Ибо в этом канале было установлено небольшое, в хорошем еще состоянии, хотя и очень старое водяное колесо, быть может, единственное, оставшееся на всей реке в черте города.
И существовала насмешливая, всеми заинтересованными сторонами распространяемая, при каждом судебном разбирательстве пережевываемая легенда, будто главной, если не единственной работой этого водяного колеса является приводить в движение фонтанчик с мячом перед улликовским домом. Конечно, дело обстояло не совсем так: колесо поднимало воду и для дома, и для фабрики, и для обширного цветочного и огородного хозяйства, расположенного на острове; в таких условиях не грех было воспользоваться этой же силой и для фонтанчика, а не носить ее ведрами в бак на чердаке.
Конечно, и тесть пана Уллика мог вместо газового двигателя пользоваться работой этого колеса во времена, когда еще ни одному адвокату не приходило в голову оспаривать право «Папирки» на пользование силой воды; но легкий газовый мотор был лучше в техническом отношении.
Впрочем, не так уж неправы были те, кто утверждал, будто колесо работает на фонтанчик; и если поверенному Уллика удавалось доказать, что сколько стоит «Па-пирка», всегда на нее работало колесо, сначала для чулочного и красильного производства, а потом и бумажного,— все же случались недолгие периоды, когда колесо гнало воду только для фонтанчика. И этого было достаточно для доказательства того, что и тогда колесо не простаивало.
Императорский советник выигрывал процессы и был убежден, что выиграет даже в последней инстанции, но противная сторона предложила полюбовную сделку и отказалась от своей жалобы с тем, чтобы Уллик взял на себя половину судебных расходов. И по совету поверенного Уллик это предложение принял.
Но половина расходов, отнесенная на счет Уллика, оказалась столь значительной, что совладелец его, Ар-мин Фрей, объявил, что спорный канал впредь будет именоваться «Пактолом»; императорский советник согласился с этим, когда ему объяснили, что так назывался золотоносный ручей Креза.
«Но золото это потечет к нам обратно в тысячекратном размере»,— заявил тогда императорский советник. И полгода спустя, когда он принес из канцелярии наместника лицензию на установку в спорном канале турбины, он, этот серьезный господин, всегда и при всех обстоятельствах избегавший слишком шумных проявлений чувств, так громко воскликнул: «Дело сделано!», что возглас сей разнесся по всей фабрике.
Между тем никто толком не знал, в чем это дело заключается, ибо все переговоры вершились в глубочайшем секрете; однако само загадочное слово «турбина», произнесенное теперь вслух, было принято семьей и всей фабрикой с ликованием, с великой радостью, пускай и несколько неопределенной. Не уверенные, до каких пределов следует этой радости распространиться, люди только угадывали, что дело будет из ряда вон выходящим.
Мало кто знал, что такое турбина. Но шум, произведенный на реке известием о предстоящей ее установке — особенно на двух мельницах выше по течению,— поднялся такой, такое значение приобрели грядущие события, подготовляемые в «Папирке», что представления, связанные с одним только названием нового агрегата, получили в воображении людей прямо-таки личностный характер. Уже сейчас турбине отводилась роль доброй волшебницы: вот она явится и все перевернет к величайшему благополучию фирмы.
Однажды шеф, находясь в редком для него хорошем настроении, несмотря на сплетение вен на висках, показал служащим конторы планы и чертежи, объясняя, что такое турбина. Закончил он сообщением, что энергия, вырабатываемая новым двигателем, будет равняться ста восьмидесяти лошадиным силам, и прокурист невольно воскликнул:
— А что нам делать со ста восемьюдесятью лошадиными силами?
Пан Уллик победно усмехнулся и ответил:
— Конечно, на печатание картинок Святой горы или девы Марии, да на молитвенники, которые еще нам заказаны, этих сил многовато, тут справился бы и наш старый моторчик... Но теперь, когда дело сделано, могу сообщить вам, что мы вскоре начнем строить цех по изготовлению полуфабрикатов для деревообрабатывающей промышленности, а там, глядишь, и фабрику роялей! Коммандитное товарищество уже составлено, сегодня пришло утверждение, и держать это в секрете больше нет нужды. Сапристи, господа, еще одно: при комплектовании нового персонала служащих прежде всего будут приняты во внимание наши теперешние сотрудники. Мое почтенье!
