Частое дыхание, трава, трава до небес. Я люблю тебя, будь со мной. «Гай, я боюсь – вдруг у нас будут дети?..» Не бойся ничего, иди сюда. Ведь я люблю тебя, и нам будет хорошо. Крик ночной птицы. Трава…
В незапамятном лесу, в незапамятную ночь они подарили друг другу свое целомудрие. Но разве мог он оставаться с ней – с Эйлин в этих дурацких красных туфлях, с ее мелкой завистью и глупостью, с ее душой, похожей на подсобку галантерейного магазина?.. С тем, как она, надув губки, кидала конфетным фантиком в нищую старуху, как она читала любовный роман в мятой обложке, как вертела дешевое колечко на пальце и говорила: «Тоже мне парень. Опять в свой дурацкий лес?.. С тобой даже на танцах не покажешься…» Как я мог бы оставаться с тобой, Эйлин, и при этом оставаться собой – хотя и знал о том, любя тебя в высокой траве, теплой ночью, из желания стать мужчиной и из того неуемного жадного любопытства, которое есть оборотная сторона любви к жизни?..
– СМОТРИ, ГАЙ, СВЕТЛЫЙ РЫЦАРЬ ГРААЛЯ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С НЕЙ, И ОСТАВАЙСЯ СОБОЙ, ЕСЛИ МОЖЕШЬ.
«Это безумно жаль. Поганый старикашка врач, ненавижу тебя. Нет, мне не надо никаких детей, мать убьет, если узнает. Какой срам, срам на всю деревню, мне всего шестнадцать лет, и я никому не нужна. Кому я нужна с этим уродливым брюхом, скоро оно начнет выпирать из-под платья. Я ненавижу Гая, почему он уехал именно сейчас, когда я могла бы прийти и плюнуть ему в глаза. Проклятый кобель, я тебя ненавижу! Интересно, сколько их нужно, этих беленьких таблеток? Какое дурацкое название – радедорм. Восемь, девять, десять. Наверное, хватит. Какая противная кипяченая вода, но скоро все это кончится, ты еще узнаешь, сволочь, но зачем ты меня бросил, зачем, ведь ты говорил тогда, что… А, все мужчины – сволочи. Я дойду до кровати и лягу спать, и буду спать долго-долго. Пусть они все страдают потом. Какая тьма… какая… тьма…»
Послышался шум падающего тела – это Гай ничком упал на плиты пола, нагой перед всеми, запятнанный грязью, и цветки белого каштана корчились и чернели, падая в огонь. Огонь…
– АЛЛЕН ПЕРСИВАЛЬ.
Аллен съежился. Он был безумно мал, ему хотелось… не ослепнуть, не оглохнуть – перестать быть. Потому что он знал, чье лицо сейчас увидит.
Роберт.
Отец.
И Святой Грааль, от которого он отказался – и теперь был готов взять в руки свой отказ.
Все, кого он предал.
Но то, что он увидел, было настолько просто и неожиданно, что он едва не задохнулся от боли. Так вот что бывает с узнавшим свое истинное лицо.
…Мама, мамочка, матушка. Она слегка щурится – к сорока годам начало падать зрение, – приближая к глазам газетный листок. В окно падает мягкий свет, ноги мамы укрыты пледом, у ног дрыхнет, раскидав длинные лапы, лохматый Хальк.
