Суть свелась к тому, что мне как председателю совета общежития надо идти к Кашину и говорить с глазу на глаз. Снять напряженность и попытаться выхлопотать увольнительные. Нельзя наказывать всех подряд - многих в тот момент и дома еще не было. Народ злится. Их ждут на выходные семьи, они имеют право. И вообще, может Кашин погорячился, а теперь ждет встречного шага, чтобы его поуговаривали.
Я сказал, что с замполитом у меня с самого начала отношения хреновые. Не знаю, почему. Махоркин - мужик нормальный, он бы такого не учудил. И за сапог бы никого ловить не стал. А если бы и схватил, так в шутку. Этот пьяный химик в комендатуру же лез, к своей шконке пробирался, а не из комендатуры бежал. Это понимать надо.
- Вот ты ему это и объясни! Без всякого базара. Ты умеешь! А про тех, кто кричал, скажи, что просто смешно было, вот они и кричали.
- Пошли все вместе... Гуртом веселей и батьку бить.
- Не, базар начнется. Иди лучше один...
Замполита долго не было. Я прилег вздремнуть. В 12 ночи меня разбудили и сообщили, что Кашин в своем кабинете. Я умылся и под напутственные реплики толпы пошел к его резиденции. Несколько буйных и нетрезвых голов хотело примкнуть в попутчики и высказать замполиту все, что они о нем думают, но их оттеснили.
Войдя к Кашину, я тихим и значительным голосом сказал, что пришел по политическому делу. Примет ли он меня в неурочный час? Майор перестал лизать мороженое и впился в меня глазами. Вытянул в мою сторону голову, растопырил уши и впился. Похоже, он ожидал услышать о заговоре в пользу иностранной державы или о шайке фальшивомонетчиков, свившей гнездо на территории комендатуры. Он крякнул, прочищая горло, опустил руку с сахарной трубочкой под стол и кивнул, не отрывая от меня глаз.
Я начал с того, что насколько мне известно, вчера в комендатуре произошел гнусный эпизод, заслуживающий самого строгого порицания и наказания.
Я вкратце пересказал известное мне со слов очевидцев событие и спросил - правильно ли я информирован? Майор кивнул, и растопыренность ушей поубавилась. Заговором и фальшивыми купюрами не пахло. Он подлизнул мороженое и откинулся в кресле.
- Так-так. И что, значит, вы хотите сказать?
Я хотел сказать - ну и чудак же вы, трах-тарах, майор, - но сказал:
- Рыцарь революции - товарищ Дзержинский, соратник великого Ленина, чьим именем гордятся наша партия и правительство, считал, что лучше освободить десяток виновных, чем осудить одного невиновного. А у нас может получиться совсем наоборот, не по Дзержинскому может получиться. Поскольку личность этого хитрого и изворотливого нарушителя режима на данный момент не установлена, а также нельзя установить, кто высовывался в окна и нарушал, так сказать, криками общественный порядок, следует, на наш взгляд, поручить советам отрядов самим определить, кто заслуживает наказания. Они своих людей знают и сами решат, кто мог крикнуть глупые оскорбительные слова, а кто не мог. В противном случае ропот, который сейчас охватил половину пятиэтажного дома, может вылиться в беспорядки. Обстановка в отрядах тревожная, - добавил я с видом бесстрастного наблюдателя.
Майор дважды лизнул трубочку и с видом такого же бесстрастного наблюдателя заметил, что не пришлось бы вызывать из Ленинграда дежурный полк милиции, от встречи с которым недовольным едва ли будет лучше. Тут его уши пришли в исходное положение - прижались к сухощавой голове, и я понял, что настала моя очередь слушать. О том, что...
- Долг общественной организации - следить за порядком в комендатуре, бороться с хамством, бескультурьем и хулиганством, а не выгораживать людей, плюющих на честь милицейского мундира. Я ведь могу и передумать - оставить без выезда не только хулиганов, но и сочувствующих им!
Вот как все обернулось.
Я сказал, что это будет смелое и справедливое решение.
- Правильно, - кивнул я. - По большому счету, жители тех квартир не виноваты, что в комендатуре слабо поставлена воспитательная работа. Нет плохих воспитанников - есть плохие воспитатели... Останемся без выезда, если запустили работу. Кто в Совете - тот в ответе...
- Это что же, значит... Как, значит, понимать? Вы хотите сказать, что советы отрядов останутся, а разные, простите, гопники, поедут в город? Вы это серьезно? - Его уши вновь заняли локационную стойку.
Я кивнул. Было слышно, как во дворе, под окнами, тревожно переговаривается толпа.