С этими словами пан Уллик вышел, оставив контору в великом волнении, даже в восторге. Разделял ли его старый прокурист, служивший в конторе еще в те поры, когда ее возглавлял нынешний шеф фирмы, неизвестно. Он все стоял перед своей конторкой, попеременно лаская пальцами мочки своих ушей. Когда его одолевала озабоченность, он мог битый час обирать таким образом пух, росший по краям его ушных раковин. В последнее время можно было только дивиться тому, что он не обобрал весь пух дочиста.
А с паном Улликом, вышедшим во двор, случилось нечто странное.
Обычно те, кто живет возле фабрик, настолько привыкают к их шуму, что уже и не слышат его; но теперь пан Уллик вдруг ясно различил выхлопы газового мотора, который весело чихал на все окружающее, да и на весь мир вообще. Уллик вдруг расслышал его так отчетливо, что даже поднял голову — и тут ему почудилось в этих выхлопах какое-то насмешливое злорадство, причем не к окружающему и не к миру вообще, а именно к этому двору и к этому пожилому, хотя и весьма импозантному господину в черном сюртуке, ослепительно белом жилете с двойной часовой цепочкой, в клетчатых брюках и желтых ботинках, то есть к тройному советнику и к будущему президенту компании...
«Чихай, чихай, миленький, недолго тебе чихать!» — подумал троекратный советник, и по телу его прошла легкая вибрация — такая же, как тогда, в Германии, куда он ездил приглядеться к водяным турбинам; тогда запустили махину в триста лошадиных сил, и вся фабрика запела, заиграла в унисон с нею, словно лес под ветром.
А еще вспомнил пан Уллик те четыре сотни, которые ему пришлось заплатить вчера мерзавцу редактору местного листка, чтобы тот не помещал статейку, принесенную им на просмотр пану советнику.
В этой статье некий специалист и мастер ядовитой словесности в немногих, но вполне достаточных фразах писал о новых предприятиях владельца «Папирки», а особенно о турбине, о предшествовавшем всему этому процессе, и кончал предсказанием, что ни из установки турбины, ни из предприятий, спекулятивно связанных с нею, ничего не выйдет, и намекал, что владелец лицензии желал только поставить всех перед совершившимся фактом и повыгоднее продать свое мнимое, пускай и подтвержденное процессом, право пользования каналом вкупе с ценной лицензией — когда будут выкупать права пользователей водой при скорой уже регуляции Влтавы в черте города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
И существовала насмешливая, всеми заинтересованными сторонами распространяемая, при каждом судебном разбирательстве пережевываемая легенда, будто главной, если не единственной работой этого водяного колеса является приводить в движение фонтанчик с мячом перед улликовским домом. Конечно, дело обстояло не совсем так: колесо поднимало воду и для дома, и для фабрики, и для обширного цветочного и огородного хозяйства, расположенного на острове; в таких условиях не грех было воспользоваться этой же силой и для фонтанчика, а не носить ее ведрами в бак на чердаке.
Конечно, и тесть пана Уллика мог вместо газового двигателя пользоваться работой этого колеса во времена, когда еще ни одному адвокату не приходило в голову оспаривать право «Папирки» на пользование силой воды; но легкий газовый мотор был лучше в техническом отношении.
Впрочем, не так уж неправы были те, кто утверждал, будто колесо работает на фонтанчик; и если поверенному Уллика удавалось доказать, что сколько стоит «Па-пирка», всегда на нее работало колесо, сначала для чулочного и красильного производства, а потом и бумажного,— все же случались недолгие периоды, когда колесо гнало воду только для фонтанчика. И этого было достаточно для доказательства того, что и тогда колесо не простаивало.
Императорский советник выигрывал процессы и был убежден, что выиграет даже в последней инстанции, но противная сторона предложила полюбовную сделку и отказалась от своей жалобы с тем, чтобы Уллик взял на себя половину судебных расходов. И по совету поверенного Уллик это предложение принял.
Но половина расходов, отнесенная на счет Уллика, оказалась столь значительной, что совладелец его, Ар-мин Фрей, объявил, что спорный канал впредь будет именоваться «Пактолом»; императорский советник согласился с этим, когда ему объяснили, что так назывался золотоносный ручей Креза.
«Но золото это потечет к нам обратно в тысячекратном размере»,— заявил тогда императорский советник. И полгода спустя, когда он принес из канцелярии наместника лицензию на установку в спорном канале турбины, он, этот серьезный господин, всегда и при всех обстоятельствах избегавший слишком шумных проявлений чувств, так громко воскликнул: «Дело сделано!», что возглас сей разнесся по всей фабрике.
