Ближе к вечеру понял и был благодарен сэнсэю. За девять дней, которые должно было занять путешествие до Якутска, освоиться в воздухе, привыкнуть – пусть даже в качестве пассажира – к специфике проживания на воздушном корабле мог кто угодно. Страховка от воздушной болезни, агорафобии, десятка прочих психических расстройств, возможность задать практически любой вопрос свободным от вахты членам экипажа – это стоило лишних денег, потраченных за право лететь на таком пассажирском дирижабле.
О том, что «Ломоносов» уже пролетает над Москвой, Николай понял по оттенку облаков, проплывавших за горизонтом. В естественных условиях такой оттенок серого, нездоровый, мышиный, но с явственными черными прожилками не встречается. Его создает человек: построенные им фабрики, скопление машинерии, ежедневно сжигающей сотни вагонов отборного угля. Воистину мудрый закон издал государь император, когда запретил тяжелую промышленность в Санкт-Петербурге и десятке городов поблизости. Градоправитель Москвы, как писали газеты, ежегодно пытался избавить горожан от особо крупных заводов, вывести их за городскую черту и тем самым хоть немного очистить воздух на улицах. Насколько удачны были все эти попытки, Николай видел в иллюминатор. Где-то под дирижаблем проплывали черные от сажи крыши домов, грязные улицы, чахлые деревья да этого индустриального серого оттенка проплывающие облака.
Спать отчего-то совсем не хотелось. Да и возможностей заснуть было не слишком много – сибирский промышленник пребывал во власти кошмаров, перемежал громогласный храп со стонами, нецензурными выкриками и требованиями принести ему ямайского рома. Николай утешал себя тем, что где-то в районе полудня сосед проснется, пойдет в бар и просидит там до полуночи, но даже эти размышления не могли вернуть юноше сон.
Овцы послушно прыгали через заборчик, фехтовальные упражнения вспоминались и представлялись с безупречной четкостью. Когда же стало ясно, что многократно испытанные приемы не помогают, стройность мысли куда-то исчезла. Вспомнилась школа, сэнсэй, упавшая в обморок и не приходившая в себя двое суток Ксения, Пашка, едва не победивший будущего подмастерья за три часа до экзаменов. Николай думал о том, что Поликарп Матвеевич уже встал с постели, проделал утренние упражнения, вскипятил самовар и теперь терпеливо дожидается почтальона с новыми заграничными журналами. О том, что старшие ученики неторопливо просыпаются в отведенном для них крыле. О том, что с его отлетом в школе почти ничего не изменилось, разве что освободилась крайняя комната, да в церемониальной на одну из полок лег отслуживший свое именной вольт. Прогнать эти мысли отчего-то не удавалось – ни одна из проверенных техник контроля над мышлением не помогала. Вот тебе и качественное образование, меньше надо было ушами хлопать, больше практиковаться. Когда сто одиннадцатая овца флегматично перепрыгнула через заборчик и растворилась в воздухе, Николай понял, что заснуть не удастся, как тут ни старайся. Сосед-храпун не унимался, и подмастерью пришлось снова встать с порядком изъезженной койки.
«Лучше замерзну, чем помру от тоски и бессонницы», – решил юноша и бесшумно вышел из номера.
В Мариенбурге, гатчинском пригороде, еще несколько лет назад считавшемся отдельным поселком, все почтальоны знали привычку Поликарпа Матвеевича читать перед завтраком. Лишь немногие из них помнили, отчего письма в школу Архипова доставляются без задержек и промедления. Крышу почтового управления с тех пор неоднократно чинили – по совершенно иным причинам, – но это не мешало ветеранам почтовой службы вздрагивать от стука болтающихся на сквозняке форточек, а также ежегодно выделять средства на укрепление кровли и вызов трубочиста.
Вот почему конверт с печатью Департамента Психотехники добирался до Поликарпа Матвеевича не два с половиной дня, а только полтора. Доставить сообщение на первом этапе его пути взялся Федор Парамонов, гатчинский почтовый чиновник, по воле случая увидевший лицевую сторону конверта именно тогда, когда в его присутствии упаковывался мешок для перевозки корреспонденции из петербургского почтамта в гатчинский. Если бы не старый, граничащий с глубочайшим почтением страх перед Поликарпом Матвеевичем, Парамонов доставил бы письмо еще раньше, часов в десять вечера – сразу после того, как вернулся по железной дороге в родной город. Тем не менее, когда сэнсэй завершил каждодневную пробежку, в почтовом ящике его ожидало долгожданное известие.