«…принадлежащий вольному городу Прайдери пассажирский теплоход. Из девяноста восьми пассажиров и команды теплохода в количестве пятнадцати человек не удалось спасти никого. По спискам пассажиров Прайдерийского восточного порта обнаружено, что в числе погибших оказались также пятеро граждан Халльгерской Республики – викарий Магнаборгского прихода Благовещения о. Йосеф Леонид, жители столицы Марк Филипп, Клара Инноцента и Аллен П.Августин…»
Елена невнимательно дочитывает статью до конца, качая головой; потом, вздрогнув, возвращается глазами на несколько строк вперед. Вот она встает с газетой в руке, глаза у нее огромные, как блюдца, и совершенно прозрачные. Крестясь на ходу, она идет к телефону, по дороге споткнувшись о Халька; пальцы ее дрожат. Вот она, с трудом попадая в отверстия на телефонном диске, набирает несколько первых цифр Робертова номера, но внезапно глаза ее стекленеют. Елена подается назад, телефон с грохотом летит на пол, пес вскакивает… Женщина медленно кренится вбок, держась рукой за сердце и перехватывая ртом воздух. Она силится что-то сказать, кого-то позвать, но не может; хрип вырывается из ее легких, и она тяжело падает на пол, сминая пальцами газетный лист. Тело ее дергается несколько раз и замирает, и пес, который, поскуливая, вертится вокруг нее, вдруг задирает голову и начинает страшно, тоскливо выть…
Аллен хотел закричать – и не смог. Это ложь, вот что хотел он сказать, но это была правда, и щит его разлетелся вдребезги. Ворота рухнули под ударом тарана, и за ними стояла ночь, и в ночи он увидел лицо Марка – горестное, искаженное мукой. «Ко мне, ступай ко мне, – сказал Марк, и глаза его стали седыми и мертвыми. – Я поверил тебе, ты увел меня, иди же ко мне». Аллен упал ниц.
– ЭЙ, СВЯЩЕННИК.
– Я слушаю тебя, демон.
– ТЕБЕ МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ. ТЫ И СЕЙЧАС УВЕРЕН, ЧТО НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ НО ТЫ МОЙ ПО ПРАВУ КРОВИ.
– Любой человек – твой по праву крови. Но нам дан путь, которым можно уйти от тебя.
– ТЫ ЛЮБИШЬ ОТЦА СВОЕГО И МАТЬ, СВЯЩЕННИК? МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ЛЮБИТЬ ТЕХ, КОГО НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ?
– Я благодарен им за дар жизни. И я люблю их.
– ХОЧЕШЬ ПОДАРОК? Я, ПОЖАЛУЙ, ПОДАРЮ ТЕБЕ ИХ, ПРИНЦ ГАЛААД.
…Где тот маленький мальчик, который лежал в постели и придумывал истории про своих родителей?.. Тетушка посапывала за стеной, а к мальчику приходили его самые близкие люди – матушка, принцесса Файт Христиана, Вера Христианская. И отец, лучший из рыцарей.
Матушку, золотоволосую принцессу, увез на край земли ее отец-король, а маленького внука отдал на воспитание доброй женщине. Придет время, и матушка его обязательно найдет. Отец же, отважный и благородный, сгинул без следа в Святой Земле и, может быть, даже погиб – конечно, с честью… Сына он назвал Галаад в честь легендарного героя, и это имя вовсе незачем по-детски сокращать в Галли – оно же было последним даром отца…
При рукоположении он взял себе другое имя – в честь святого Иосифа Обручника, покровителя Церкви, чтобы убить, уничтожить эту историю про юного принца, потому что тогда он уже знал, что лгал себе. Кроме того, священство было обновлением и искуплением, первой вехой на Пути, и требовалось иное имя, не запятнанное никакой ложью… «Галли, малыш, имя-то зачем менять, – спросила тетушка, качая головой. – Оставил бы прежнее, крестильное. Одно тебе скажу, Галли, – молись за свою мать, раз уж приспичило тебе быть священником… Молись за Файт, Галаад. Молись, Йосеф…»
– Эй, Файт, красотуля, да у тебя никак брюхо.
– Тебе-то какое дело? – Проститутка сплюнула ему под ноги. Ее сутенер был порядочная гадина; если он с ней не церемонится, то и она лизать ему сапоги не намерена.
– И от кого же, если не секрет?.. Или ты не знаешь… наверняка?..
– Представь, что знаю. От солдата одного.
– Хороший мужик?
– Такая же сволочь, как и ты.
Мужчина чиркнул зажигалкой у нее перед носом так, что чуть не подпалил ей грязную крашеную челку. Она шарахнулась в сторону.
