Люди только обрадовались, что могут услужить президенту. Естественно, а как же иначе. Постарайтесь представить настроение, захватившее целую нацию. Молоденькие мальчики приходили записываться в армию, желая послужить своей стране, несмотря на свои юные лета. Женщины организовывали добровольные группы поддержки, которые занимались рассылкой посланий от девушек одиноким солдатам. Проводилось огромное количество митингов и собраний в поддержку предстоящей кампании. Люди жертвовали деньги – совершенно бескорыстно, заметьте, – в военную казну, чтобы расходы на войну не повлияли на благосостояние служащих и офицеров.
Конечно, я чуть-чуть забежал вперед в своем рассказе: в тот вечер мы еще только собирались объявить о начале военных действий. Но нация уже находилась в полной боевой готовности. Когда выпуск новостей с известием о зверских терактах со стороны алсиан распространился по всему городу – перед показом на большом экране его пришлось даже подвергнуть цензуре, чтобы не слишком взволновать впечатлительный народ, – люди встретили решение совета офицеров с радостью. Когда, например, Рода Титус пробралась домой – после заключения и пыток в алсианском лагере (и это аккредитованный дипломат!), долгих ожиданий удобного случая для побега, – мы приняли во внимание ее муки и твердо решили отомстить за несчастную женщину, и наши действия в корне отличались от истерических порывов некоторых менее дисциплинированных наций.
От глубокого сна меня пробудили личные помощники незадолго до Дьявольского Шепота, я прошел в комнату, наскоро оснащенную необходимой аппаратурой, чтобы лично увидеть семь кораблей с нашими доблестными воинами, которые взяли старт и приступили к выполнению опасного, но почетного задания.
ПЕТЯ
Несколько дней я пробыл в одиночестве, все дальше удаляясь на северо-восток.
Примерно на протяжении двухсот километров от Южного моря дорога постепенно поднимается вверх: верхушка каждой дюны на несколько сантиметров выше, чем у ее предшественницы. Я ехал и ехал, как будто пытаясь от чего-то убежать, и на третий день почувствовал непонятные уколы в душе, предвещавшие ощущение пустоты.
Я вставал, ел, спал, управлял машиной, и каждое действие наполнялось пустотой, как и все остальное. Из меня как будто выдолбили мою сущность. Парадоксальное явление: с одной стороны, состояние – мимолетное, так как любой мыслительный процесс сразу же портит внутреннюю пустоту, которую я ощущал, с другой стороны – устойчивое, потому что это один из самых надежных способов убежать от себя.
Мне трудно выразить свою мысль словами, вдвойне трудно это сделать на иностранном языке, но, наверное, я постигал те ощущения, которые испытывает душа, покидающая тело с шорохом, подобно мертвым листьям, с всплеском, как капли в маленьком водопаде. Когда она оставляет земную суету и обретает статичный покой духовного мира, слова теряют прежний смысл. В этих изменениях чувствовалось что-то мистическое.
Бесконечное путешествие по эдемской пустоте. Медленно въезжать на дюну, слыша, как слегка скрипят колеса; возможно, уже в сумерках, когда фары – постоянно включенные – образуют кружочки света на темно-сером соляном берегу впереди. И потом, с поразительным ощущением, какое должен испытывать распускающийся цветок, – достижение вершины. Весь окружающий пейзаж, освещенный бело-золотым, низко плавающим солнцем, внезапно открывается глазу.
Иногда соляной песок взрывается где-то далеко впереди или удаляющийся Шепот весит над горизонтом, как полоска полупрозрачной ткани. Прекрасно. Великолепно. Я все еще вижу эту красоту тут, в воображении. Память нельзя унаследовать, передать потомкам, ее не размножишь на фабрике.
Следующее, что приходит на ум, когда я пытаюсь составить более или менее связное повествование, – это остановка, закрепление на земле в преддверии вечернего Шепота. Не могу сказать, сколько раз за все путешествие мне пришлось прятаться от ветра. Сама суть соляной пустыни вошла в мои чувства и завладела ими. Дикая природа внутри человека слилась с дикой природой планеты. Может быть, именно этот баланс, духовно-осмотический нейтралитет, стал причиной неустойчивого чувства внутренней свободы. Я представлял свой мозг белым, как соль, каждую извилину на его поверхности – как дюну из соляного песка, которую ветры выгладили до совершенного изгиба форм. Белый мир пустоты и сухости. Свобода от мыслей от паразитов сомнения, ненависти, боли, которые поражают даже самые светлые умы.