Тихо хрустнул сургуч, стремительный взмах, свист рассекаемого воздуха – Поликарп Матвеевич мечом аккуратно отделил от лежавшего на столе конверта тонкую полоску, изучил полировку на предмет отсутствия царапин и только после этого проверил содержимое письма.
– Вот теперь все получится, – пробормотал сэнсэй, дотрагиваясь кончиком меча до самовара.
– Будешь звать Воронина прямо с самого утра? – поинтересовался гость сэнсэя, пододвигая к себе тарелку со вчерашними блинчиками. – Или прислушаешься к моему совету и не станешь форсировать события? Я бы рекомендовал устроить для Ксении малый курс самодисциплины. Футуроскопия – заманчивая способность, а будущее способно соблазнить даже самых крепких духом людей.
– Она уже получила урок, – возразил Поликарп Матвеевич. – Трехдневная кома не может пройти бесследно. Я не в силах придумать более грозное предостережение для девочки. Ей же до сих пор по ночам снятся кошмары. Моя спальня расположена через стенку от ее комнаты – я периодически слышу эти крики…
– Что она кричит? Признавайся! Она же что-то знает…
Сэнсэй смущенно отвел взгляд в сторону, не глядя на гостя, налил себе чаю и тут же ополовинил кружку.
– Мне беспокойно за Николая, – наконец-то пробормотал Платон Матвеевич. – Она зовет его, просит быть осторожнее. Очень много непонятных слов и оборотов. Мне иногда кажется, что они относятся к воздушной или морской тематике – это было бы еще как-то объяснимо.
– Девочка может рассказать об увиденном в подробностях? – Гость сосредоточился, запоминая каждое слово.
– Она просыпается от каких-то кошмаров, но ничего вспомнить не в состоянии, – покачал головой сэнсэй. – Теперь ты понимаешь, отчего я так спешу с Ворониным? Он в этих делах специалист и сможет защитить Ксению – мне очень хочется в это верить. Футуроскопия недаром встречается так редко. Этот дар очень опасен для обладателя…
Где-то в хозяйственном крыле хлопнула дверь. Гость быстро доел блинчик, допил свой чай и поднялся из-за стола.
– Мне пора, – заметил он. – Не надо, чтобы меня увидел ктонибудь, пусть даже случайно.
– Заходи завтра с утра, – попросил Платон Матвеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
О том, что «Ломоносов» уже пролетает над Москвой, Николай понял по оттенку облаков, проплывавших за горизонтом. В естественных условиях такой оттенок серого, нездоровый, мышиный, но с явственными черными прожилками не встречается. Его создает человек: построенные им фабрики, скопление машинерии, ежедневно сжигающей сотни вагонов отборного угля. Воистину мудрый закон издал государь император, когда запретил тяжелую промышленность в Санкт-Петербурге и десятке городов поблизости. Градоправитель Москвы, как писали газеты, ежегодно пытался избавить горожан от особо крупных заводов, вывести их за городскую черту и тем самым хоть немного очистить воздух на улицах. Насколько удачны были все эти попытки, Николай видел в иллюминатор. Где-то под дирижаблем проплывали черные от сажи крыши домов, грязные улицы, чахлые деревья да этого индустриального серого оттенка проплывающие облака.
Спать отчего-то совсем не хотелось. Да и возможностей заснуть было не слишком много – сибирский промышленник пребывал во власти кошмаров, перемежал громогласный храп со стонами, нецензурными выкриками и требованиями принести ему ямайского рома. Николай утешал себя тем, что где-то в районе полудня сосед проснется, пойдет в бар и просидит там до полуночи, но даже эти размышления не могли вернуть юноше сон.
Овцы послушно прыгали через заборчик, фехтовальные упражнения вспоминались и представлялись с безупречной четкостью. Когда же стало ясно, что многократно испытанные приемы не помогают, стройность мысли куда-то исчезла. Вспомнилась школа, сэнсэй, упавшая в обморок и не приходившая в себя двое суток Ксения, Пашка, едва не победивший будущего подмастерья за три часа до экзаменов. Николай думал о том, что Поликарп Матвеевич уже встал с постели, проделал утренние упражнения, вскипятил самовар и теперь терпеливо дожидается почтальона с новыми заграничными журналами. О том, что старшие ученики неторопливо просыпаются в отведенном для них крыле. О том, что с его отлетом в школе почти ничего не изменилось, разве что освободилась крайняя комната, да в церемониальной на одну из полок лег отслуживший свое именной вольт. Прогнать эти мысли отчего-то не удавалось – ни одна из проверенных техник контроля над мышлением не помогала. Вот тебе и качественное образование, меньше надо было ушами хлопать, больше практиковаться. Когда сто одиннадцатая овца флегматично перепрыгнула через заборчик и растворилась в воздухе, Николай понял, что заснуть не удастся, как тут ни старайся. Сосед-храпун не унимался, и подмастерью пришлось снова встать с порядком изъезженной койки.
