— Лиз, — сказал мистер Кутс голосом, охрипшим от благоговения, какое испытал бы молоденький офицер в штабе Наполеона, узнав в подробностях план очередной кампании. — Лиз, я всегда говорил и теперь скажу: когда дело доходит до дела, старушка, ты самое оно!
И, высунув руку из глубин тиса, он нежно пожал пальчики мисс Пиви. Прекрасные глаза поэтессы исполнились томности, и она хихикнула. Хоть этот человек и был последним олухом, она его любила.
II
Мистер Бакстер?
— Я слушаю вас, мисс Халлидей.
Мозг Бландингса рассеянно поднял глаза от страницы. Не прошло еще и получаса после окончания второго завтрака, но он уже сидел в библиотеке, окруженный огромными томами, точно морской лев среди валунов. Когда замок наводняли гости, он почти все время проводил в библиотеке, ибо его высокий ум чурался легкомысленной болтовни великосветских мотыльков.
— Вы не могли бы отпустить меня до конца дня? — спросила Ева.
Бакстер проницательно блеснул на нее очками.
— До самого конца?
— Если можно. Видите ли, со второй почтой я получила письмо от моей лучшей подруги. Сегодня днем она будет в Маркет-Бландингсе и просит меня повидаться с ней там. А мне необходимо повидать ее, мистер Бакстер. Ну, пожалуйста! Вы не знаете, как это важно!
Ева говорила возбужденно, а ее глаза, когда они встретились с очками Бакстера, блестели так, что ни один мужчина, с кроенный из менее прочного матерьяла, не устоял бы. Например, высокородный Фредди Трипвуд, загляни он сейчас в их синие глубины, завязался бы со свойственной ему импульсивностью в узлы и затявкал, как щенок. Бакстер, этот супермен, не испытал подобной потребности. Он взвесил просьбу хладнокровно, всесторонне и нашел ее разумной.
— Хорошо, мисс Халлидей.
— Огромное спасибо! Завтра я посижу подольше и все нагоню.
Ева порхнула к двери, но остановилась там, чтобы озарить его на прощание благодарной улыбкой, и Бакстер вернулся к своему чтению. На миг он испытал сожаление, что эта привлекательная и неизменно корректная девушка оказалась сообщницей человека, которого он не одобрял даже больше, чем подавляющее большинство других преступников. Затем он подавил это недостойное чувство и стал самим собой.
Ева сбежала по лестнице, радостно мурлыча песенку. Она ожидала, что ей потребуется куда больше усилий, чтобы вырваться на свободу. И она решила про себя, что Бакстер, хотя и держится всегда с холодной неприступностью, в душе очень милый человек. Короче говоря, ей казалось, что ничто не способно омрачить этот чудесный день. И только когда несколько минут спустя ее в вестибюле окликнул знакомый голос, она поняла свою ошибку. Голос, хрипловато вибрировавший, принадлежал высокородному Фредди, и с первого взгляда Ева, опытный диагност, поняла, что он намерен вновь сделать ей предложение.
— Ну, Фредди? — сказала Ева, покоряясь судьбе. Высокородный Фредерик Трипвуд привык к тому, что при его появлении люди покоряются судьбе и говорят: «Ну, Фредди?» Его отец говорил это, его тетя Констанция говорила это, все остальные его тетушки и дядюшки говорили это. Такие разные в любом другом отношении, все они, едва его завидев, говорили «Ну, Фредди?», покоряясь судьбе. Поэтому слова Евы и ее тон не обескуражили его, как могли бы обескуражить всякого другого на его месте. Он испытывал только торжествующую радость при мысли, что ему наконец-то удалось поймать ее одну хотя бы на минуту.
То обстоятельство, что после ее приезда в замок ему до сих пор не удавалось застигнуть ее одну, не раз ввергало Фредди в глубокую печаль. Он клял свое невезение, вместо того чтобы воздать должное предмету своей страсти за ее способность мастерски уклоняться от открытого боя. Теперь он скользнул к ней, как элегантно одетый барашек.
— Куда-то собрались? — осведомился он.
— Да. В Маркет-Бландингс. Чудесный день, правда? Конечно, теперь, когда съехались гости, вы очень заняты. Всего хорошего, — сказала Ева.
— А? — сказал Фредди и заморгал.
— Всего хорошего! Мне надо бежать.
— Куда, вы сказали, вы идете?
— В Маркет-Бландингс.
— Я пойду с вами.
— Нет. Я хочу быть одна. Меня там ждут.
— Провожу вас до ворот, — объявил Фредди, человек-пиявка.
Они пошли по подъездной аллее, и Еве почудилось, что сияющее солнце чуть померкло. Сердце у нее было доброе, и она испытывала горечь, играя роль вечных заморозков в саду грез Фредди Трипвуда. Однако из положения было как будто лишь два выхода: либо она даст свое согласие, либо он прекратит делать ей предложение. Первый выход она категорически отвергала, а Фредди, если судить по его поведению, столь же категорически отвергал второй. В результате все их беседы с глазу на глаз были сопряжены с определенной неловкостью.
Некоторое время они шли молча. Затем Фредди приступил:
— Очень вы жестоки с человеком.
— А как ваши короткие удары? — спросила Ева. — Что?
— Ваши короткие удары. Вы мне говорили, что они вам никак не даются.
Она смотрела мимо него, давно уже научившись смотреть в подобных случаях в пространство, но предположила, что странный звук, приветствовавший ее слова, был глухим горьким смехом.
— Мои короткие удары!
— Но вы же сами говорили, что в гольфе они самое главное.
— Гольф! Или, по-вашему, у меня есть теперь время думать о гольфе!
— Это чудесно, Фредди! Вы действительно нашли себе занятие? Давно пора, если хотите знать мое мнение. И как до-волен будет ваш отец!
— Послушайте, — сказал Фредди, — почему бы вам не выйти за человека замуж, а?
— Наверное, когда-нибудь и выйду, — сказала Ева, — если встречу такого человека.
— Да нет же, нет! — с отчаянием сказал Фредди. Обычно она бывала менее тупой. Наоборот, он всегда считал ее чертовски умной. — Я говорю про себя.
Ева вздохнула. Предотвратить непредотвратимое ей не удалось. Она все еще его жалела, но невольно рассердилась. День был такой чудесный, она чувствовала себя такой счастливой. И вот ему понадобилось все испортить! После очередного отказа ему ей всегда требовалось не менее получаса, чтобы обрести душевное равновесие.
— Я люблю вас, черт возьми! — возопил Фредди.
— Ну, так перестаньте меня любить, — сказала Ева. — На самом деле я ведь просто жуткая. Я сделаю вас несчастным.
— Самым счастливым человеком в мире, — стойко возразил Фредди.
— У меня отвратительный характер.
— Вы ангел.
Ева рассердилась еще больше. Ее давно преследовал смутный страх, что в один прекрасный день, если он не бросит свою привычку предлагать ей руку и сердце, она по ошибке ответит «да». Почему, ну почему науке не известно средство, которое вынудило бы его прекратить свои матримониальные притязания раз и навсегда? И, загнанная в угол, она пустила в ход новый, прежде не использовавшийся аргумент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72