..
— Где, простите? — категорическим тоном вопросил Моур.
Тонча с виноватым видом, не поднимая руки с колен, показала пальчиком направо.
- Да вот же, вывеска нашей Манечки! — нетерпеливо и открыто махнула Тинда рукой в сторону домика, самого низенького в ряду остальных, и попыталась улыбнуться своей наивно-смущенной улыбкой.
Над частной «фирмой» сапожных дел мастера Фердинанда Зоуплны, такой старой, что на ней был еще нарисован бидермейеровский 1 сапог с висящими ушками, обведенный желтой краской, сверкала новизной и лаком железная вывеска, являвшая взору прохожих стоящую на полумесяце деву Марию, благословенную в женах, и надпись, различимую издалека:
ДОКТОР МЕДИЦИНЫ МАРИЯ УЛЛИК-ЗОУПЛНОВА, АКУШЕРКА, 2-Й ЭТАЖ
— Олл раит,— вымолвил мистер Моур,— все в порядке, кроме того, что в этой резиденции третий этаж отсутствует. Эта дама ваша сестра? — спросил он Тин-ду.— Ах да, помню, это та, что изучала медицину. Как я мог забыть об этом, когда у вас одна только сестра! Она вышла замуж?
— Это было не такое уж событие... для общества, мистер Моур, хотя я-то лично...— и Тинда покраснела на сей раз искренне и густо.
Мистер Моур полез из автомобиля.
— Но этак мы опоздаем в театр! — ахнула Тинда.
— Все упущенное следует наверстывать — наверстаем и время,— возразил инженер и направился к «резиденции» доктора Уллик-Зоуплновой.
1 Бидермейер — мещанский стиль в искусстве в 1-й половине XIX в.
— Акушерка! — горестно вскричала Тинда, когда барышни остались одни.— Я многое могу вынести, но это... это уж чересчур!
— Клубу передовых женщин нужна была акушерка, но Манечка не согласилась взять это место — говорит, уж коли устраивать демонстрацию, то как следует! — объяснила Тонча.
— Хорошо, но клуб восставал против того, что Мане не дали разрешения на врачебную практику, а Маня восстает против семьи! Что будет, как узнает отец! Но хотелось бы мне знать, что там делает инженер?
— Американца этим не шокируешь. Знаешь, Тинда, он прекрасный человек; хоть и небольшого росточка, а никто из здешних ему и по щиколотку не вырос, и если он не очень молод, то и старости в нем не заметно, и хотя он на первый взгляд не так уж пригож, зато у него есть стиль, как у настоящего человека дела, и стоит он дюжину дюжин наших так называемых самых прогрессивных, среднепрогрессивных и малопрогрессивных мужчин, так что тебе завидует весь наш женский свет, прогрессивный и непрогрессивный. Но одно в нем внушает страх, Тинда!
— А именно?
— Его ревность, Тинда!
— Она безгранична, да? — засмеялась Тинда.— Но чем сильнее он ревнует, тем большее бесправие чинит надо мной, потому что я не давала ему права ни на какую ревность, Тонча! Еще нет! Он до сих пор считает наши отношения чисто коммерческими, и если б я хотела выразиться в этом духе, то сказала бы, что принимаю его ухаживание, но ничем ему за это не обязана. Только в одном-единственном случае получит он мое слово.
— Знаю я, в каком именно случае, и знаю — ты считаешь его исключенным, чего и я бы тебе пожелала, Тинда, в интересах твоей артистической карьеры.
— Господи, уже без четверти десять, а его еще нет — да что ему там от этой повитухи надо?! — позволила себе вульгарность Тинда.— И потом — мне холодно! — она потопала по полу машины.
— Вопрос лишь в том, действительно ли интересы твоей артистической карьеры как оперной певицы — подлинные твои интересы, Тинда.
— Ах, Тонча, я знаю, что ты сдала с отличием государственные экзамены по французскому языку, но ты заслуживаешь награды и за красноречие!
— Послушай, я хочу знать — считаешь ты меня своей подругой или нет?
— А я бы хотела знать... не союзница ли ты Моура, не приставлена ли ко мне сторожем?
— Погоди, Тинда, так мы никогда не узнаем того, что хотим узнать,— хладнокровно возразила барышня Фафрова, ничуть не обидевшись.— Не путай ты нити моей мысли, уклоняясь от темы. Ты держишь в огне две железки и утверждаешь при этом, что первая из них для тебя важнее...
Иисусе Христе, я сгораю от нетерпения! — жалобно воскликнула Тинда, быстро зажигая и гася электрическую лампочку, от чего салон озарялся как бы молниями.
— Я же утверждаю, что вторая железка будет тебе весьма полезной, особенно если первая остынет, и полагаю, чго и твое мнение на сей счет не отличается от моего!
— Стало быть, вы, передовые женщины, и мысли читать умеете!
— У меня есть доказательство.
— Любопытно!