«Лучше замерзну, чем помру от тоски и бессонницы», – решил юноша и бесшумно вышел из номера.
В Мариенбурге, гатчинском пригороде, еще несколько лет назад считавшемся отдельным поселком, все почтальоны знали привычку Поликарпа Матвеевича читать перед завтраком. Лишь немногие из них помнили, отчего письма в школу Архипова доставляются без задержек и промедления. Крышу почтового управления с тех пор неоднократно чинили – по совершенно иным причинам, – но это не мешало ветеранам почтовой службы вздрагивать от стука болтающихся на сквозняке форточек, а также ежегодно выделять средства на укрепление кровли и вызов трубочиста.
Вот почему конверт с печатью Департамента Психотехники добирался до Поликарпа Матвеевича не два с половиной дня, а только полтора. Доставить сообщение на первом этапе его пути взялся Федор Парамонов, гатчинский почтовый чиновник, по воле случая увидевший лицевую сторону конверта именно тогда, когда в его присутствии упаковывался мешок для перевозки корреспонденции из петербургского почтамта в гатчинский. Если бы не старый, граничащий с глубочайшим почтением страх перед Поликарпом Матвеевичем, Парамонов доставил бы письмо еще раньше, часов в десять вечера – сразу после того, как вернулся по железной дороге в родной город. Тем не менее, когда сэнсэй завершил каждодневную пробежку, в почтовом ящике его ожидало долгожданное известие.
Тихо хрустнул сургуч, стремительный взмах, свист рассекаемого воздуха – Поликарп Матвеевич мечом аккуратно отделил от лежавшего на столе конверта тонкую полоску, изучил полировку на предмет отсутствия царапин и только после этого проверил содержимое письма.
– Вот теперь все получится, – пробормотал сэнсэй, дотрагиваясь кончиком меча до самовара.
– Будешь звать Воронина прямо с самого утра? – поинтересовался гость сэнсэя, пододвигая к себе тарелку со вчерашними блинчиками. – Или прислушаешься к моему совету и не станешь форсировать события? Я бы рекомендовал устроить для Ксении малый курс самодисциплины. Футуроскопия – заманчивая способность, а будущее способно соблазнить даже самых крепких духом людей.
– Она уже получила урок, – возразил Поликарп Матвеевич. – Трехдневная кома не может пройти бесследно. Я не в силах придумать более грозное предостережение для девочки. Ей же до сих пор по ночам снятся кошмары. Моя спальня расположена через стенку от ее комнаты – я периодически слышу эти крики…
– Что она кричит? Признавайся! Она же что-то знает…
Сэнсэй смущенно отвел взгляд в сторону, не глядя на гостя, налил себе чаю и тут же ополовинил кружку.
– Мне беспокойно за Николая, – наконец-то пробормотал Платон Матвеевич. – Она зовет его, просит быть осторожнее. Очень много непонятных слов и оборотов. Мне иногда кажется, что они относятся к воздушной или морской тематике – это было бы еще как-то объяснимо.
– Девочка может рассказать об увиденном в подробностях? – Гость сосредоточился, запоминая каждое слово.
– Она просыпается от каких-то кошмаров, но ничего вспомнить не в состоянии, – покачал головой сэнсэй. – Теперь ты понимаешь, отчего я так спешу с Ворониным? Он в этих делах специалист и сможет защитить Ксению – мне очень хочется в это верить. Футуроскопия недаром встречается так редко. Этот дар очень опасен для обладателя…
Где-то в хозяйственном крыле хлопнула дверь. Гость быстро доел блинчик, допил свой чай и поднялся из-за стола.
– Мне пора, – заметил он. – Не надо, чтобы меня увидел ктонибудь, пусть даже случайно.
– Заходи завтра с утра, – попросил Платон Матвеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113