Тинда спела эту песню под аккомпанемент Важки, и откуда-то сверху донеслись аплодисменты: дядя Ар-мин благодарил ее из своей кельи под крышей «Папир-ки».
До третьей части «Трио» Важки так и не дошло. Едва Тинда отпела дядин репертуар, она без слов, не попрощавшись, взялась за ручку двери и, бросив Важке короткий, но многозначительный взгляд, скрылась в своей комнате.
Он долго размышлял над этим взглядом, который, казалось, говорил, что если раньше Тинда в чем-то ошибалась, то теперь она понимает его лучше. Более того — быть может, этим взглядом она просила прощения за то, что обращалась с ним, как с влюбленным юнцом, и обещала никогда впредь не недооценивать его мужественности?
Пение для дяди Армина длилось без малого полчаса, и все же, когда Тинда уходила, на ее щеках все еще пылал густой румянец смущения.
Да что тут размышлять, все скоро объяснится!
Главное — в душе Важки гудел орган, всеми своими регистрами вознося к небу победный гимн и сотрясая душу до самых дальних уголков. Ему уже трудно было вспомнить собственные страстно-блаженные фантазии, когда он мечтал о том невозможном, что испытал теперь на самом деле. Как далеко отставали эти мечты от сегодняшней действительности!
Ах, а он-то понятия не имел, насколько же больше, чем от слияния душ, о котором говорила средняя часть его сочинения, испытываешь наслаждение от... слияния губ!
Для него, до той поры абсолютно чистого мужчины, поцелуй этот был откровением и благовещением, столь ошеломительным, что только теперь вспомнил он, до чего бестолково себя держал.
Нет, их сегодняшняя помолвка не может закончиться безмолвно; и слово, которое ей следовало услышать от него в тот миг, когда она покраснела от смущения, отрекаясь от своего превосходства над ним, должно прозвучать еще сегодня.
Не будет ничего легче: нет сомнения, что Тинда, как всегда в хорошую погоду, отправится на теннисный корт.
Обычно он поджидал ее, прячась где-нибудь, чтобы хоть издали проводить глазами. Но сегодня другое дело; их отношения изменились; после того, что произошло между ними сегодня, он вправе будет заговорить с ней — конечно, на приличном удалении от фабрики.
Важка встал в свое обычное укрытие — за большим зеленым табачным киоском, оклеенным плакатами, на поперечной улице; с этого места он мог даже сосчитать, сколько раз взлетает и падает на фонтанчике шаловливый мячик, кажущийся отсюда с горошину величиной.
И вот появилась Тинда. В белом теннисном костюме.
Костюм этот действовал на бедняка Важку весьма удручающе: всякий раз, как Тинда появлялась в нем, расстояние между его и ее положением в обществе казалось ему просто непреодолимым, и никогда он не чувствовал этого с такой остротой, как сегодня.
Но сегодня эта девушка его поцеловала — сама! — так какая же еще преграда могла между ними оставаться? Он выйдет из укрытия, заговорит с ней, воспользуется своим правом!
Однако по мере приближения ослепительной белой фигуры, исполненной горделивой надменности, особенно заметной на улице, Важка все дальше отступал в свой переулок; и Тинда прошла мимо.
Преодолевая проклятую застенчивость, Важка заставил себя принять твердое решение: он знает другую дорогу к корту, он обгонит Тинду, встретит ее в городском саду на границе Карлина и здесь, на дорожках среди кустов, отважится...
Он бросился со всех ног, но когда, запыхавшись, подбежал к саду, понял, что место встречи выбрано весьма неподходяще. Ибо здесь, в городском саду, служившем — если не считать детской площадки для игр — просто проходом с одной улицы на другую, слонялся некий молодой человек, совершенно Важке не знакомый, но, кажется, уже виденный им когда-то. Важка ни за что на свете не желал, чтобы этот человек стал свидетелем его встречи с Тиндой, последствия которой были для него пока неисповедимы.
Этот молодой человек, видимо, имел какое-то отношение к Улликам, точнее к «Папирке», ибо Важка припомнил, что не раз видел, как он проходил через мостик к самой фабрике. Но вряд ли он был служащим «Папирки» — те не одеваются так шикарно по будням; и потом, почему бы ему тогда приходить и уходить поспешно, словно украдкой, словно стыдясь чего-то?
И вот теперь этот юноша разгуливает по дорожкам городского сада, цилиндр сдвинут на затылок, руки в карманах; Важка едва успел спрятаться за кустами, так быстро обернулся этот знакомый незнакомец.
Успел — пока его не заметила и Тинда!
Потому что — о ужас!
Это ее поджидал щеголеватый молодой человек, вот она сама бежит к нему, светясь дружелюбием, поскорей перехватила ракетку в левую руку, чтоб с сердечностью протянуть ему правую!
А он-то!
Молодой человек вырос чуть ли не на голову, выпрямился, вплотную подошел к Тинде и так стремительно схватил ее руку, что это могло быть оправдано только очень близким знакомством.
Условленное свидание!
Молодой человек что-то с жаром говорил Тинде. Над ее бровями — Важка, скрытый кустами, отлично видит ее лицо,— мелькнула тень неудовольствия, но тотчас зазвенел ее смех; словно ампирные часы с нежным звоночком отбили четверть и пошли тикать дальше — так и она все что-то щебечет...
Шикарный юноша быстро огляделся по сторонам и мгновенно наклонился к лицу Тинды.
Она отпрянула — и страшно сверкнули ее повелительные очи, она смерила нахала с головы до пят; а потом подняла взор — хотела увидеть, какое впечатление произвел на него отказ от поцелуя; но взор этот обратился к юноше с величайшей нежностью, как бы вознаграждая за отказ.
Они стояли так близко друг к другу, как только могут стоять влюбленные; Тинда все щебетала что-то ласковое, потом отступила, жестом руки притдоздила его к месту — и торопливо пошла прочь. Еще оглянулась, дважды кивнула — и вот уже белая фигурка, облитая сентябрьским солнцем, вышла из сада, исчезла.
Тот, кого она покинула, еще постоял, сунув руки в карман короткого американского пальто, сбив цилиндр на затылок,— и двинулся, в противоположную сторону.
А Рудольф Важка долго еще торчал в кустах со своим «Трио» под мышкой и бередил себе душу, подробно перебирая в памяти то, что сейчас разыгралось перед ним. Он не мог понять, что это было. Все стоял у него перед глазами молодой атлет во всей свой американизированной щеголеватости, этакий плечистый Кротон, которого и четверым не сдвинуть с места. Все виделись музыканту выступающие на чисто выбритом лице надбровья — нередкая деталь таких геркулесовских физиономий. Первобытная сила этого молодца со стремительными движениями, конечно, оправдывала восхищенную, любовную нежность, какую Тинда вложила в свой взгляд...
Эпизод не занял и четверти минуты, но свидетель ее еще добрых полчаса не уходил со сцены.
6
Любовь абстрактная и конкретная
Маленькое окошко — такое маленькое, что было в нем только четыре квадратных стеклышка, зато чистых, но, увы, не таких прозрачных, как хрусталь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112