У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через "й".
— В каком смысле через "й"?
— После "э" идет "й".
— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?
— Вот именно.
Моя родственница издала охотничий клич.
— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?
— Нечто божественное.
— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?
— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».
Тётя Делия с облегчением вздохнула.
— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?
— На чаепитии в Челси. Она художница.
— О, боги!
— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.
— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.
Я объяснил.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, — что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?
— А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?
— Это совсем другое дело.
— Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.
— Какая чушь!
— И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.
— Большей глупости я в жизни не слышал.
— И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.
— Давай поговорим на другую тему, тётя Делия — холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.
Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу. Видите ли, ему очень хотелось отправиться в далёкое плавание. С той самой минуты, как я принял приглашение тёти Делии, глаза его загорелись тоской по морю, и, хоть я в этом не уверен на все сто, мне показалось, он тихонько напевал на кухне какие-то морские песни. Должно быть, один из его предков служил матросом или кем-нибудь ещё у Нельсона, потому что тяга к солёным просторам была у Дживза в крови. К примеру, когда мы плыли в Америку, я несколько раз видел, как он разгуливал по верхней палубе с таким видом, словно собирался выбирать грота-блок или сплеснивать нактоуз.
Поэтому, — хоть я ничего от него не скрыл и подробно объяснил причину, по которой не мог присоединиться к тёте Делии, — я знал, что Дживз находится в расстроенных чувствах. Войдя в гостиную, я подошел к нему, стараясь держаться как можно непринуждённее, и тоже стал смотреть на портрет.
— Неплохо смотрится, Дживз, что?
— Да, сэр.
— Произведения искусства украшают дом, лучше некуда.
— Да, сэр.
— Они придают комнате… как бы это сказать…
— Да, сэр.
Отвечал он, как полагается, но манеры у него были какие-то странные, если вы меня понимаете, и я решил всыпать ему по первое число. Я имею в виду, прах меня побери! Я имею в виду, мне неизвестно, есть ли у вас дома свой собственный портрет, но если есть, вы меня поймёте. Вид вашего портрета, который висит на стене, вызывает у вас по отношению к нему отцовские чувства, и от зрителей требуются одобрение и энтузиазм, а не поджатые губы, сморщенные носы и остекленевшие взгляды, совсем как у дохлых селёдок. В особенности, если данный портрет написан девушкой, к которой вы испытываете чувства куда более глубокие, чем просто дружеские.
— Дживз, — сказал я, — тебе не нравится это произведение искусства.
— Ну, что вы, сэр.
— Нет. Притворяться бесполезно. У тебя на лбу всё написано. По какой-то причине данное произведение искусства не произвело на тебя должного впечатления. Что тебе в нём не нравится?
— Не слишком ли яркие краски, сэр?
— Я этого не заметил, Дживз. Что ещё?
— Видите ли, сэр, по моему мнению, мисс Пендлбери придала вашему лицу голодное выражение.
— Голодное?
— Как у собаки на цепи, сэр, которая смотрит на лежащую вдалеке кость.
Я резко возразил непонятливому малому:
— Никакого сходства с собакой на цепи, которая смотрит на кость, нет и в помине, Дживз. Взгляд, о котором ты упомянул, мечтательный, он выражает состояние Души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— В каком смысле через "й"?
— После "э" идет "й".
— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?
— Вот именно.
Моя родственница издала охотничий клич.
— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?
— Нечто божественное.
— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?
— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».
Тётя Делия с облегчением вздохнула.
— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?
— На чаепитии в Челси. Она художница.
— О, боги!
— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.
— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.
Я объяснил.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, — что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?
— А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?
— Это совсем другое дело.
— Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.
— Какая чушь!
— И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.
— Большей глупости я в жизни не слышал.
— И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.
— Давай поговорим на другую тему, тётя Делия — холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.
Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу. Видите ли, ему очень хотелось отправиться в далёкое плавание. С той самой минуты, как я принял приглашение тёти Делии, глаза его загорелись тоской по морю, и, хоть я в этом не уверен на все сто, мне показалось, он тихонько напевал на кухне какие-то морские песни. Должно быть, один из его предков служил матросом или кем-нибудь ещё у Нельсона, потому что тяга к солёным просторам была у Дживза в крови. К примеру, когда мы плыли в Америку, я несколько раз видел, как он разгуливал по верхней палубе с таким видом, словно собирался выбирать грота-блок или сплеснивать нактоуз.
Поэтому, — хоть я ничего от него не скрыл и подробно объяснил причину, по которой не мог присоединиться к тёте Делии, — я знал, что Дживз находится в расстроенных чувствах. Войдя в гостиную, я подошел к нему, стараясь держаться как можно непринуждённее, и тоже стал смотреть на портрет.
— Неплохо смотрится, Дживз, что?
— Да, сэр.
— Произведения искусства украшают дом, лучше некуда.
— Да, сэр.
— Они придают комнате… как бы это сказать…
— Да, сэр.
Отвечал он, как полагается, но манеры у него были какие-то странные, если вы меня понимаете, и я решил всыпать ему по первое число. Я имею в виду, прах меня побери! Я имею в виду, мне неизвестно, есть ли у вас дома свой собственный портрет, но если есть, вы меня поймёте. Вид вашего портрета, который висит на стене, вызывает у вас по отношению к нему отцовские чувства, и от зрителей требуются одобрение и энтузиазм, а не поджатые губы, сморщенные носы и остекленевшие взгляды, совсем как у дохлых селёдок. В особенности, если данный портрет написан девушкой, к которой вы испытываете чувства куда более глубокие, чем просто дружеские.
— Дживз, — сказал я, — тебе не нравится это произведение искусства.
— Ну, что вы, сэр.
— Нет. Притворяться бесполезно. У тебя на лбу всё написано. По какой-то причине данное произведение искусства не произвело на тебя должного впечатления. Что тебе в нём не нравится?
— Не слишком ли яркие краски, сэр?
— Я этого не заметил, Дживз. Что ещё?
— Видите ли, сэр, по моему мнению, мисс Пендлбери придала вашему лицу голодное выражение.
— Голодное?
— Как у собаки на цепи, сэр, которая смотрит на лежащую вдалеке кость.
Я резко возразил непонятливому малому:
— Никакого сходства с собакой на цепи, которая смотрит на кость, нет и в помине, Дживз. Взгляд, о котором ты упомянул, мечтательный, он выражает состояние Души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62