о муках, которые она терпела из-за разлуки со своей безумной и тайной любовью – молодым человеком, имени которого она не пожелала мне открыть.
– Ты уверена, что этот таинственный возлюбленный существовал на самом деле? Не могла это быть просто юношеская фантазия?
– Не такая была Лизетта, чтоб жить фантазиями.
– Знаете, – сказал Монтальбано, – в семнадцать лет, да к сожалению, и после тоже, нельзя поручиться за постоянство чувств.
– Ну что, разделали тебя под орех? – сказал директор.
Не говоря ни слова, синьора вытащила другую фотографию из конверта. Она изображала молодую девушку в свадебном платье, которая подставляет кренделем руку красивому парню в форме американского солдата.
– Эту я получила из Нью-Йорка, так значилось на почтовом штемпеле, в начале сорок седьмого.
– И это разрешает все сомнения, по-моему, – заключил директор.
– Ну уж нет, сомнения разве что рождаются.
– В каком смысле, синьора?
– Потому что в конверте была только эта фотокарточка, только фотокарточка Лизетты с солдатом, и все: никакой записки, ничего. И даже на обороте карточки ни одной строчки, можете проверить. И теперь как вы объясните, почему настоящая подруга, подруга близкая, посылает мне одну фотокарточку и ни слова в придачу?
– Почерк на конверте принадлежал вашей подруге?
– Адрес был напечатан на машинке.
– А-а, – произнес Монтальбано.
– И последнее, что я хочу вам сказать: Элиза Москато была двоюродной сестрой Лилло Риццитано. И Лилло любил ее очень, вроде как младшую сестру.
Монтальбано взглянул на директора.
– Он ее обожал, – признал тот.
Глава девятнадцатая
Чем дольше комиссар бился над этим, приступал то так то эдак, чем дольше кружил вокруг да около, тем больше и больше убеждался, что он на правильном пути. Не было даже нужды в обычной прогулке для проветривания мозгов к самому концу мола. Как только он вышел из дома Бурджио со свадебной фотографией в кармане, тут же понесся прямиком в сторону Монтелузы.
– Доктор у себя?
– Да, но он работает, сейчас я ему скажу, – сказал сторож.
Паскуано и двое его помощников стояли вокруг мраморного анатомического стола, на котором лежал труп, голый и с выпученными глазами. И у него имелись на это все основания, у покойника, таращить глаза, как будто от изумления, потому что эти трое чокались бумажными стаканчиками. Доктор держал в руке бутылку шампанского.
– Идите к нам, идите, мы тут празднуем.
Монтальбано поблагодарил ассистента, который передавал ему стаканчик, Паскуано успел налить ему глоток шампанского.
– За чье здоровье пьем? – спросил комиссар.
– За мое. Считая вот этого, я дошел до тысячного вскрытия.
Монтальбано выпил, отозвал доктора в сторонку и показал ему фотографию:
– Убитая из пещеры могла походить на вот эту девушку на фото?
– А почему бы вам не пойти куда подальше? – спросил сладким голосом Паскуано.
– Извините, – ответил комиссар.
Повернулся на каблуках и вышел. Идиот, он сам, а не доктор. В приливе энтузиазма пошел к Паскуано задавать самый дурацкий вопрос, который только мог прийти в голову.
В криминальном отделе ему повезло не больше.
– Якомуцци тут?
– Нет, он у господина начальника полиции.
– Кто заведует фотолабораторией?
– Де Франческо, в подвальном этаже.
Де Франческо поглядел на фотографию так, будто до сих пор пребывал в неведении относительно возможности воспроизводить изображения на фотопленке.
– Что вы от меня хотите?
– Узнать, идет ли речь о фотомонтаже.
– А, это не моя компетенция. Я разбираюсь только в съемке и проявке. Что посложней, отсылаем в Палермо.
Потом колесо повернулось в нужном направлении, и началась цепь удач. Монтальбано позвонил фотографу из журнала, где была напечатана рецензия на книгу Маравентано, фамилию которого он запомнил.
– Извините, что беспокою вас, это вы синьор Контино?
– Да, это я, а с кем я разговариваю?
– Я комиссар Монтальбано, мне нужно бы с вами увидеться.
– Приятно с вами познакомиться. Приходите прямо сейчас, если хотите.
Фотограф обитал в старой части Монтелузы, в одном из немногих домов, уцелевших во время оползня, который поглотил целый квартал с арабским названием.
– На самом деле по специальности-то я не фотограф, преподаю историю в лицее, но балуюсь фотографией. Я к вашим услугам.
– Вы в состоянии сказать мне, является ли эта фотография фотомонтажом?
– Могу попытаться, – сказал Контино, глядя на фото. – Когда она была сделана, вам известно?
