Но если бы я этого не делал, ты бы не сидела сейчас на этом месте, мы бы не испытали столько восхитительных мгновений. Разве я не прав? Я знаю о тебе все, как никто другой. Разве это плохо? Даже если и использовал кое-какие сведения?
Она молча смотрела на него.
– Я хотел прекратить наши отношения, но не смог, – сказал он. – Что-то чрезвычайное важное вошло в мою жизнь. Люблю я тебя, Кэй. Очень... Я не мог допустить, чтобы ложь отравляла наши отношения. Мы одно целое. Должны все знать друг о друге. Разве настоящая любовь может иметь секреты, тайны друг от друга? – Он повел плечами и улыбнулся. – Итак... я в твоих руках... можешь донести на меня... можешь утопить меня, если захочешь...
Она смотрела на него и молчала.
Посмотрела на бокал. Взяла его. Рука подрагивала.
Отпила... Льдинки колотились о стеклянные стенки.
Он смотрел на нее, отошел в сторону, передвинул пульт дистанционки.
Она проглотила комок в горле. Поставила бокал. Посмотрела на него.
– Подобным образом ты наблюдаешь за каждым?
Он кивнул.
– Путеводный свет? – спросила она. – В поисках будущего?
Кивнул. На щеках вспыхнул румянец. Улыбнулся.
– В реакции тебе не откажешь, – сказал он. – А у меня на это годы ушли. Собственно, с этого все и началось. Ну, а теперь, конечно, сидение перед экраном приобрело для меня несколько другой интерес.
Она покачала головой.
– Не понимаю... – посмотрела на мертвый экран телевизора. – Как? Как ты... – сделала жест руками.
Он встал.
– Пойдем со мной. Покажу кое-что, – сказал. – Далеко ходить не надо. В соседней квартире. – Он наклонился над столиком, взял свой бокал, сделал глоток.
– В соседней квартире?
Поставив бокал, провел по губам тыльной стороной ладони.
– Квартира 13Б – моя, – сказал он. – Про Джонсонов я наплел. – Он пошел к дверям. Остановился.
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Поднялась, опираясь рукой о спинку дивана. Вышла следом за ним из квартиры. Медленно шла через холл.
Он повернул ключ в двери тринадцатой Б, распахнул, пропуская ее вперед.
– Отчего не взглянуть, как здесь, если знаешь, как там.
Кухня как кухня. В холле яркий свит – кое-что разглядеть и в кухне можно. Через проем-оконце падает какой-то зеленоватый отблеск. Прихожая – бледно-салатовая. В гостиной с потолка свисает лампа под зеленым абажуром. Во всю стену будто гигантское морское чудище, панцирь – серо-зеленый, покоится на чем-то рыжем, неровном, с закруглениями и изгибами.
Телевизионные экраны. Целая стена! В несколько рядов. В несколько рядов. В середине – два огромных. Есть экранчики и совсем крошечные, с зеленоватым свечением. Подходишь ближе – свечение словно бы раздается в стороны, ярче горит.
Он, за ее спиной, забавлялся с реостатом.
На изогнутой светло-коричневой консоли – масса кнопок и рычажков.
Черное кресло... Перед консолью.
Она отступила назад. Стояла и смотрела на ряды – с полдюжины, пожалуй! – экранов. Над каждым неяркие индикаторы, высвечивающие – 4А, 5А, 6А... По другую сторону гигантских экранов – 6Б, 7Б, 86...
Он подошел к левой панели на консоли. Повернулся к ней лицом. Стоял, опершись рукой на закругленный край, смотрел на нее.
– По три камеры на квартиру, – сказал он. – Кроме вот этой. Плюс камеры безопасности – вестибюль, лифты и так далее. Всего сто тридцать. Могу любую вывести на центральные экраны. Искажение корректируется электронной аппаратурой. Для глаза совершенно незаметно.
Повернув голову, она посмотрела на него.
– Три? – спросила она.
– Ну да! Все три люстры.
Она смотрела на него и молчала.
– Может, несколько непристойно, грубовато, – сказал он, – но впервые эта идея в общих чертах сформировалась, когда мне было десять или одиннадцать. Ничего конкретного, воображение, фантазии... И вот, когда начали возводить здание, я вдруг осознал, что могу эту идею осуществить, ни минуты не сомневался, подключать ли к системе ванны. Ванны имели решающее значение в осуществлении плана. Потрясающий источник информации, такие задушевные беседы и все такое...
Она продолжала смотреть на него, с трудом переводя дыхание.
– А ты не "осознал" попутно, что это самое... самое чудовищное, безобразнейшее, преступное нарушение прав человека, личности? Про себя я уже не говорю. – Обхватив себя руками, подалась к нему. – Хотя и вообразить... Господи!.. Говорить о любви, а в то же время... Боже, не могу даже...
– Люблю, я тебя люблю, – сказал он, шагнув к ней.
– Презирать по сути всех и каждого, – продолжала она. – Что тебе все эти люди сделали? Это отвратительно! Каждый живет своей жизнью, а ты...