– Не хами мне, родная. Таких, как ты, на полмарки десяток купить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
В незапамятном лесу, в незапамятную ночь они подарили друг другу свое целомудрие. Но разве мог он оставаться с ней – с Эйлин в этих дурацких красных туфлях, с ее мелкой завистью и глупостью, с ее душой, похожей на подсобку галантерейного магазина?.. С тем, как она, надув губки, кидала конфетным фантиком в нищую старуху, как она читала любовный роман в мятой обложке, как вертела дешевое колечко на пальце и говорила: «Тоже мне парень. Опять в свой дурацкий лес?.. С тобой даже на танцах не покажешься…» Как я мог бы оставаться с тобой, Эйлин, и при этом оставаться собой – хотя и знал о том, любя тебя в высокой траве, теплой ночью, из желания стать мужчиной и из того неуемного жадного любопытства, которое есть оборотная сторона любви к жизни?..
– СМОТРИ, ГАЙ, СВЕТЛЫЙ РЫЦАРЬ ГРААЛЯ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С НЕЙ, И ОСТАВАЙСЯ СОБОЙ, ЕСЛИ МОЖЕШЬ.
«Это безумно жаль. Поганый старикашка врач, ненавижу тебя. Нет, мне не надо никаких детей, мать убьет, если узнает. Какой срам, срам на всю деревню, мне всего шестнадцать лет, и я никому не нужна. Кому я нужна с этим уродливым брюхом, скоро оно начнет выпирать из-под платья. Я ненавижу Гая, почему он уехал именно сейчас, когда я могла бы прийти и плюнуть ему в глаза. Проклятый кобель, я тебя ненавижу! Интересно, сколько их нужно, этих беленьких таблеток? Какое дурацкое название – радедорм. Восемь, девять, десять. Наверное, хватит. Какая противная кипяченая вода, но скоро все это кончится, ты еще узнаешь, сволочь, но зачем ты меня бросил, зачем, ведь ты говорил тогда, что… А, все мужчины – сволочи. Я дойду до кровати и лягу спать, и буду спать долго-долго. Пусть они все страдают потом. Какая тьма… какая… тьма…»
Послышался шум падающего тела – это Гай ничком упал на плиты пола, нагой перед всеми, запятнанный грязью, и цветки белого каштана корчились и чернели, падая в огонь. Огонь…
– АЛЛЕН ПЕРСИВАЛЬ.
Аллен съежился. Он был безумно мал, ему хотелось… не ослепнуть, не оглохнуть – перестать быть. Потому что он знал, чье лицо сейчас увидит.
Роберт.
Отец.
И Святой Грааль, от которого он отказался – и теперь был готов взять в руки свой отказ.
Все, кого он предал.
Но то, что он увидел, было настолько просто и неожиданно, что он едва не задохнулся от боли. Так вот что бывает с узнавшим свое истинное лицо.
…Мама, мамочка, матушка. Она слегка щурится – к сорока годам начало падать зрение, – приближая к глазам газетный листок. В окно падает мягкий свет, ноги мамы укрыты пледом, у ног дрыхнет, раскидав длинные лапы, лохматый Хальк.