Кашин встал, отнес на блюдечко оплывающее мороженное, вытер руки платком и надел фуражку. Снял. Положил на стол. Потянул зеленый форменный галстук.
- Сколько, по-вашему, человек следует наказать невыездом из каждого отряда?
- Не из отряда, а из квартир, которые выходят на забор. Мы думаем, по одному человеку из квартиры.
- Они же орали, как гамандриллы какие-нибудь! Как тупые скотские обезьяны! По десять человек в каждом окне висело! Свистели, паясничали вместо того, чтобы добежать до КП и позвать дежурного. - Он вновь нацепил фуражку. - Минимум по пять человек наказать надо!
- Но Дзержинский же говорил...
- Вы мне Дзержинским зубы не заговаривайте!
- Тогда по два человека из квартиры. И все равно могут быть обиженные.
- Дзержинский бы вас всех... По три человека из каждой квартиры! На усмотрение Советов отряда! И чтоб, значит, списки мне завтра передали, я сам посмотрю. Идите!
Мы уединились с общественностью на спортплощадке. С контрольного пункта светили прожектора. Я сказал, что Кашин настаивал наказать по десять человек от каждой квартиры, и народ негодующе заматерился. Но сошлись на трех штрафниках от каждой квартиры, чьи окна выходят на забор. Теперь заматерились с облегчением. Еще я сказал, что если будут недовольные и этим решением, то Кашин оставит без выезда всех, включая Совет. Добавил и про полк милиции из Ленинграда. "Он уже и трубку снял, хотел вызывать..." Поохали, поматерились. Обсудили детали - дать в списки штрафников тех, кто и так сидит на допограничении.
Председатели Советов пошли к своим отрядам, нагоняя жути про мчавшийся из Ленинграда особый полк милиции, который удалось вернуть в километре от комендатуры. Замполит, дескать, рвал и метал, хотел наказать всех месяцем невыезда, но уговорили на одну неделю. Радуйтесь, трах-тарарах, что все обошлось. Поэтому сейчас всем спать, трах-тарарах, вести себя тихо, трахтарарах! А старшим квартир остаться. К утру они должны дать списки трех штрафников. Пусть хоть жребий кидают, хоть сами назначают - это их дело. Но лучше дать тех, кто уже наказан. Если к утру списков не будет... Все, трах-тарарах!..
Такая вот дипломатия. Смесь правды, полуправды и лжи.
Вчера случайно, на последние деньги, купил сборник повестей А.Житинского "От первого лица". Читаю.
Мелкие злые мухи. Бью их резинкой на палочке и получаю удовольствие, когда не промахиваюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Я сказал, что с замполитом у меня с самого начала отношения хреновые. Не знаю, почему. Махоркин - мужик нормальный, он бы такого не учудил. И за сапог бы никого ловить не стал. А если бы и схватил, так в шутку. Этот пьяный химик в комендатуру же лез, к своей шконке пробирался, а не из комендатуры бежал. Это понимать надо.
- Вот ты ему это и объясни! Без всякого базара. Ты умеешь! А про тех, кто кричал, скажи, что просто смешно было, вот они и кричали.
- Пошли все вместе... Гуртом веселей и батьку бить.
- Не, базар начнется. Иди лучше один...
Замполита долго не было. Я прилег вздремнуть. В 12 ночи меня разбудили и сообщили, что Кашин в своем кабинете. Я умылся и под напутственные реплики толпы пошел к его резиденции. Несколько буйных и нетрезвых голов хотело примкнуть в попутчики и высказать замполиту все, что они о нем думают, но их оттеснили.
Войдя к Кашину, я тихим и значительным голосом сказал, что пришел по политическому делу. Примет ли он меня в неурочный час? Майор перестал лизать мороженое и впился в меня глазами. Вытянул в мою сторону голову, растопырил уши и впился. Похоже, он ожидал услышать о заговоре в пользу иностранной державы или о шайке фальшивомонетчиков, свившей гнездо на территории комендатуры. Он крякнул, прочищая горло, опустил руку с сахарной трубочкой под стол и кивнул, не отрывая от меня глаз.
Я начал с того, что насколько мне известно, вчера в комендатуре произошел гнусный эпизод, заслуживающий самого строгого порицания и наказания.
Я вкратце пересказал известное мне со слов очевидцев событие и спросил - правильно ли я информирован? Майор кивнул, и растопыренность ушей поубавилась. Заговором и фальшивыми купюрами не пахло. Он подлизнул мороженое и откинулся в кресле.
- Так-так. И что, значит, вы хотите сказать?
