк, на одно мгновение она представала ночным созданием, полуюношей, полунимфой, ее длинные шелковистые ноги сплетены с ногами Келвина, а его губы искали ее бледные, детские, мягкие, бездыханные губы. Даная приобретает славу звезды, снимая тело Келвина, грустно размышляла Джесси-Энн, а Каролина влюбилась в него. Она не могла ее винить – какая женщина устоит против желания подсматривать за Келвином? А сейчас Нью-Йорк, всегда готовый поглощать все новое и незнакомое и моментально забывающий старое, поглотил Талу как персональный дар Англии индустрии мод, а Даная подготовила о ней материал на десяти страницах для журнала «Вог», и это вызвало волну реакции в средствах массовой информации. Гала в голубых джинсах и свитере, воплощение грации и наивности, Гала с волосами, уложенными локонами, облаченная в короткий черный бархатный наряд «от кутюр», и длинные, длинные ноги; на круглом детском личике макияж – похожая на порочную маленькую проститутку, вышедшую на поиски клиента, Гала в бальном платье из органзы ценой в десять тысяч долларов, с короткой стрижкой, похожая на падшего ангела, и Гала в своей одежде – большом пиджаке и мешковатых брюках, перехваченных в талии кожаным ремнем шириной в пять дюймов, с позолоченной пряжкой, сидящая на полу в студии, с фиолетовыми тенями под глазами, в конце рабочего дня. Везде, какую бы газету вы ни открыли, были фотографии Галы, и уже каждый день ее имя мелькало в колонке сплетен. Гала, появляющаяся по вечерам всегда в сопровождении Данаи, делая рекламу белью Броди Флитта, а также поддерживая престиж «Имиджиса».
И разумеется, успех и слава Данаи росли с каждым днем. Она была перегружена работой, и ей сложно было управляться со всеми делами сразу, а ее время в «Имиджисе» было расписано на десять месяцев вперед. Сейчас она уезжала с Талой на остров. Даная стала полноправным партнером наравне с Джесси-Энн и Каролиной, и «Имиджис» брал на себя больше работы, чем могла выполнить. Джесси-Энн считала, что «Имиджис» мог бы держаться на плаву, работая только на «Ройл», но только выполняя постоянные заказы «Авлон», «Броди» и «Вог» и множества молодых фотографов, что, вместе взятое, давало прекрасный бизнес. Они действительно могли расправить крылья и взлететь.
«Тогда почему, – думала Джесси-Энн, – достигнув того, чего хотела, всего, ради чего работала, мне стало казаться все бессмысленным?» Она знала ответ на этот вопрос. Потому что рядом не было Харрисона, который хотел бы ее выслушать, не было Харрисона, чтобы поздравить ее и разделить радость успеха, будь все проклято!
Она расхаживала по комнате, ревниво думая о Мерри Макколл, убеждая себя, что была рада, что самой не пришлось добиваться места модели «Ройл», пребывая в постоянном напряжении, чтобы великолепно выглядеть, и все же признавалась себе, что, как ни странно, она завидовала Мерри. Это она должна была быть во время триумфального шествия вместе с Харрисоном. Это она должна была беззаботно и весело развлекаться, вместо того чтобы быть той вечно спешащей, деловой женщиной, которой она стала. Конечно, ее немного беспокоило, что Харрисон проводил так много времени с командой, которая занималась рекламой моделей «Ройл» и Мерри, летая в Чикаго, или Хьюстон, или Сан-Франциско, чтобы встретиться с ними, но она полностью доверяла Харрисону. И в то же время ее одолевали тяжкие раздумья – когда же это кончится?
ГЛАВА 20
Теперь, когда Успех с большой буквы наконец-то заслуженно буквально упал ей в руки, Даная решительно настроилась жестко требовать и ждать, пока получит именно то, что ей с самого начала было нужно. Взяв своим девизом странное изречение: «Начни, чтобы продолжить», Даная решила, что ей необходимо все самое лучшее. Это не означало, что с ней будет трудно, хотя, если потребуется, она станет непробиваемо трудной. Инстинктивно она понимала: чтобы оставаться на вершине, надо окружать себя только лучшими людьми. Она работала только с лучшими моделями, и это совсем необязательно были известнейшие модели, но те, которые она считала лучшими. Кроме того, она ввела правило, по которому все места для съемок выбирает она сама. Даная следила за появлением фотографий Галы-Розы, дозируя их, как сахар во время войны, отвергая посредственные и демонстрируя свою протеже в самых выгодных для модели ситуациях, но даже при этих условиях делала это время от времени, потому что слишком хорошо знала, как Нью-Йорк может мгновенно, с жадностью поглотить свежее, непримелькавшееся лицо, а потом выплюнуть его, пресытившись и потеряв к нему интерес спустя шесть месяцев, потому что его слишком часто использовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127