– Мне сказали, что-то около сорок шестого.
– Зайдите послезавтра.
Монтальбано повесил голову и ничего не сказал.
– Это срочно? Тогда давайте так, я, скажем, часа через два могу дать вам предварительный ответ, однако он будет нуждаться в подтверждении.
– Хорошо.
Эти два часа он провел в художественном салоне, где была выставка одного семидесятилетнего сицилийского художника. Он все еще не ушел от народнической риторики, но краски были прекрасные, интенсивные, живые. Во всяком случае, Монтальбано скользил по картинам рассеянным взглядом и с таким нетерпением ждал ответа Контино, что каждые пять минут поглядывал на часы.
– Ну так что же?
– Я только-только закончил. По моему мнению, речь идет именно о фотомонтаже. Превосходно сделанном.
– По каким признакам вы это определили?
– По теням на фоне. Голову настоящей невесты заменили головой этой девушки.
А об этом Монтальбано ему не говорил. Контино не был предупрежден, на что нужно обратить внимание, и комиссар не мог подтолкнуть его к такому выводу.
– Скажу вам больше: фото девушки было отретушировано.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ее, как бы это сказать, немного состарили.
– Могу я забрать фотографию?
– Конечно, мне она больше не нужна. Я думал, что дело будет сложнее, нет необходимости в подтверждении, как я раньше сказал.
– Вы оказали мне огромную услугу.
– Послушайте, комиссар, мое мнение – совершенно частное, вы понимаете? Не имеет никакой юридической силы.
Начальник полиции не только принял его сразу, но распахнул с радостью объятья.
– Какой приятный сюрприз! У вас есть время? Пойдемте со мной, мы зайдем ко мне домой, я жду звонка от сына, жена моя будет просто счастлива вас видеть.
Сын начальника полиции, Массимо, был врачом и принадлежал к ассоциации добровольцев. Они называли себя «Врачи без границ» и отправлялись в страны, истерзанные войной, где работали, как могли.
– Мой сын педиатр, вы знали? Сейчас он находится в Руанде. Я за него по-настоящему тревожусь.
– Там все еще идут столкновения?
– Я не имел в виду столкновения. Каждый раз, как ему удается до нас дозвониться, я чувствую, что он все больше и больше подавлен ужасами, страданиями.
Потом начальник полиции замолчал. И конечно, только чтоб отвлечь его от тяжелых дум, в которые тот погрузился, Монтальбано рассказал ему новость:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Ты уверена, что этот таинственный возлюбленный существовал на самом деле? Не могла это быть просто юношеская фантазия?
– Не такая была Лизетта, чтоб жить фантазиями.
– Знаете, – сказал Монтальбано, – в семнадцать лет, да к сожалению, и после тоже, нельзя поручиться за постоянство чувств.
– Ну что, разделали тебя под орех? – сказал директор.
Не говоря ни слова, синьора вытащила другую фотографию из конверта. Она изображала молодую девушку в свадебном платье, которая подставляет кренделем руку красивому парню в форме американского солдата.
– Эту я получила из Нью-Йорка, так значилось на почтовом штемпеле, в начале сорок седьмого.
– И это разрешает все сомнения, по-моему, – заключил директор.
– Ну уж нет, сомнения разве что рождаются.
– В каком смысле, синьора?
– Потому что в конверте была только эта фотокарточка, только фотокарточка Лизетты с солдатом, и все: никакой записки, ничего. И даже на обороте карточки ни одной строчки, можете проверить. И теперь как вы объясните, почему настоящая подруга, подруга близкая, посылает мне одну фотокарточку и ни слова в придачу?
– Почерк на конверте принадлежал вашей подруге?
– Адрес был напечатан на машинке.
– А-а, – произнес Монтальбано.
– И последнее, что я хочу вам сказать: Элиза Москато была двоюродной сестрой Лилло Риццитано. И Лилло любил ее очень, вроде как младшую сестру.
Монтальбано взглянул на директора.
– Он ее обожал, – признал тот.
Глава девятнадцатая
Чем дольше комиссар бился над этим, приступал то так то эдак, чем дольше кружил вокруг да около, тем больше и больше убеждался, что он на правильном пути. Не было даже нужды в обычной прогулке для проветривания мозгов к самому концу мола. Как только он вышел из дома Бурджио со свадебной фотографией в кармане, тут же понесся прямиком в сторону Монтелузы.
– Доктор у себя?
– Да, но он работает, сейчас я ему скажу, – сказал сторож.
Паскуано и двое его помощников стояли вокруг мраморного анатомического стола, на котором лежал труп, голый и с выпученными глазами. И у него имелись на это все основания, у покойника, таращить глаза, как будто от изумления, потому что эти трое чокались бумажными стаканчиками. Доктор держал в руке бутылку шампанского.
