– Но мистер Твистлтон безумен, – возразил я.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ньютон.
– Тогда я не понимаю, почему вы всерьез воспринимаете это письмо.
– По той простой причине, что мистер Твистлтон его не писал.
– Откуда вы знаете?
– В течение нескольких лет я для собственного развлечения изучал характерные особенности разных почерков, – объяснил Ньютон.– По почерку можно даже судить о состоянии здоровья человека: например, страдает ли он от дефекта зрения или паралича. Глядя на аккуратные, ровные буквы и зная, как серьезно болен мистер Твистлтон, начинаешь понимать, что рассудок автора этого послания находится в полном порядке. Также стоит отметить, что автор послания изучал латынь.
– Как вы это определили?
– Буквы «а» и «е» трижды оказались рядом в закодированном тексте; и всякий раз он писал их слитно, как «эе». Это дифтонг, то есть сочетание двух гласных, и он указывает на латинское произношение. Например, дифтонг показывает, что следует произносить «с» в слове «Caesar» как твердое «к». Вот почему меня не удивит, если окажется, что автор послания человек образованный, а это сразу же исключает мистера Твистлтона, чье образование ограничивается несколькими классами.
– Но откуда вы знаете? Быть может, он немного изучал латынь.
– А разве вы не помните, как он отреагировал, когда после его бреда относительно мира и войны я спросил его о смысле латинского выражения «Расе belloque»?
– Да, конечно. «В мире и войне». Теперь я понял, зачем вы это сделали.
– Он не знал смысла этих слов. И вовсе не потому, что ему отказал разум, просто он не изучал латыни.– Ньютон вздохнул.– Вы сегодня какой-то скучный, Эллис. С вами все в порядке? Вы не похожи на себя.
– У меня болит голова, – признался я.– Но со мной все хорошо, – добавил я, хотя чувствовал себя отвратительно.
Мы вышли на Пэлл-Мэлл, где щегольски одетый Сэмюэль Тюэ, галантерейщик и гугенот, посмотрел на нас, когда мы вошли в его магазин, точно на пару филинов. Несомненно, он больше привык иметь дело с экзотическими павлинами вроде разодетого в пух и прах франта, изучавшего выставленную на витрине шляпу с таким интересом и вниманием, как мы с Ньютоном рассматривали бы фальшивую монету. Выслушав вопрос Ньютона о плюмажах, мистер Тюэ открыл крышку украшенной эмалью роскошной табакерки, отправил в нос внушительную порцию табака и небрежно ответил, что плюмажами его обеспечивает Джеймс Чейз из Ковент-Гардена, который специализируется на перьях страусов и павлинов и является лучшим поставщиком данного товара в Лондоне.
Очень скоро мы уже входили в лавку мистера Чейза – огромный птичник с множеством уток, ворон, лебедей, гусей, цыплят и несколькими павлинами. Ньютон вытащил переливающееся всеми цветами радуги перо, которое нашел в Тауэре, и объяснил, что пришел к мистеру Чейзу по делу, после чего заявил:
– Мне сказали, что вы крупнейший поставщик перьев для плюмажей в Лондоне.
– Чистая правда, сэр. Когда речь идет о перьях, я подобен Виргинии для табака или Ньюкаслу для угля. У меня есть любые перья – для изготовления перьев для письма, мебели, матрасов и украшений.
– Это голубое перо павлина, не так ли?
Мистер Чейз, высокий, похожий на птицу человек, бросил на перо короткий взгляд и подтвердил догадку Ньютона.
– Да, сэр. Оно и в самом деле голубое.
– Что еще вы можете о нем сказать?
– Судя по его виду, оно никогда не украшало шляпу, так как осталось необрезанным. Павлины достаточно редкие птицы, однако некоторым богачам они нравятся. К несчастью, у павлинов дурной нрав, поэтому их необходимо держать отдельно от других домашних птиц. Могу лишь добавить, что это перо принадлежало одной из моих птиц, джентльмены.
– В самом деле? – удивился Ньютон.– Но почему вы так уверены?
– По стволу пера, естественно.– Мистер Чейз перевернул перо и показал нам ороговевший кончик, на котором имелось небольшое синее пятно.– Так мы помечаем все наши перья – чтобы гарантировать качество. Будь то лебединое перо для письма или страусиное для дамского головного убора.
– А можете вы нам сказать, кто получил от вас это перо? – спросил Ньютон.
– Почти все павлиньи перья я отправляю мистеру Тюэ или мадам Шери, модистам-французам. Гугенотам, сэр. Они хорошо покупают перья. Изредка я продаю перья дамам, которые желают сами сделать себе шляпки. Мистер Тюэ утверждает, что на свете немало женщин, способных сшить себе платье, но лишь немногие умеют делать шляпки. Впрочем, недавно я продал одно перо новому покупателю. Раньше я никогда не видел этого человека. Как его звали? Не могу вспомнить. Но он едва ли станет сам делать себе шляпу.
– Что еще вы можете о нем сказать? – поинтересовался Ньютон.
Мистер Чейз немного подумал.
– Он был похож на француза.
– Что еще один гугенот? Мистер Чейз покачал головой.
– Мне так показалось. Да и имя у него какое-то иностранное, хотя я никак не могу его вспомнить. Честно говоря, сэр, с другими иностранцами мне не доводилось иметь дело. С тем же успехом он может оказаться испанцем. Впрочем, говорил он как англичанин. Как человек образованный. Хотя некоторые гугеноты прекрасно болтают по-английски. К примеру, мистера Тюэ можно принять за англичанина.
– Англичанина в своем роде, – задумчиво произнес Ньютон.
После того как мы покинули лавку мистера Чейза, доктор Ньютон внимательно посмотрел на меня и заявил, что мне не помешала бы чашка кофе. И мы зашли к «Греку», в весьма популярное заведение среди членов Королевского общества. Чашка кофе помогла мне немного прийти в себя. Пока мы потягивали горячий напиток, к нам подсел мужчина лет тридцати. Я принял его за ученого и был недалек от истины, поскольку он оказался членом Королевского общества и наставником детей герцога Бедфорда. Судя по акценту, он был французом, но в действительности являлся швейцарцем-гугенотом.
Ньютон представил его как Николаса Фатио де Дульера, и хотя я сразу понял, что прежде они были близкими друзьями, мой наставник проявил известную холодность, из чего я сделал вывод, что они поссорились. Мистер Фатио посматривал на меня с некоторым подозрением, которое можно было бы назвать ревностью, если бы характер моего наставника не отметал начисто подобные предположения. Но все же нельзя было игнорировать тот факт, что мистер Фатио производил впечатление человека изнеженного, я бы даже сказал, женственного.
После нескольких жадных глотков я вдруг обнаружил, что мне совсем не хочется кофе, а от густого дыма еще сильнее закружилась голова; вот почему я лишь смутно помню, о чем говорили мой наставник и мистер Фатио. У меня сложилось впечатление, что мистер Фатио пытался вернуть прежнее доверие Ньютона.
– Я так рад, что нашел вас здесь, доктор, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86