Я хотел сказать - ну и чудак же вы, трах-тарах, майор, - но сказал:
- Рыцарь революции - товарищ Дзержинский, соратник великого Ленина, чьим именем гордятся наша партия и правительство, считал, что лучше освободить десяток виновных, чем осудить одного невиновного. А у нас может получиться совсем наоборот, не по Дзержинскому может получиться. Поскольку личность этого хитрого и изворотливого нарушителя режима на данный момент не установлена, а также нельзя установить, кто высовывался в окна и нарушал, так сказать, криками общественный порядок, следует, на наш взгляд, поручить советам отрядов самим определить, кто заслуживает наказания. Они своих людей знают и сами решат, кто мог крикнуть глупые оскорбительные слова, а кто не мог. В противном случае ропот, который сейчас охватил половину пятиэтажного дома, может вылиться в беспорядки. Обстановка в отрядах тревожная, - добавил я с видом бесстрастного наблюдателя.
Майор дважды лизнул трубочку и с видом такого же бесстрастного наблюдателя заметил, что не пришлось бы вызывать из Ленинграда дежурный полк милиции, от встречи с которым недовольным едва ли будет лучше. Тут его уши пришли в исходное положение - прижались к сухощавой голове, и я понял, что настала моя очередь слушать. О том, что...
- Долг общественной организации - следить за порядком в комендатуре, бороться с хамством, бескультурьем и хулиганством, а не выгораживать людей, плюющих на честь милицейского мундира. Я ведь могу и передумать - оставить без выезда не только хулиганов, но и сочувствующих им!
Вот как все обернулось.
Я сказал, что это будет смелое и справедливое решение.
- Правильно, - кивнул я. - По большому счету, жители тех квартир не виноваты, что в комендатуре слабо поставлена воспитательная работа. Нет плохих воспитанников - есть плохие воспитатели... Останемся без выезда, если запустили работу. Кто в Совете - тот в ответе...
- Это что же, значит... Как, значит, понимать? Вы хотите сказать, что советы отрядов останутся, а разные, простите, гопники, поедут в город? Вы это серьезно? - Его уши вновь заняли локационную стойку.
Я кивнул. Было слышно, как во дворе, под окнами, тревожно переговаривается толпа.
Кашин встал, отнес на блюдечко оплывающее мороженное, вытер руки платком и надел фуражку. Снял. Положил на стол. Потянул зеленый форменный галстук.
- Сколько, по-вашему, человек следует наказать невыездом из каждого отряда?
- Не из отряда, а из квартир, которые выходят на забор. Мы думаем, по одному человеку из квартиры.
- Они же орали, как гамандриллы какие-нибудь! Как тупые скотские обезьяны! По десять человек в каждом окне висело! Свистели, паясничали вместо того, чтобы добежать до КП и позвать дежурного. - Он вновь нацепил фуражку. - Минимум по пять человек наказать надо!
- Но Дзержинский же говорил...
- Вы мне Дзержинским зубы не заговаривайте!
- Тогда по два человека из квартиры. И все равно могут быть обиженные.
- Дзержинский бы вас всех... По три человека из каждой квартиры! На усмотрение Советов отряда! И чтоб, значит, списки мне завтра передали, я сам посмотрю. Идите!
Мы уединились с общественностью на спортплощадке. С контрольного пункта светили прожектора. Я сказал, что Кашин настаивал наказать по десять человек от каждой квартиры, и народ негодующе заматерился. Но сошлись на трех штрафниках от каждой квартиры, чьи окна выходят на забор. Теперь заматерились с облегчением. Еще я сказал, что если будут недовольные и этим решением, то Кашин оставит без выезда всех, включая Совет. Добавил и про полк милиции из Ленинграда. "Он уже и трубку снял, хотел вызывать..." Поохали, поматерились. Обсудили детали - дать в списки штрафников тех, кто и так сидит на допограничении.
Председатели Советов пошли к своим отрядам, нагоняя жути про мчавшийся из Ленинграда особый полк милиции, который удалось вернуть в километре от комендатуры. Замполит, дескать, рвал и метал, хотел наказать всех месяцем невыезда, но уговорили на одну неделю. Радуйтесь, трах-тарарах, что все обошлось. Поэтому сейчас всем спать, трах-тарарах, вести себя тихо, трахтарарах! А старшим квартир остаться. К утру они должны дать списки трех штрафников. Пусть хоть жребий кидают, хоть сами назначают - это их дело. Но лучше дать тех, кто уже наказан. Если к утру списков не будет... Все, трах-тарарах!..
Такая вот дипломатия. Смесь правды, полуправды и лжи.
Вчера случайно, на последние деньги, купил сборник повестей А.Житинского "От первого лица". Читаю.
Мелкие злые мухи. Бью их резинкой на палочке и получаю удовольствие, когда не промахиваюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109