Итак, я остановил машину, не ощущая ни пространства, ни времени. Я не знал, где нахожусь, то есть лучше сказать – не осознавал, потому что, несмотря на почти бессознательное состояние, я все же повернул в сторону дома. Не могло ведь это получиться случайно?
Я забрался в машину и приготовил еду. Не могу сказать, что это была за пища, как я ее получил или насколько она показалась мне вкусной, даже заметил ли я вообще, что ем. Наверное, я пил водку; контрольные записи автомата совершенно ясно свидетельствуют о том, что к этому напитку не раз прикладывались на протяжении всего путешествия. Может быть, я сидел без единой мысли, уставившись в пустоту, может, доставал блокнот и читал или работал. Не знаю.
Но первые звуки бомбардировки я помню совершенно точно. Бухающие, раздирающие слух звуки детонации вдалеке. Один за другим, один за другим, снова и снова. Я помню, как вначале подумал, что это всего лишь биение пульса в моей собственной груди. Потом сосредоточился и прислушался. Без всякого сомнения, такие звуки производит только тяжелая артиллерия. Этот подвывающий гул, оставленный после раскатов грома, наплывающий грохот молний. Я сидел, на самом деле загипнотизированный звуком. Казалось, будто гигантская дверь хлопала через равные промежутки времени далеко-далеко, в аду.
Потом какая-то постыдная часть меня прорвалась наружу через корку льда, заражая все тело адреналином. Да, вне всякого сомнения, этот грохот, ужасающие глухие удары взволновали меня, наполнили возбуждением. Предчувствие войны обрадовало все мое существо. Скорее всего именно оно. Некоторая часть меня зажглась, воспламенилась в ожидания войны. Должно быть, именно так. Бог войны. Я выкарабкался из машины побежал на верхушку дюны, у подножия которой закрепил автомобиль.
Горизонт на западе светился красным светом, но не от рассыпавшихся в разные стороны лучей настоящего заката. Это был четко очерченный эллипс рыжеватого цвета, с небольшим оттенком зеленого, который добавлял хлор, выделявшийся из соли. Огонь над горизонтом. Снаружи, чувствуя холод на коже, с радостной дрожью слыша, как звук взрывов становится громче и отдается где-то внутри тела, я стоял и смотрел на светопреставление около получаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Конечно, я чуть-чуть забежал вперед в своем рассказе: в тот вечер мы еще только собирались объявить о начале военных действий. Но нация уже находилась в полной боевой готовности. Когда выпуск новостей с известием о зверских терактах со стороны алсиан распространился по всему городу – перед показом на большом экране его пришлось даже подвергнуть цензуре, чтобы не слишком взволновать впечатлительный народ, – люди встретили решение совета офицеров с радостью. Когда, например, Рода Титус пробралась домой – после заключения и пыток в алсианском лагере (и это аккредитованный дипломат!), долгих ожиданий удобного случая для побега, – мы приняли во внимание ее муки и твердо решили отомстить за несчастную женщину, и наши действия в корне отличались от истерических порывов некоторых менее дисциплинированных наций.
От глубокого сна меня пробудили личные помощники незадолго до Дьявольского Шепота, я прошел в комнату, наскоро оснащенную необходимой аппаратурой, чтобы лично увидеть семь кораблей с нашими доблестными воинами, которые взяли старт и приступили к выполнению опасного, но почетного задания.
ПЕТЯ
Несколько дней я пробыл в одиночестве, все дальше удаляясь на северо-восток.
Примерно на протяжении двухсот километров от Южного моря дорога постепенно поднимается вверх: верхушка каждой дюны на несколько сантиметров выше, чем у ее предшественницы. Я ехал и ехал, как будто пытаясь от чего-то убежать, и на третий день почувствовал непонятные уколы в душе, предвещавшие ощущение пустоты.
Я вставал, ел, спал, управлял машиной, и каждое действие наполнялось пустотой, как и все остальное. Из меня как будто выдолбили мою сущность. Парадоксальное явление: с одной стороны, состояние – мимолетное, так как любой мыслительный процесс сразу же портит внутреннюю пустоту, которую я ощущал, с другой стороны – устойчивое, потому что это один из самых надежных способов убежать от себя.
