На самолет он ее не провожал – наверное, помнит твое предупреждение, но о телеграмме соврал. Я просила капитана проверить, была ли такая телеграмма, оказалось, что не было. Но факт остается фактом: Тамара уже в Москве, проморгали вы ее.
– Еще не в Москве. Первый рейс, с которым она могла улететь, что-то около трех Успеем.
Отправляюсь в радиорубку и по радиотелефону соединяюсь с Москвой. Корецкого нет, но я добываю самого генерала.
– Алексей Петрович, промашка. Ругаться будете потом – времени мало. Пока ближайший самолет еще не прибыл из Новороссийска, необходимо послать людей встретить Тамару Сахарову и проследить ее путь из аэропорта. Брать ее, пожалуй, не стоит. Нет основания, да и бесполезно. Пусть себе едет в Апрелевку. Анфиса Егоровна уже все продумала и соображает, что спасать надо себя, а не Сахарова. Если же Тамара поедет по другим адресам, пусть проследят.
Генерал молчит несколько секунд – видимо, сдерживается.
– Хорошо, – говорит он замороженным голосом. – Других промашек нет?
– Пока нет, – отвечаю я.
Продолжать разговор уже незачем – у генерала времени в обрез. А я иду к капитану К счастью, ждать его не приходится – он у себя.
– Когда у вас закрываются бары? – спрашиваю я.
Капитан несколько удивлен:
– В двенадцать. А что?
– Можно закрыть один пораньше? То есть не совсем закрыть, а для пассажиров. Бармен уйдет, а мы останемся.
– Понимаю. – Капитан задумывается, мысленно подбирая для нас подходящее помещение. – Крайний бар без курительной. Последний по левому коридору. Вывеска: «Близ Диканьки». Идет?
– Идет.
– Когда?
– Часов в десять-одиннадцать, когда вам удобнее.
– Хорошо. Я скажу бармену. Он оставит вам ключ. Много вас?
– Я да он, да еще трое. Почти джаз-оркестр, только без музыки.
– Надеюсь, и без стрельбы?
– Что вы, капитан! Это только генеральная репетиция.
После разговора с капитаном разыскиваю Лежаву.
– Порядок, товарищ полковник. Я с ним Нодия оставил. Оба ныряют.
– Не заметил слежки?
– По-моему, нет.
– Что-то не верится. У него гестаповская выучка.
– Так мы для него все на одно лицо. Наших ребят из Грузии здесь полно. Любимое грузинское развлечение летом – батумский круиз.
– А как он себя ведет?
– Беспокойно. Часто ссорится с женой. Уединяется. Пьет.
– А жену вы проморгали.
– Так вы же сами, товарищ полковник, выключили ее из наблюдения.
– Знаю. Мой промах. А за Сахарова вы в ответе. За каждый шаг. Сегодня вечером после отплытия из Новороссийска, часов в одиннадцать, будьте оба у бара «Близ Диканьки». Держитесь незаметно, но так, чтобы я мог позвать вас в любую минуту.
Остается Галка, и все происходившее на теплоходе в мое отсутствие будет выяснено. Галка ждет на шлюпочной палубе против нашей каюты.
– Как прошел ужин вчера, когда я уехал?
– Сахаров не явился. Пришла одна Тамара с растекшимися ресницами и распухшими веками. Говорит, что поссорились. Я посочувствовала и, воспользовавшись настроением, поинтересовалась ее семейной жизнью. Обеспечены они вот так, – Галка подносит два пальца к горлу, – но атмосфера дома ненастная. Живут замкнуто, дома у них, кроме Томкиной клиентуры, никто не бывает; у нее самой какие-то шашни, но Сахаров смотрит сквозь пальцы: либо это его не интересует, либо устраивает. Но мне кажется, что-то все-таки связывает их кроме брака. Во всяком случае, с недавнего времени. А пить он начал только здесь, на теплоходе, что крайне удивляет Тамару: в Москве она этого не замечала. В общем, две разные жизни, в чем-то, конечно, связанные кроме брачных уз, но, должно быть, совсем, совсем недавно. Какой-то потаенный страх сквозит в словах Тамары, а раньше – я ведь ее давно знаю – никогда этого не замечала.
