– Я хотел тебя навестить, брат, но мне помешали дела.
– Ну, сейчас со мной все в порядке, ты и сам видишь.
– Хорошо. Расскажи мне, пожалуйста, что происходит в Тауэре? Сколько всего было убийств – одно или два? Милорд Лукас упорно утверждает, что только одно и что оно не имеет никакого отношения к внутренним службам Тауэра.
– Всего было три убийства, – объявил я, с удовлетворением заметив испуг на лице брата.
– Три? Боже мой! – выдохнул Чарльз.– И как скоро нам сообщат имена преступников? Или мы должны ждать, когда у доктора Ньютона будет подходящее настроение? Быть может, он намерен все сохранить в тайне – ведь молчит же он о своей теории природы света. Или его ум уже не отличается прежней остротой? В Кембридже говоря , что он занял эту должность из-за того, что его разум заметно ослабел.
– А разве нужен ум, чтобы работать в казначействе? – задал я провокационный вопрос.– Не уверен. Однако с умом у Ньютона все в порядке. И я возмущен твоим предположением, что он сознательно придерживает информацию.
– Что же мне сказать моему начальству?
– Это меня не интересует.
– Мне так и сказать?
– Решай сам.
– Тем не менее ты получил это место благодаря мне.
– О чем ты постоянно мне напоминаешь.
– Если бы не я, то у тебя, Кит, не было бы ни малейших перспектив.
– Скажи, ты сделал это для меня или в собственных интересах?
Чарльз вздохнул и выглянул в окно – шел сильный дождь, словно Бог решил стать мойщиком окон.
– Разве я сторож брату моему? – пробормотал Чарльз.
– Ты даже не дал мне шанса ответить на твои вопросы. Я расскажу тебе то, что ты хочешь узнать. Но тебе не следует плохо отзываться о человеке, к которому я питаю глубочайшее уважение. Ведь я не говорю ничего дурного о твоем мистере Лаундесе или милорде Монтегю.
– Галифаксе, – поправил он, напомнив о новом титуле Монтегю.– Милорд Монтегю стал графом Галифаксом.
– Не надо так высоко заноситься и оскорблять меня, брат, – продолжал я.– Лучше предложи мне вина и хоть немного уважения, и ты увидишь, как дерьмо превращается в мед.
Чарльз налил нам вина, мы выпили, и я начал рассказывать:
– Честно говоря, брат, существует множество разных версий, и я даже не знаю, с чего начать. Ну, если по порядку… Возможно, за убийствами стоят фальшивомонетчики, поскольку сидящие в Ньюгейте преступники назвали одного из убитых, Даниеля Мерсера, своим сообщником. Эта банда сумела изобрести уникальный способ подделки золотых гиней – не исключено, что Мерсера убили потому, что он мог заговорить. Агент, который наблюдал за Мерсером – его звали Кеннеди, – также убит. Кроме того, с убийствами связана какая-то алхимическая тайна, которая заставляет Ньютона считать, что дело это намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Здесь много странного и много крови, и, надеюсь, ты не станешь смеяться, если я скажу, что временами мне бывает страшно. Всякий раз, когда я нахожусь в Тауэре, у меня возникает ощущение, будто со мной должно случиться нечто ужасное.
– В этом нет ничего удивительного, – заметил брат, – ведь речь идет о Тауэре.
Я терпеливо кивнул, рассчитывая мирно покинуть его кабинет, не устроив напоследок ссоры.
– И еще пошли разговоры о тамплиерах и спрятанных сокровищах – отличный мотив для убийства, если кто-то рассчитывает стать обладателем клада. Впрочем, многие уже пытались искать в Тауэре сокровища. Баркстед, Пепис…
– Сэмюэль Пепис?
Я кивнул.
– Проклятый тори, – проворчал брат.
– А также Флэмстид и бог знает, кто еще.
– Понятно.
– Остается добавить, что в Тауэре собралось немало французских гугенотов.
– Не только в Тауэре. Всю страну заполонили паршивые французы.
– И у них полно тайн, что не может не вызывать у Ньютона подозрений.
– А когда французы не вызывали подозрений? – усмехнулся Чарльз.– Конечно, они сами виноваты. Они полагают, что мы их не любим только из-за того, что в прошлом воевали с ними. Но причина в их проклятом высокомерии и важности, с которой они держатся. Католики, протестанты, евреи или иезуиты, не имеет значения. Я бы всех французов с радостью отправил в ад.– Он немного помолчал.– Ну, и кто вызывает наибольшие подозрения?
– Ньютон – человек науки, – ответил я.– Он не строит гипотез без опоры на доказанные факты. Нет ни малейшего смысла на него давить. С тем же успехом можно поставить клизму бутылке, рассчитывая, что она начнет гадить. Однако Ньютон неустанно ведет расследование, и хотя он мало говорит, я уверен, что он очень тщательно взвешивает свои ходы.
– Я рад это слышать, – проворчал Чарльз.– Три отвратительных убийства в самом охраняемом замке Британии! Настоящий скандал.
– Если кто-то и способен разгадать тайну убийств, то это доктор Ньютон, – уверенно сказал я.– Достаточно находиться рядом с ним, чтобы увидеть, как работает его потрясающий ум. Но я стараюсь не задавать ему много вопросов, так как его легко вывести из равновесия, а я опасаюсь его насмешек.
– Ну, значит, у нас все-таки есть нечто общее, – вздохнул мой брат.
– Однако я уверен, что, как только доктор Ньютон придет к какому-нибудь выводу, он обо всем мне расскажет, поскольку я заслужил его доверие. Но никак не раньше. Omnis in tempore , брат.
Чарльз взял перо и, держа его над чистым листом бумаги, заколебался.
– Что ж, я могу сделать неплохой доклад мистеру Лаундесу, – сказал он и отбросил перо.– Вот только что мне ему сообщить? С тем же успехом я мог бы попытаться описать проклятые «Prinsipia».– Он недовольно фыркнул.– Смотрю на них и ничего не понимаю. Поразительно, как нечто столь умное заставляет человека чувствовать себя столь глупым. Ты их читал?
– Пытался.
– Не понимаю, как книга может оказывать такое влияние на людей, если мне не удается найти хоть кого-то, кто ее прочитал.
– Вряд ли в Европе отыщется больше дюжины человек, которые осмелятся сказать, что понимают эту книгу, – заметил я.– Но эта дюжина на две головы выше остальных смертных. И все они сходятся на том, что это самая важная книга, которая когда-либо была написана.
Чарльз заметно помрачнел – я прекрасно знал, что он разбирается в подобных вещах еще меньше меня.
– Конечно, он очень умен, – проворчал Чарльз.– Все это знают. В его досье так прямо и написано. Но он странная птица. Его преданность долгу вызывает восхищение. Однако его не интересуют наши похвалы. Ему нужно одно: чтобы ему говорили, что он прав. О чем ему и самому прекрасно известно. В результате с ним очень трудно иметь дело, в особенности как с государственным служащим. Он слишком независим.
– Да, ты прав, он странная птица, – согласился я.– Однако он так высоко летает, что становится почти невидимым для обычных людей. Мне он представляется ангелом, парящим у самых пределов нашего мира или даже за ними, у луны и звезд или у самого солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86