Мне трудно выразить свою мысль словами, вдвойне трудно это сделать на иностранном языке, но, наверное, я постигал те ощущения, которые испытывает душа, покидающая тело с шорохом, подобно мертвым листьям, с всплеском, как капли в маленьком водопаде. Когда она оставляет земную суету и обретает статичный покой духовного мира, слова теряют прежний смысл. В этих изменениях чувствовалось что-то мистическое.
Бесконечное путешествие по эдемской пустоте. Медленно въезжать на дюну, слыша, как слегка скрипят колеса; возможно, уже в сумерках, когда фары – постоянно включенные – образуют кружочки света на темно-сером соляном берегу впереди. И потом, с поразительным ощущением, какое должен испытывать распускающийся цветок, – достижение вершины. Весь окружающий пейзаж, освещенный бело-золотым, низко плавающим солнцем, внезапно открывается глазу.
Иногда соляной песок взрывается где-то далеко впереди или удаляющийся Шепот весит над горизонтом, как полоска полупрозрачной ткани. Прекрасно. Великолепно. Я все еще вижу эту красоту тут, в воображении. Память нельзя унаследовать, передать потомкам, ее не размножишь на фабрике.
Следующее, что приходит на ум, когда я пытаюсь составить более или менее связное повествование, – это остановка, закрепление на земле в преддверии вечернего Шепота. Не могу сказать, сколько раз за все путешествие мне пришлось прятаться от ветра. Сама суть соляной пустыни вошла в мои чувства и завладела ими. Дикая природа внутри человека слилась с дикой природой планеты. Может быть, именно этот баланс, духовно-осмотический нейтралитет, стал причиной неустойчивого чувства внутренней свободы. Я представлял свой мозг белым, как соль, каждую извилину на его поверхности – как дюну из соляного песка, которую ветры выгладили до совершенного изгиба форм. Белый мир пустоты и сухости. Свобода от мыслей от паразитов сомнения, ненависти, боли, которые поражают даже самые светлые умы.
Итак, я остановил машину, не ощущая ни пространства, ни времени. Я не знал, где нахожусь, то есть лучше сказать – не осознавал, потому что, несмотря на почти бессознательное состояние, я все же повернул в сторону дома. Не могло ведь это получиться случайно?
Я забрался в машину и приготовил еду. Не могу сказать, что это была за пища, как я ее получил или насколько она показалась мне вкусной, даже заметил ли я вообще, что ем. Наверное, я пил водку; контрольные записи автомата совершенно ясно свидетельствуют о том, что к этому напитку не раз прикладывались на протяжении всего путешествия. Может быть, я сидел без единой мысли, уставившись в пустоту, может, доставал блокнот и читал или работал. Не знаю.
Но первые звуки бомбардировки я помню совершенно точно. Бухающие, раздирающие слух звуки детонации вдалеке. Один за другим, один за другим, снова и снова. Я помню, как вначале подумал, что это всего лишь биение пульса в моей собственной груди. Потом сосредоточился и прислушался. Без всякого сомнения, такие звуки производит только тяжелая артиллерия. Этот подвывающий гул, оставленный после раскатов грома, наплывающий грохот молний. Я сидел, на самом деле загипнотизированный звуком. Казалось, будто гигантская дверь хлопала через равные промежутки времени далеко-далеко, в аду.
Потом какая-то постыдная часть меня прорвалась наружу через корку льда, заражая все тело адреналином. Да, вне всякого сомнения, этот грохот, ужасающие глухие удары взволновали меня, наполнили возбуждением. Предчувствие войны обрадовало все мое существо. Скорее всего именно оно. Некоторая часть меня зажглась, воспламенилась в ожидания войны. Должно быть, именно так. Бог войны. Я выкарабкался из машины побежал на верхушку дюны, у подножия которой закрепил автомобиль.
Горизонт на западе светился красным светом, но не от рассыпавшихся в разные стороны лучей настоящего заката. Это был четко очерченный эллипс рыжеватого цвета, с небольшим оттенком зеленого, который добавлял хлор, выделявшийся из соли. Огонь над горизонтом. Снаружи, чувствуя холод на коже, с радостной дрожью слыша, как звук взрывов становится громче и отдается где-то внутри тела, я стоял и смотрел на светопреставление около получаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77