Между тем никто толком не знал, в чем это дело заключается, ибо все переговоры вершились в глубочайшем секрете; однако само загадочное слово «турбина», произнесенное теперь вслух, было принято семьей и всей фабрикой с ликованием, с великой радостью, пускай и несколько неопределенной. Не уверенные, до каких пределов следует этой радости распространиться, люди только угадывали, что дело будет из ряда вон выходящим.
Мало кто знал, что такое турбина. Но шум, произведенный на реке известием о предстоящей ее установке — особенно на двух мельницах выше по течению,— поднялся такой, такое значение приобрели грядущие события, подготовляемые в «Папирке», что представления, связанные с одним только названием нового агрегата, получили в воображении людей прямо-таки личностный характер. Уже сейчас турбине отводилась роль доброй волшебницы: вот она явится и все перевернет к величайшему благополучию фирмы.
Однажды шеф, находясь в редком для него хорошем настроении, несмотря на сплетение вен на висках, показал служащим конторы планы и чертежи, объясняя, что такое турбина. Закончил он сообщением, что энергия, вырабатываемая новым двигателем, будет равняться ста восьмидесяти лошадиным силам, и прокурист невольно воскликнул:
— А что нам делать со ста восемьюдесятью лошадиными силами?
Пан Уллик победно усмехнулся и ответил:
— Конечно, на печатание картинок Святой горы или девы Марии, да на молитвенники, которые еще нам заказаны, этих сил многовато, тут справился бы и наш старый моторчик... Но теперь, когда дело сделано, могу сообщить вам, что мы вскоре начнем строить цех по изготовлению полуфабрикатов для деревообрабатывающей промышленности, а там, глядишь, и фабрику роялей! Коммандитное товарищество уже составлено, сегодня пришло утверждение, и держать это в секрете больше нет нужды. Сапристи, господа, еще одно: при комплектовании нового персонала служащих прежде всего будут приняты во внимание наши теперешние сотрудники. Мое почтенье!
С этими словами пан Уллик вышел, оставив контору в великом волнении, даже в восторге. Разделял ли его старый прокурист, служивший в конторе еще в те поры, когда ее возглавлял нынешний шеф фирмы, неизвестно. Он все стоял перед своей конторкой, попеременно лаская пальцами мочки своих ушей. Когда его одолевала озабоченность, он мог битый час обирать таким образом пух, росший по краям его ушных раковин. В последнее время можно было только дивиться тому, что он не обобрал весь пух дочиста.
А с паном Улликом, вышедшим во двор, случилось нечто странное.
Обычно те, кто живет возле фабрик, настолько привыкают к их шуму, что уже и не слышат его; но теперь пан Уллик вдруг ясно различил выхлопы газового мотора, который весело чихал на все окружающее, да и на весь мир вообще. Уллик вдруг расслышал его так отчетливо, что даже поднял голову — и тут ему почудилось в этих выхлопах какое-то насмешливое злорадство, причем не к окружающему и не к миру вообще, а именно к этому двору и к этому пожилому, хотя и весьма импозантному господину в черном сюртуке, ослепительно белом жилете с двойной часовой цепочкой, в клетчатых брюках и желтых ботинках, то есть к тройному советнику и к будущему президенту компании...
«Чихай, чихай, миленький, недолго тебе чихать!» — подумал троекратный советник, и по телу его прошла легкая вибрация — такая же, как тогда, в Германии, куда он ездил приглядеться к водяным турбинам; тогда запустили махину в триста лошадиных сил, и вся фабрика запела, заиграла в унисон с нею, словно лес под ветром.
А еще вспомнил пан Уллик те четыре сотни, которые ему пришлось заплатить вчера мерзавцу редактору местного листка, чтобы тот не помещал статейку, принесенную им на просмотр пану советнику.
В этой статье некий специалист и мастер ядовитой словесности в немногих, но вполне достаточных фразах писал о новых предприятиях владельца «Папирки», а особенно о турбине, о предшествовавшем всему этому процессе, и кончал предсказанием, что ни из установки турбины, ни из предприятий, спекулятивно связанных с нею, ничего не выйдет, и намекал, что владелец лицензии желал только поставить всех перед совершившимся фактом и повыгоднее продать свое мнимое, пускай и подтвержденное процессом, право пользования каналом вкупе с ценной лицензией — когда будут выкупать права пользователей водой при скорой уже регуляции Влтавы в черте города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112