– Ну и пусть себе живут, им никто не мешает...
– Не в этом дело! – вскрикнула Кэй.
– В этом, – сказал он, подойдя к ней. – Тебе что, нанесло непоправимый урон мое наблюдение за тобой?
– Ты мне сделал больно. Только что...
– Это потому, что ты теперь знаешь об этом. Послушай, – он обнял ее за плечи, – давай не будем дискутировать. Я предвидел твою реакцию. Закрываю тему. Все! Если мне следует выбирать... если я должен решить... ты... или это, я говорю: "Ты!" С этим покончено!
– О себе лучше подумай, – сказала она. – Ты преступил закон, и не один, а несколько. Если другие жильцы узнают, предстанешь перед судом, останешься без гроша, неважно сколько у тебя денег сейчас.
– Вот-вот! Это я имел в виду, когда сказал, что начнешь меня топить. – Он перевел дыхание, взглянув на нее. – Прости, что ранил твои чувства. Но... Ни разу я не увидел, чтобы ты делала что-то не то, я любовался тобой. Ни разу ты не сказала ни единой пошлости, глупости...
– А ты видел, как Хьюберт Шир упал? – спросила она.
– Нет, не видел, – ответил он. – Не мог я этого видеть. Душевая кабина не попадает под обзор. Угол обозрения другой. И потом отблеск от стекла в двери, все черное кругом... Плохо видно. Взгляни! – Он подошел к креслу, сел, склонился над консолью.
– Ни за что! – сказала она.
Оглянулся, посмотрел на нее. Зеленый отблеск скользнул по его волосам.
– Мою ванну покажу, – сказал он. – Не его же!
– Ты же сказал, что все...
Он встал, взглянул на нее.
– Вот что! Я за ним вообще не подглядывал. – На экранах ворохнулись зеленые сполохи. – Книжки он все больше мусолил. А то, что свет в ванной, ну так что? Уехал куда-то, забыл выключить. Такое сплошь и рядом со всеми. – Перевел дыхание. – Билли Веббера смерть видел. Не скрою. Это когда он принял убойную дозу наркотика. Были с ним тогда две девицы. Поэтому в общем-то и смотрел. Как забился в конвульсиях – они сразу "скорую"... А когда Наоми Сингер сиганула, меня дома не было. Да и когда Бреннан Коннохай отдал концы, тоже отсутствовал. А наверху, где Рафаэль погиб, мой хозяйственник до Дмитрия, – там вообще камеры не установлены.
– Значит, ты и Сэма пасешь?
– Наблюдаю, – сказал он. – Старина, конечно же, не в курсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Она молча смотрела на него.
– Я хотел прекратить наши отношения, но не смог, – сказал он. – Что-то чрезвычайное важное вошло в мою жизнь. Люблю я тебя, Кэй. Очень... Я не мог допустить, чтобы ложь отравляла наши отношения. Мы одно целое. Должны все знать друг о друге. Разве настоящая любовь может иметь секреты, тайны друг от друга? – Он повел плечами и улыбнулся. – Итак... я в твоих руках... можешь донести на меня... можешь утопить меня, если захочешь...
Она смотрела на него и молчала.
Посмотрела на бокал. Взяла его. Рука подрагивала.
Отпила... Льдинки колотились о стеклянные стенки.
Он смотрел на нее, отошел в сторону, передвинул пульт дистанционки.
Она проглотила комок в горле. Поставила бокал. Посмотрела на него.
– Подобным образом ты наблюдаешь за каждым?
Он кивнул.
– Путеводный свет? – спросила она. – В поисках будущего?
Кивнул. На щеках вспыхнул румянец. Улыбнулся.
– В реакции тебе не откажешь, – сказал он. – А у меня на это годы ушли. Собственно, с этого все и началось. Ну, а теперь, конечно, сидение перед экраном приобрело для меня несколько другой интерес.
Она покачала головой.
– Не понимаю... – посмотрела на мертвый экран телевизора. – Как? Как ты... – сделала жест руками.
Он встал.
– Пойдем со мной. Покажу кое-что, – сказал. – Далеко ходить не надо. В соседней квартире. – Он наклонился над столиком, взял свой бокал, сделал глоток.
– В соседней квартире?
Поставив бокал, провел по губам тыльной стороной ладони.
– Квартира 13Б – моя, – сказал он. – Про Джонсонов я наплел. – Он пошел к дверям. Остановился.
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Поднялась, опираясь рукой о спинку дивана. Вышла следом за ним из квартиры. Медленно шла через холл.
Он повернул ключ в двери тринадцатой Б, распахнул, пропуская ее вперед.
– Отчего не взглянуть, как здесь, если знаешь, как там.
Кухня как кухня. В холле яркий свит – кое-что разглядеть и в кухне можно. Через проем-оконце падает какой-то зеленоватый отблеск. Прихожая – бледно-салатовая. В гостиной с потолка свисает лампа под зеленым абажуром. Во всю стену будто гигантское морское чудище, панцирь – серо-зеленый, покоится на чем-то рыжем, неровном, с закруглениями и изгибами.