— Если б это было не так, ты не прекратила бы свои флирты на теннисном корте, милочка! Кадет Студеный принял это до того серьезно, что готов был в само*м деле стреляться, и ты это знаешь. Живописец Штабль, как всегда, когда терпел поражение, взял в долг на две бутылки бургундского и выпил их в один присест, кассир Штерба переехал в другой район, откуда ему гораздо дальше до работы, а вот Жблунька объявил, что даже это не заставит его встать на голову. А все потому, что на горизонте вынырнул инженер Моур!
— Нудная ты, Тонча!
— Уж это всегда так: девушка, у которой нет поклонников или в лучшем случае есть один, да и тот учитель в школе, кажется нудной той львице, у которой по десятку обожателей на каждый коготь, если считать только передние лапы.
— Нет, Тонча, ты не нудная, ты — прелесть!
— Еще бы. Но мы или уморим себя нудностью или съедим друг друга от восхищения нашей прелестью прежде, чем достигнем цели, а достичь ее можно только искренностью, а посему я и хотела искренне предупредить тебя: Моур ревнив! — Тут Тонча так широко раскрыла глаза, что видны стали белки вокруг радужной оболочки.— Ревнив, как Отелло, и он не потерпит... Одним словом, милая Тинда, нам никогда не представится возможность ковать ту вторую железку, если ты дашь ему повод...
— А ты добросовестно раздуваешь огонь — могу засвидетельствовать это перед Моуром. Сдается даже, в этой второй железке ты заинтересована больше, чем я!
— Да, я заинтересована, милая Тинда,— бесстрашно парировала Мальва.— В противном случае я вряд ли находила бы особое удовольствие в том, чтобы по два раза на дню появляться в твоей тени; и если б ты была так же откровенна, как я, мы могли бы договориться.
С этими словами барышня Фафрова, не поднимая руки с колен, раскрыла свою ладонь, столь экономным образом предлагая подруге скрепить пакт рукопожатием. Но Тинда и пальцем не пошевелила.
— Судя по тому, что говорит инженер Моур...— начала было Тонча.
— Господи, что же он говорит?! — Тинда оживилась, обеими ладонями обхватила руку Тончи.
— Тсс, он возвращается,— бросила та (громкий топот Моура, всякий раз заставлявший подозревать, что таким способом он старается компенсировать недостаток роста, уже раздался в сенях зоуплновской «резиденции»), и, прижав к колену три соединенные руки, шепотом Тонча добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Где, простите? — категорическим тоном вопросил Моур.
Тонча с виноватым видом, не поднимая руки с колен, показала пальчиком направо.
- Да вот же, вывеска нашей Манечки! — нетерпеливо и открыто махнула Тинда рукой в сторону домика, самого низенького в ряду остальных, и попыталась улыбнуться своей наивно-смущенной улыбкой.
Над частной «фирмой» сапожных дел мастера Фердинанда Зоуплны, такой старой, что на ней был еще нарисован бидермейеровский 1 сапог с висящими ушками, обведенный желтой краской, сверкала новизной и лаком железная вывеска, являвшая взору прохожих стоящую на полумесяце деву Марию, благословенную в женах, и надпись, различимую издалека:
ДОКТОР МЕДИЦИНЫ МАРИЯ УЛЛИК-ЗОУПЛНОВА, АКУШЕРКА, 2-Й ЭТАЖ
— Олл раит,— вымолвил мистер Моур,— все в порядке, кроме того, что в этой резиденции третий этаж отсутствует. Эта дама ваша сестра? — спросил он Тин-ду.— Ах да, помню, это та, что изучала медицину. Как я мог забыть об этом, когда у вас одна только сестра! Она вышла замуж?
— Это было не такое уж событие... для общества, мистер Моур, хотя я-то лично...— и Тинда покраснела на сей раз искренне и густо.
Мистер Моур полез из автомобиля.
— Но этак мы опоздаем в театр! — ахнула Тинда.
— Все упущенное следует наверстывать — наверстаем и время,— возразил инженер и направился к «резиденции» доктора Уллик-Зоуплновой.
1 Бидермейер — мещанский стиль в искусстве в 1-й половине XIX в.
— Акушерка! — горестно вскричала Тинда, когда барышни остались одни.— Я многое могу вынести, но это... это уж чересчур!
— Клубу передовых женщин нужна была акушерка, но Манечка не согласилась взять это место — говорит, уж коли устраивать демонстрацию, то как следует! — объяснила Тонча.
— Хорошо, но клуб восставал против того, что Мане не дали разрешения на врачебную практику, а Маня восстает против семьи! Что будет, как узнает отец! Но хотелось бы мне знать, что там делает инженер?
