– А как ты думал, – ответил он на немой Митин вопрос. – Годы не тётка. Приходится здоровье беречь.
– Можно говорить, отец?
– В принципе, да. У Зельдовича – наша территория. Но сперва послушай меня, так выйдет быстрее. Тебя хлопцы вытащили чудом с площади. Но Мити Климова, сам понимаешь, больше нет и не будет. Он мёртв. Он – трагический символ сопротивления и таким, надеюсь, останется в веках. У тебя теперь всё другое – имя, отпечатки пальцев, стадный номер регистрации… Комар носа не подточит, говорю с удовлетворением. Ты – Саша Переверзев, мой законный сын от первого брака. Поздравляю от всей души. С подробностями своей биографии познакомишься позже… Теперь давай вопросы, но в темпе. Время не ждёт.
– Значит, всё было напрасно?
– Ах, вот что тебя беспокоит. Понимаю… Нет, я бы так не сказал. Это ведь всего лишь проба сил. В главном она удалась. Лес распрямил свои кроны. Но есть и просчёты, иначе не бывает. Никто не рассчитывает на лёгкую победу. Национально-освободительная борьба иногда длится веками. Вспомни Индию или Китай. Запомни, сынок, – жертвенная кровь никогда не бывает напрасной. Выкинь это из головы.
– Какая жертва, если я перед вами?
– В том, что ты живой, твоей вины нет. И потом, повторяю, это не ты. Завтра принесу «Теорию перевоплощения» Исидора Губкина. Поднаберёшься ума. Читать не разучился?
– Не знаю, давно не пробовал.
– Это надо быстро поправить. Входи в образ. Мой сын без книги спать не ложится. Ты интеллектуал, по убеждениям – матёрый глобалист-рыночник. Потомок славного рода знаменитых купцов Переверзевых из Забайкалья. Все предки поголовно сгнили в сталинских лагерях. Ничего, наставники натаскают, но времени в обрез. Не больше трёх недель.
– А потом что?
– В дорогу, Саша, в дорогу. Отправишься на стажировку в Штаты, как полномочный представитель компании «Оникс-Петрониум». Это многих славный путь. Пройдёшь полный зондаж с блокировкой подсознания. Если справишься с тестами, не засветишься, дадут туземную лицензию на коммерческую деятельность. Хватит прятаться за папочкину спину. Пора становиться болванчиком с индивидуальной пресс-картой.
– Думаете, получится? – усомнился Климов. Поймал во взгляде Деверя чудный свет. Свет глубинного родства, тёплый, живительный, целебный.
– У тебя всё получится, сын. – Голос Деверя непривычно дрогнул. – Впереди большие дела. Кудесница в тебе не ошиблась… Кстати, ты так и не рассказал, как она выглядит. Я ведь до сих пор думаю, Марфа – это нечто вроде древнего мифа о Белом озере. В реальности её нет.
– Она есть, – уверил Климов и положил руку на грудь. – Она здесь.
– Всё, всё, – заторопился Деверь. – Кончаем базар. Вон твоя красавица спешит с угощением.
Зуля прибежала запыхавшаяся, раскрасневшаяся – действительно безупречная имитация живых тканей, причём в совершенной форме. Принесла оплетённый кувшин, серебряные стаканчики и пакет с ярко-оранжевыми апельсинами. Два стаканчика, не три.
– А себе? – удивился Деверь. – Разве не составишь нам компанию, красна девица?
Зуля смущённо моргала, в светлых глазах тлели смоляные зрачки. Если себе представить воплощённую добродетель, осколок минувших, первоначальных времён, то вот она, соблазнительная и доступная.
– Мне нельзя, добрый господин, – прошептала застенчиво. – Я на работе. Только по разрешению Меркурия Гнедовича.
– Хорошо, считай, я с ним договорился… – Деверь наполнил стаканчики золотистой жидкостью из кувшина, протянул один Климову, второй Зуле. – Ну-ка, молодёжь, примите во славу демократии, а я уж по-стариковски за вами.
Медсестра ещё поманерничала, оглянулась по сторонам – садик пустой, – лихо опрокинула стакан, как водичку сглотнула. И синяя жилка на стройной шее запульсировала. С благодарностью поклонилась, вернув стакан Деверю.
Митя тоже выпил и сразу понял, что никогда прежде не пил настоящую водку, пробавлялся исключительно суррогатом. В груди огонь, и по затылку будто шарахнули кулаком. Куда там витаминному морсу. Опасался, кинет в сон, – ничего подобного. Напротив, день посветлел, хотя солнышка нет на небе.
Выпил и вторую – уже вместе с Деверем. И тут же он стал прощаться. Митю обнял, потёрся лбом о его лоб, Зулю ущипнул за бочок дружески.
– Приглядывай за сыном, сестричка. Он один у меня – надежда и гордость.
– Я вся в его власти. – Зуля срывающимся голосом искусно имитировала опьянение. – Господин бездействует.
– Напрасно, сын, – усмехнулся Деверь. – Попользуйся, пока есть возможность. Экспериментальная штучка. Клинике обошлась почти в половину лимона. Стоишь таких денег, красотка?
– Я ничего не стою, – промурлыкала Зуля. – Я вся ваша даром.
Через день Климову делали последнюю пересадку кожи. Его перестали накачивать снотворным, и он был в ясном сознании. Оперировал Меркурий Гнедович, биомедсестра, как обычно, ассистировала. Операционная была ярко освещена фитолампами с излучением обезболивающих ароматов. Доктор за работой без умолку молол языком. Хвалился успехами, какие сделала косметология буквально за последние годы. Революция, как и во всей медицине, началась с того дня, когда мировым декретом было разрешено повальное клонирование человека. Труднее всего оказалось – наверное, Саша помнит – преодолеть тупое сопротивление мечети и православной церкви, оказавшихся в конечном счёте главными барьерами на пути прогресса. Решить дело миром, как известно, не удалось, хотя предпринимались самые доброжелательные попытки урезонить священнослужителей, боровшихся, понятно, не за архаические нравственные устои и маразматические заповеди, а за ускользающую власть над человеческими душами, дающую возможность контролировать и тратить колоссальные средства. Наконец мировое правительство вынуждено было принять единственно верное, судьбоносное решение: обе религии были запрещены по закону, и отныне их адепты и последователи приравнивались к террористам, коммунистам, фашистам, скинхедам и двухголовым мутантам, расплодившимся на острове Пасхи.
– И вот вам результат, Саша, – радостно приговаривал доктор, лепя Климову лоскут желтоватой, свежей, только что из раствора, его собственной кожи. – Десять лет назад вы с такими ожогами пробултыхались бы сутки-двое в тубе с эмульсией – и поминай как звали. А теперь выйдете от нас новенький, как отполированный доллар.
– Эй, осторожней там, – Недовольно пробурчал Климов, лежавший неудобно на боку. – Всё таки не скота кромсаешь.
Доктор замер в изумлении, растопырив руки. Зуля, расценив паузу по-своему, заботливо промокнула ему лоб чистой марлицей.
– Ну-ка, ну-ка, – возбуждённо крякнул доктор. – Повторите, Саша, что вы сказали?
– Не нукай, не запряг, – отозвался Климов. – За такие башли, какие батяня отстёгивает, мог бы, говорю, поаккуратнее штопать, козёл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109