– «Иорикка» уйдет. Скорей. Пиппип. На «Норвежце» есть питьевая вода. Видишь, нам машут кружкой. Я не останусь на корабле смерти.
Станислав ревел все ожесточеннее.
Он висел еще на одной ноге, но вот он и там разорвал бечевку.
Все это я видел на расстоянии многих миль, как на картине или в зрительную трубу.
– Вот «Иорикка». Шкипер взял под козырек.
Станислав крикнул это и посмотрел на меня остекленевшими глазами.
– Пойдем со мной, Пиппип. Чай и сладкие пироги с какао. И вода, Пиппип.
Да, это была «Иорикка». Я видел ее ясно. Я узнал ее по ее пестрому сумасшедшему наряду и по ее мостику, который висел в воздухе, словно не принадлежал к кораблю.
Это была «Иорикка», и теперь они сидели за завтраком или ужином или ели сливы в синеватой крахмальной жиже. Чай был недурен. Чай был хорош и без сахара и молока. И вода для питья не воняла.
Я начал развязывать узел моего каната. Но я не мог его развязать. Тогда я позвал Станислава, чтобы он мне помог. Но ему было некогда. Он не мог высвободить свою ногу и работал, как безумный. В довершение всего у него открылись раны на голове, оставшиеся после побоев.
Кровь текла у него по лицу, но он не обращал на нее внимания.
А я дергал и дергал свой канат. Но он был слишком толст и не поддавался. Я не мог ни перетереть его, ни высвободить своего тела и запутывался в нем все больше и больше. Тогда я стал искать топор, нож или лопату, которую мы выправили со Станиславом, чтобы сделать из нее деревянную мачту, но компас опять попал в воду, и приходилось вылавливать его перегоревшей решеткой. Канат не поддавался. Узел затягивался все туже и туже. Это приводило меня в неизъяснимое бешенство.
Станислав наконец высвободил ногу.
Он обернулся вполоборота ко мне и воскликнул:
– Пойдем, Пиппип! Тут всего только двадцать шагов. Решетки все выпали, уже без двадцати пять, да, да. Вставай, скорей. Таскать золу.
Но лебедка визжала: «Это не «Иорикка», – и я кричал вслед за ней так громко, как только мог:
– Это не «Иорикка»! Это не «Иорикка»! Здесь нет никакой «Иорикки».
Я ухватился за канат в смертельном страхе, потому что «Иорикка» ушла, и я видел только море, море и однообразные гребни волн.
– Стасинковзлов, не прыгай! – Я крикнул это, охваченный ужасом; я не мог вспомнить его имени, выскользнувшего у меня из памяти. – Станислав, не прыгай! Нет! Нет! Останься здесь.
– Она спускает якорь. Я не пойду на корабль смерти. Я лучше вернусь на «Иорикку». Вернусь, вернусь! Иди за мной!
И он прыгнул. Он прыгнул. Тут не было гавани. Тут не было корабля. Тут не было берега. Одно море. Одни волны.
Он взмахнул несколько раз руками. И скрылся навсегда.
Я посмотрел на дыру, в которой он исчез. Я видел ее где-то в бесконечной дали. И я воскликнул:
– Станислав! Лавский! Брат! Дорогой, дорогой товарищ, сюда! Сюда! Гой-го! Гой-го! Сюда! Сюда!
Он не слышал. Он не вернулся. Он не вынырнул из воды. Здесь не было корабля смерти. Здесь не было гавани. Здесь не было «Иорикки». Он не выплыл больше, нет, сэр.
И это было непостижимо. Он не выплыл больше, и я не мог понять, как это произошло.
Он ушел в плавание, он ушел в дальнее плавание. Но как его принял капитан? Ведь у него не было корабельного паспорта. Его должны сейчас же спустить с корабля.
Но он не выплыл. Великий капитан принял его, принял доверчиво, без бумаг:
– Иди ко мне, Станислав Козловский, – сказал великий капитан, – я беру тебя с собой в дальнее плавание. Оставь свои бумаги. Мне они не нужны. Я доверяю тебе. Ты на верном, честном корабле. Иди в свой кубрик, Станислав. Ты можешь прочесть, что написано над дверью?
И Станислав сказал:
– Да, капитан. «Вошедший сюда избавлен от всех страданий».
ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ
Не так давно минуло пятнадцать лет, как над тропическим лесом в мексиканском штате Чьапас был рассеян с самолета пепел тела писателя Б. Травена – такова была его воля. Вскоре после смерти всемирно известного «неизвестного», как его называли, вдова писателя выступила с интервью и рассказала о жизни этого человека, который был революционером и антифашистом, выступал против несправедливости, за переустройство мира, сочувствовал тем, кто боролся за свободу – вероломно убитому в 1934 году народному герою Никарагуа Сандино и патриотам этой страны, восставшим против американских интервентов, испанским республиканцам, мексиканским индейцам, которых нещадно эксплуатировали на нефтепромыслах и лесоразработках. Им было написано около двадцати романов и многие рассказы. Однако их автор избегал встреч, интервью и бежал от славы с тем же рвением, с каким буржуазные писатели порой ее добиваются. Это казалось неправдоподобным в мире бизнеса.
В тридцатые годы Травен широко издавался во многих странах. У нас на русском языке вышли его романы «Проклятье золота» (1928), «Сборщики хлопка» (1931), «Восстание повешенных» (1938), «Поход в страну Каоба» (1958), сборник рассказов «Рождение божества» (1972) и другие произведения.
Почти все творчество Травена связано с Мексикой, исключение составляет, пожалуй, лишь роман «Корабль мертвых».
Книга написана истинным моряком, а не верхоглядом, «побывавшим десяток раз в каюте океанского парохода и воображающим, что знает толк в морях и кораблях». Ведь пассажир, как говорит сам автор, не в состоянии изучить не только море и корабль, но и жизнь экипажа. И действительно, каждая страница этой правдивой книги словно пропитана морской солью и полна яростного ветра. Она не оставляет сомнения, что в юности Травен служил на торговом флоте, был юнгой и стюардом на судне, курсирующем вдоль тихоокеанского побережья Северной и Южной Америки, затем плавал в качестве простого палубного матроса, угольщика и кочегара. Доставлял груз хлопка из Нью-Орлеана в Антверпен, ходил на каботажных судах вдоль берегов Европы, имел дело с контрабандистами и, хуже того, рискуя, перевозил под видом ящиков с повидлом самое настоящее оружие с клеймом «Made in USA».
Интересны также книги «Сборщики хлопка», «Клад Сьерра-Мадре» и другие известные произведения писателя. Перечитывая их, вновь убеждаешься, что в книгах Б. Травена резко противопоставлены «любовь автора к простому народу и отвращение к колонизаторам», его сочинения – это «эпопея жизни простых мексиканцев». Джозеф Линкольн Стеффенс, «величайший репортер Америки», в свое время посетивший революционную Мексику, не раз приезжавший и в нашу страну, где встречался с В. И. Лениным, сказал о Б. Травене незадолго до своей кончины: «Этот человек выразил подлинную душу Мексики».
Не раз в газетах Запада появлялись сенсационные сообщения о том, что «загадка века» разгадана. Страницы солидных буржуазных изданий пестрели броскими заголовками: «Жизнь Травена скрывается во тьме», «Писатель, книги которого изданы миллионными тиражами, остается неизвестным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73