— Американца этим не шокируешь. Знаешь, Тинда, он прекрасный человек; хоть и небольшого росточка, а никто из здешних ему и по щиколотку не вырос, и если он не очень молод, то и старости в нем не заметно, и хотя он на первый взгляд не так уж пригож, зато у него есть стиль, как у настоящего человека дела, и стоит он дюжину дюжин наших так называемых самых прогрессивных, среднепрогрессивных и малопрогрессивных мужчин, так что тебе завидует весь наш женский свет, прогрессивный и непрогрессивный. Но одно в нем внушает страх, Тинда!
— А именно?
— Его ревность, Тинда!
— Она безгранична, да? — засмеялась Тинда.— Но чем сильнее он ревнует, тем большее бесправие чинит надо мной, потому что я не давала ему права ни на какую ревность, Тонча! Еще нет! Он до сих пор считает наши отношения чисто коммерческими, и если б я хотела выразиться в этом духе, то сказала бы, что принимаю его ухаживание, но ничем ему за это не обязана. Только в одном-единственном случае получит он мое слово.
— Знаю я, в каком именно случае, и знаю — ты считаешь его исключенным, чего и я бы тебе пожелала, Тинда, в интересах твоей артистической карьеры.
— Господи, уже без четверти десять, а его еще нет — да что ему там от этой повитухи надо?! — позволила себе вульгарность Тинда.— И потом — мне холодно! — она потопала по полу машины.
— Вопрос лишь в том, действительно ли интересы твоей артистической карьеры как оперной певицы — подлинные твои интересы, Тинда.
— Ах, Тонча, я знаю, что ты сдала с отличием государственные экзамены по французскому языку, но ты заслуживаешь награды и за красноречие!
— Послушай, я хочу знать — считаешь ты меня своей подругой или нет?
— А я бы хотела знать... не союзница ли ты Моура, не приставлена ли ко мне сторожем?
— Погоди, Тинда, так мы никогда не узнаем того, что хотим узнать,— хладнокровно возразила барышня Фафрова, ничуть не обидевшись.— Не путай ты нити моей мысли, уклоняясь от темы. Ты держишь в огне две железки и утверждаешь при этом, что первая из них для тебя важнее...
Иисусе Христе, я сгораю от нетерпения! — жалобно воскликнула Тинда, быстро зажигая и гася электрическую лампочку, от чего салон озарялся как бы молниями.
— Я же утверждаю, что вторая железка будет тебе весьма полезной, особенно если первая остынет, и полагаю, чго и твое мнение на сей счет не отличается от моего!
— Стало быть, вы, передовые женщины, и мысли читать умеете!
— У меня есть доказательство.
— Любопытно!
— Если б это было не так, ты не прекратила бы свои флирты на теннисном корте, милочка! Кадет Студеный принял это до того серьезно, что готов был в само*м деле стреляться, и ты это знаешь. Живописец Штабль, как всегда, когда терпел поражение, взял в долг на две бутылки бургундского и выпил их в один присест, кассир Штерба переехал в другой район, откуда ему гораздо дальше до работы, а вот Жблунька объявил, что даже это не заставит его встать на голову. А все потому, что на горизонте вынырнул инженер Моур!
— Нудная ты, Тонча!
— Уж это всегда так: девушка, у которой нет поклонников или в лучшем случае есть один, да и тот учитель в школе, кажется нудной той львице, у которой по десятку обожателей на каждый коготь, если считать только передние лапы.
— Нет, Тонча, ты не нудная, ты — прелесть!
— Еще бы. Но мы или уморим себя нудностью или съедим друг друга от восхищения нашей прелестью прежде, чем достигнем цели, а достичь ее можно только искренностью, а посему я и хотела искренне предупредить тебя: Моур ревнив! — Тут Тонча так широко раскрыла глаза, что видны стали белки вокруг радужной оболочки.— Ревнив, как Отелло, и он не потерпит... Одним словом, милая Тинда, нам никогда не представится возможность ковать ту вторую железку, если ты дашь ему повод...
— А ты добросовестно раздуваешь огонь — могу засвидетельствовать это перед Моуром. Сдается даже, в этой второй железке ты заинтересована больше, чем я!
— Да, я заинтересована, милая Тинда,— бесстрашно парировала Мальва.— В противном случае я вряд ли находила бы особое удовольствие в том, чтобы по два раза на дню появляться в твоей тени; и если б ты была так же откровенна, как я, мы могли бы договориться.
С этими словами барышня Фафрова, не поднимая руки с колен, раскрыла свою ладонь, столь экономным образом предлагая подруге скрепить пакт рукопожатием. Но Тинда и пальцем не пошевелила.
— Судя по тому, что говорит инженер Моур...— начала было Тонча.
— Господи, что же он говорит?! — Тинда оживилась, обеими ладонями обхватила руку Тончи.
— Тсс, он возвращается,— бросила та (громкий топот Моура, всякий раз заставлявший подозревать, что таким способом он старается компенсировать недостаток роста, уже раздался в сенях зоуплновской «резиденции»), и, прижав к колену три соединенные руки, шепотом Тонча добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112