— Бакстер! Дорогой мой!
Граф Эмсуорт наблюдал за пробуждением Бакстера из спальни Псмита, где чувствовал себя в полной безопасности, и, не обнаружив никаких симптомов буйного помешательства, решил дать знать о своем присутствии. Его паника улеглась, и он хотел докопаться до первопричины.
Бакстер поднял к окну истомленный взор.
— Я могу все объяснить, лорд Эмсуорт.
— Что? — спросил его сиятельство, высовываясь из окна еще дальше.
— Я могу все объяснить! — взревел Бакстер.
— Оказывается, все очень просто, — услужливо вмешался Псмит. — Он тренировался в спортивном выдергивании гераней, готовясь к следующим Олимпийским играм.
Лорд Эмсуорт поправил пенсне.
— У вас испачкано лицо, — сообщил он, вглядываясь в своего секретаря. — Бакстер, дорогой мой, у вас испачкано лицо!
— Я копался в земле, — угрюмо ответил Бакстер.
— Что-что?
— Копался в земле!
— Комплекс фокстерьера, — объяснил Псмит. — А что, — спросил он сердечно, обернувшись к своему собеседнику, — вы надеялись выкопать? Простите, если вопрос вам покажется дерзким, но нас томит естественное любопытство.
Бакстер заколебался.
— Зачем вы копались в земле? — спросил в свою очередь лорд Эмсуорт.
— Вот видите, — вставил Псмит, — ему тоже любопытно.
Не впервые с той минуты, когда начались их деловые отношения, в сердце Руперта Бакстера вспыхнула безумная злость на тупое упрямство своего патрона. Старый осел вечно шебаршился вокруг и задавал вопросы. Ярость и бессонница совместно удушили обычную осторожность секретаря. Смутно он понимал, что сообщает ценную информацию Псмиту, самозванцу и, по твердому его убеждению, главарю шайки, учинившей вчерашний грабеж, но что угодно, лишь бы не стоять тут, перекрикиваясь с лордом Эмсуортом. Скорее покончить с этим и в постель!
— Я полагал, что колье леди Констанции спрятано в одном из горшков! — провизжал он.
— Что?
Силы секретаря бесповоротно истощились. Этот инквизиторский допрос следом за тяжелой бессонной ночью оказался последней соломинкой. С протяжным стоном он одним отчаянным прыжком преодолел расстояние до двери и укрылся там, куда эти голоса не достигали.
Внезапно лишившийся его стимулирующего общества, Псмит постоял минуту-другую на прежнем месте, с несуетным одобрением впитывая свежие запахи летнего утра. Последний раз он был на ногах в такой ранний час много-много лет назад и успел забыть, до чего же восхитительным бывает июльский рассвет. В отличие от Бакстера, чья самодостаточная душа ничего тут не оценила, он упивался ласковым ветерком, птичьим щебетом, разгорающейся зарей в восточной части небосвода. Очнувшись наконец от сладкого забытья, он обнаружил, что лорд Эмсуорт прошебаршился вниз и дергает его за локоть.
— Что, ну что он сказал? — вопрошал граф, томимый чувством человека, чей телефон отключился в разгар интригующей беседы.
— Сказал? — повторил Псмит. — А! Товарищ Бакстер? Да, действительно, что же он такое сказал?
— Что-то про то, что что-то было в цветочном горшке, — подсказал граф.
— Ах да! По его словам, он думал, что в одном из этих цветочных горшков находится колье леди Констанции.
— Что?!
Следует упомянуть, что лорд Эмсуорт не был в курсе последних событий, разыгравшихся под его кровом. Привычка рано отходить ко сну отняла у него возможность стать свидетелем сенсационного происшествия в парадной гостиной, а последующий визг (или, как указал бы Стоукс, лакей, вопль) не разбудил его (тут был бы бессилен и пушечный выстрел). Теперь он уставился на Псмита в полном ужасе. На какой-то срок внешнее спокойствие Бакстера убаюкало его подозрения, но теперь они вспыхнули с удвоенной силой.
— Бакстер думал, что в цветочном горшке — колье моей сестры? — ахнул он.
— Да, насколько я его понял.
— Но с какой стати моя сестра положила бы свое колье в цветочный горшок?
— Вот тут вы ставите передо мной неразрешимую загадку.
— Он сумасшедший! — вскричал лорд Эмсуорт, чьи последние сомнения рассеялись. — Абсолютно сумасшедший! Я уже давно так думал, а теперь окончательно убедился.
Симптомы душевных расстройств были его сиятельству не внове. Некоторые из его ближайших друзей уже не первый год пребывали в тех поистине княжеских резиденциях, окруженных прелестными парками и высокими стенами, усаженными по верху бутылочными осколками, куда склонны удаляться знатные и богатые, когда тяготы современной жизни оказываются для них непосильными. А один из дядей его супруги, вообразивший себя хлебным караваем, впервые публично объявил о своем новом статусе в курительной этого самого замка. То, чего лорд Эмсуорт не знал о помешательствах и о помешанных, и знать не стоило.
— Я должен от него избавиться, — сказал лорд Эмсуорт, и внезапно летнее утро показалось ему неизъяснимо прекрасным. Сколько раз он тоскливо играл с мыслью об увольнении своего компетентного, но тиранического секретаря, однако никогда еще этот до отвращения безупречный молодчик не давал ему хоть какого-нибудь повода принять соответствующие меры. К тому же, рискни он прежде, на него обрушился бы гнев его сестры. Но теперь… Ведь даже Конни, хотя она и упрямая ослица, не сможет упрекнуть его, если он откажется от услуг секретаря, который считает, будто она хранит свои драгоценности в цветочных горшках, и который на заре спускается в сад, чтобы швырять эти горшки в окно его спальни.
Граф бодро выпрямился и замурлыкал песенку.
— Избавиться от него! — повторил он, катая эти чудесные слова на языке. Потом дружески похлопал Псмита по плечу. — Что же, мой дорогой, — сказал он, — а не вернуться ли нам в постель и не попробовать ли еще немного поспать?
Псмит, глубоко задумавшись, слегка вздрогнул.
— Если вы решили отправиться на боковую, — учтиво сказал он, — пусть мысль обо мне вас не удерживает. — Меня — ну, вы же знаете нас, поэтов, — это очаровательное утро одарило вдохновением. Пожалуй, я прошлендаю в мой уютный приют среди лесов и напишу о чем-нибудь стихи.
Он проводил своего гостеприимного хозяина до верхней площадки лестницы, где они со взаимными добрыми пожеланиями разошлись по своим спальням. Псмит освежил мозг быстрой холодной ванной и начал одеваться.
Обычно процесс самооблачения был торжественным ритуалом, который он со вкусом смаковал, но нынче утром он оставил свои ленивые привычки: с воодушевлением натянул брюки, а на узел галстука потратил лишь секунду. В нем крепло убеждение, что ему есть смысл поторопиться.
Нет ничего прискорбней в этом мире, чем наша манера подозревать ближних без веских на то оснований. Вот и Псмит во вчерашнем происшествии узрел руку Эдварда Кутса. Эдвард Кутс, решил он, позволил себе то, что назвал бы (естественно, у других) штучками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72