Телевизионные экраны. Целая стена! В несколько рядов. В несколько рядов. В середине – два огромных. Есть экранчики и совсем крошечные, с зеленоватым свечением. Подходишь ближе – свечение словно бы раздается в стороны, ярче горит.
Он, за ее спиной, забавлялся с реостатом.
На изогнутой светло-коричневой консоли – масса кнопок и рычажков.
Черное кресло... Перед консолью.
Она отступила назад. Стояла и смотрела на ряды – с полдюжины, пожалуй! – экранов. Над каждым неяркие индикаторы, высвечивающие – 4А, 5А, 6А... По другую сторону гигантских экранов – 6Б, 7Б, 86...
Он подошел к левой панели на консоли. Повернулся к ней лицом. Стоял, опершись рукой на закругленный край, смотрел на нее.
– По три камеры на квартиру, – сказал он. – Кроме вот этой. Плюс камеры безопасности – вестибюль, лифты и так далее. Всего сто тридцать. Могу любую вывести на центральные экраны. Искажение корректируется электронной аппаратурой. Для глаза совершенно незаметно.
Повернув голову, она посмотрела на него.
– Три? – спросила она.
– Ну да! Все три люстры.
Она смотрела на него и молчала.
– Может, несколько непристойно, грубовато, – сказал он, – но впервые эта идея в общих чертах сформировалась, когда мне было десять или одиннадцать. Ничего конкретного, воображение, фантазии... И вот, когда начали возводить здание, я вдруг осознал, что могу эту идею осуществить, ни минуты не сомневался, подключать ли к системе ванны. Ванны имели решающее значение в осуществлении плана. Потрясающий источник информации, такие задушевные беседы и все такое...
Она продолжала смотреть на него, с трудом переводя дыхание.
– А ты не "осознал" попутно, что это самое... самое чудовищное, безобразнейшее, преступное нарушение прав человека, личности? Про себя я уже не говорю. – Обхватив себя руками, подалась к нему. – Хотя и вообразить... Господи!.. Говорить о любви, а в то же время... Боже, не могу даже...
– Люблю, я тебя люблю, – сказал он, шагнув к ней.
– Презирать по сути всех и каждого, – продолжала она. – Что тебе все эти люди сделали? Это отвратительно! Каждый живет своей жизнью, а ты...
– Ну и пусть себе живут, им никто не мешает...
– Не в этом дело! – вскрикнула Кэй.
– В этом, – сказал он, подойдя к ней. – Тебе что, нанесло непоправимый урон мое наблюдение за тобой?
– Ты мне сделал больно. Только что...
– Это потому, что ты теперь знаешь об этом. Послушай, – он обнял ее за плечи, – давай не будем дискутировать. Я предвидел твою реакцию. Закрываю тему. Все! Если мне следует выбирать... если я должен решить... ты... или это, я говорю: "Ты!" С этим покончено!
– О себе лучше подумай, – сказала она. – Ты преступил закон, и не один, а несколько. Если другие жильцы узнают, предстанешь перед судом, останешься без гроша, неважно сколько у тебя денег сейчас.
– Вот-вот! Это я имел в виду, когда сказал, что начнешь меня топить. – Он перевел дыхание, взглянув на нее. – Прости, что ранил твои чувства. Но... Ни разу я не увидел, чтобы ты делала что-то не то, я любовался тобой. Ни разу ты не сказала ни единой пошлости, глупости...
– А ты видел, как Хьюберт Шир упал? – спросила она.
– Нет, не видел, – ответил он. – Не мог я этого видеть. Душевая кабина не попадает под обзор. Угол обозрения другой. И потом отблеск от стекла в двери, все черное кругом... Плохо видно. Взгляни! – Он подошел к креслу, сел, склонился над консолью.
– Ни за что! – сказала она.
Оглянулся, посмотрел на нее. Зеленый отблеск скользнул по его волосам.
– Мою ванну покажу, – сказал он. – Не его же!
– Ты же сказал, что все...
Он встал, взглянул на нее.
– Вот что! Я за ним вообще не подглядывал. – На экранах ворохнулись зеленые сполохи. – Книжки он все больше мусолил. А то, что свет в ванной, ну так что? Уехал куда-то, забыл выключить. Такое сплошь и рядом со всеми. – Перевел дыхание. – Билли Веббера смерть видел. Не скрою. Это когда он принял убойную дозу наркотика. Были с ним тогда две девицы. Поэтому в общем-то и смотрел. Как забился в конвульсиях – они сразу "скорую"... А когда Наоми Сингер сиганула, меня дома не было. Да и когда Бреннан Коннохай отдал концы, тоже отсутствовал. А наверху, где Рафаэль погиб, мой хозяйственник до Дмитрия, – там вообще камеры не установлены.
– Значит, ты и Сэма пасешь?
– Наблюдаю, – сказал он. – Старина, конечно же, не в курсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48