Я пропускаю мимо ушей все сказанное Галкой. Сейчас меня интересует другое.
– Когда ты увидела Сахарова?
– Сегодня за обедом. По-моему, он был даже рад, что Тамара уехала.
– Радость понятна. Только это ему уже не поможет.
– Подвел итоги?
– Подведу сегодня вечером.
– Тебе сейчас нельзя выходить из каюты. По-моему, он поверил, что ты болен.
– Поверил или не поверил, это уже не имеет значения. Операция заканчивается.
– Где?
– «Близ Диканьки». Есть такой бар на теплоходе. Поближе к двенадцати ночи. Ты не ходи.
– Я понимаю, что доктор Ватсон тебе уже не нужен.
– Не обижайся, Галчонок. Ты свое дело сделала.
– А если он вооружен?
– Ты думаешь, у нас дуэль? «Возьмем Лепажа пистолеты, отмерим тридцать два шага…» Нет, Галка, только психологический этюд.
– Время неподходящее. В двенадцать бары уже закрываются.
– Наш бар будет открыт до утра. Так что не жди меня ночью. – Я обнимаю ее за плечи и добавляю: – А теперь пойду искать «школьного друга».
Галка не понимает.
– Зачем?
– Надо же предупредить его о вечере на хуторе «Близ Диканьки».
Я нахожу его за бассейном в шезлонге, греется под заходящим уже за море солнцем. Он сидит голый, в одних плавках и больших черных очках. Я присаживаюсь на корточки рядом и спрашиваю:
– Отдыхаешь?
Он молниеносно оглядывается по сторонам, не слышит ли кто-нибудь, и, убедившись, что рядом никого нет, усмехается:
– Как видишь. А тебе ведь следует в лазарете лежать.
– Отлежался.
– Ой ли?
В этом «ой ли» я слышу нескрываемую иронию. Значит, не верил и не верит.
– А ты, пока я болел, уже вышел на связь?
Он снимает очки и смеется:
– Ты о жене?
– В Москву послал?
– Ага.
– Не поможет.
– Утешайся, если ты уже с ордером.
– Пока еще нет.
– Не надейся. В любом суде проиграешь.
– Поживем – увидим. А пока поговорить треба.
– О чем?
– Узнаешь.
– А если откажусь?
– Не откажешься. Не в твоих интересах.
– Допустим, но не здесь же.
– И не сейчас. Есть бар в конце коридора. Рядом с музыкальным салоном. Скажем, в половине одиннадцатого. Свидетелей не будет. Кто в кино, кто на концерте. Самое подходящее место для рандеву. А что нам нужно? Бутылку пива или пару коктейлей.
– Не нравится мне все это.
– Не нравится, когда надевают наручники. А для этого, к сожалению, еще не пришло время.
Теперь он уже откровенно хохочет:
– Признаешься в бессилии?
– Пока да. Пока.
– Ну что ж, поговорим, если тема подходящая. Какой бар? «Близ Диканьки»? Страшная месть, да?
– Еще не страшная.
– Ладно, приду.
Теперь я отправляюсь на розыски Ермоленко и Бугрова. Оба отсыпаются в отведенной им каюте. Вскакивают как по команде.
– В половине двенадцатого уйдет бармен, и войдете вы. Напоминаю: ни слова о Сахарове, о лагере, о партизанах, о войне. Пусть не знает, кто вы и откуда. Твердо запомните. Это приказ. Ясно?
– Точно, – чеканит Бугров.
– Не подведете?
– Не подведу, товарищ полковник.
– Добро, – копирую я генерала.
«БЛИЗ ДИКАНЬКИ»
Длинный узкий коридор пуст. Лишь в конце его в дверях музыкального салона, откуда доносится чье-то микрофонное пение, маячит Нодия в сером костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37