«…принадлежащий вольному городу Прайдери пассажирский теплоход. Из девяноста восьми пассажиров и команды теплохода в количестве пятнадцати человек не удалось спасти никого. По спискам пассажиров Прайдерийского восточного порта обнаружено, что в числе погибших оказались также пятеро граждан Халльгерской Республики – викарий Магнаборгского прихода Благовещения о. Йосеф Леонид, жители столицы Марк Филипп, Клара Инноцента и Аллен П.Августин…»
Елена невнимательно дочитывает статью до конца, качая головой; потом, вздрогнув, возвращается глазами на несколько строк вперед. Вот она встает с газетой в руке, глаза у нее огромные, как блюдца, и совершенно прозрачные. Крестясь на ходу, она идет к телефону, по дороге споткнувшись о Халька; пальцы ее дрожат. Вот она, с трудом попадая в отверстия на телефонном диске, набирает несколько первых цифр Робертова номера, но внезапно глаза ее стекленеют. Елена подается назад, телефон с грохотом летит на пол, пес вскакивает… Женщина медленно кренится вбок, держась рукой за сердце и перехватывая ртом воздух. Она силится что-то сказать, кого-то позвать, но не может; хрип вырывается из ее легких, и она тяжело падает на пол, сминая пальцами газетный лист. Тело ее дергается несколько раз и замирает, и пес, который, поскуливая, вертится вокруг нее, вдруг задирает голову и начинает страшно, тоскливо выть…
Аллен хотел закричать – и не смог. Это ложь, вот что хотел он сказать, но это была правда, и щит его разлетелся вдребезги. Ворота рухнули под ударом тарана, и за ними стояла ночь, и в ночи он увидел лицо Марка – горестное, искаженное мукой. «Ко мне, ступай ко мне, – сказал Марк, и глаза его стали седыми и мертвыми. – Я поверил тебе, ты увел меня, иди же ко мне». Аллен упал ниц.
– ЭЙ, СВЯЩЕННИК.
– Я слушаю тебя, демон.
– ТЕБЕ МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ. ТЫ И СЕЙЧАС УВЕРЕН, ЧТО НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ НО ТЫ МОЙ ПО ПРАВУ КРОВИ.
– Любой человек – твой по праву крови. Но нам дан путь, которым можно уйти от тебя.
– ТЫ ЛЮБИШЬ ОТЦА СВОЕГО И МАТЬ, СВЯЩЕННИК? МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ЛЮБИТЬ ТЕХ, КОГО НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ?
– Я благодарен им за дар жизни. И я люблю их.
– ХОЧЕШЬ ПОДАРОК? Я, ПОЖАЛУЙ, ПОДАРЮ ТЕБЕ ИХ, ПРИНЦ ГАЛААД.
…Где тот маленький мальчик, который лежал в постели и придумывал истории про своих родителей?.. Тетушка посапывала за стеной, а к мальчику приходили его самые близкие люди – матушка, принцесса Файт Христиана, Вера Христианская. И отец, лучший из рыцарей.
Матушку, золотоволосую принцессу, увез на край земли ее отец-король, а маленького внука отдал на воспитание доброй женщине. Придет время, и матушка его обязательно найдет. Отец же, отважный и благородный, сгинул без следа в Святой Земле и, может быть, даже погиб – конечно, с честью… Сына он назвал Галаад в честь легендарного героя, и это имя вовсе незачем по-детски сокращать в Галли – оно же было последним даром отца…
При рукоположении он взял себе другое имя – в честь святого Иосифа Обручника, покровителя Церкви, чтобы убить, уничтожить эту историю про юного принца, потому что тогда он уже знал, что лгал себе. Кроме того, священство было обновлением и искуплением, первой вехой на Пути, и требовалось иное имя, не запятнанное никакой ложью… «Галли, малыш, имя-то зачем менять, – спросила тетушка, качая головой. – Оставил бы прежнее, крестильное. Одно тебе скажу, Галли, – молись за свою мать, раз уж приспичило тебе быть священником… Молись за Файт, Галаад. Молись, Йосеф…»
– Эй, Файт, красотуля, да у тебя никак брюхо.
– Тебе-то какое дело? – Проститутка сплюнула ему под ноги. Ее сутенер был порядочная гадина; если он с ней не церемонится, то и она лизать ему сапоги не намерена.
– И от кого же, если не секрет?.. Или ты не знаешь… наверняка?..
– Представь, что знаю. От солдата одного.
– Хороший мужик?
– Такая же сволочь, как и ты.
Мужчина чиркнул зажигалкой у нее перед носом так, что чуть не подпалил ей грязную крашеную челку. Она шарахнулась в сторону.
– Не хами мне, родная. Таких, как ты, на полмарки десяток купить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80