– Идите к нам, идите, мы тут празднуем.
Монтальбано поблагодарил ассистента, который передавал ему стаканчик, Паскуано успел налить ему глоток шампанского.
– За чье здоровье пьем? – спросил комиссар.
– За мое. Считая вот этого, я дошел до тысячного вскрытия.
Монтальбано выпил, отозвал доктора в сторонку и показал ему фотографию:
– Убитая из пещеры могла походить на вот эту девушку на фото?
– А почему бы вам не пойти куда подальше? – спросил сладким голосом Паскуано.
– Извините, – ответил комиссар.
Повернулся на каблуках и вышел. Идиот, он сам, а не доктор. В приливе энтузиазма пошел к Паскуано задавать самый дурацкий вопрос, который только мог прийти в голову.
В криминальном отделе ему повезло не больше.
– Якомуцци тут?
– Нет, он у господина начальника полиции.
– Кто заведует фотолабораторией?
– Де Франческо, в подвальном этаже.
Де Франческо поглядел на фотографию так, будто до сих пор пребывал в неведении относительно возможности воспроизводить изображения на фотопленке.
– Что вы от меня хотите?
– Узнать, идет ли речь о фотомонтаже.
– А, это не моя компетенция. Я разбираюсь только в съемке и проявке. Что посложней, отсылаем в Палермо.
Потом колесо повернулось в нужном направлении, и началась цепь удач. Монтальбано позвонил фотографу из журнала, где была напечатана рецензия на книгу Маравентано, фамилию которого он запомнил.
– Извините, что беспокою вас, это вы синьор Контино?
– Да, это я, а с кем я разговариваю?
– Я комиссар Монтальбано, мне нужно бы с вами увидеться.
– Приятно с вами познакомиться. Приходите прямо сейчас, если хотите.
Фотограф обитал в старой части Монтелузы, в одном из немногих домов, уцелевших во время оползня, который поглотил целый квартал с арабским названием.
– На самом деле по специальности-то я не фотограф, преподаю историю в лицее, но балуюсь фотографией. Я к вашим услугам.
– Вы в состоянии сказать мне, является ли эта фотография фотомонтажом?
– Могу попытаться, – сказал Контино, глядя на фото. – Когда она была сделана, вам известно?
– Мне сказали, что-то около сорок шестого.
– Зайдите послезавтра.
Монтальбано повесил голову и ничего не сказал.
– Это срочно? Тогда давайте так, я, скажем, часа через два могу дать вам предварительный ответ, однако он будет нуждаться в подтверждении.
– Хорошо.
Эти два часа он провел в художественном салоне, где была выставка одного семидесятилетнего сицилийского художника. Он все еще не ушел от народнической риторики, но краски были прекрасные, интенсивные, живые. Во всяком случае, Монтальбано скользил по картинам рассеянным взглядом и с таким нетерпением ждал ответа Контино, что каждые пять минут поглядывал на часы.
– Ну так что же?
– Я только-только закончил. По моему мнению, речь идет именно о фотомонтаже. Превосходно сделанном.
– По каким признакам вы это определили?
– По теням на фоне. Голову настоящей невесты заменили головой этой девушки.
А об этом Монтальбано ему не говорил. Контино не был предупрежден, на что нужно обратить внимание, и комиссар не мог подтолкнуть его к такому выводу.
– Скажу вам больше: фото девушки было отретушировано.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ее, как бы это сказать, немного состарили.
– Могу я забрать фотографию?
– Конечно, мне она больше не нужна. Я думал, что дело будет сложнее, нет необходимости в подтверждении, как я раньше сказал.
– Вы оказали мне огромную услугу.
– Послушайте, комиссар, мое мнение – совершенно частное, вы понимаете? Не имеет никакой юридической силы.
Начальник полиции не только принял его сразу, но распахнул с радостью объятья.
– Какой приятный сюрприз! У вас есть время? Пойдемте со мной, мы зайдем ко мне домой, я жду звонка от сына, жена моя будет просто счастлива вас видеть.
Сын начальника полиции, Массимо, был врачом и принадлежал к ассоциации добровольцев. Они называли себя «Врачи без границ» и отправлялись в страны, истерзанные войной, где работали, как могли.
– Мой сын педиатр, вы знали? Сейчас он находится в Руанде. Я за него по-настоящему тревожусь.
– Там все еще идут столкновения?
– Я не имел в виду столкновения. Каждый раз, как ему удается до нас дозвониться, я чувствую, что он все больше и больше подавлен ужасами, страданиями.
Потом начальник полиции замолчал. И конечно, только чтоб отвлечь его от тяжелых дум, в которые тот погрузился, Монтальбано рассказал ему новость:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61