– Не знаю, я вообще не так осведомлен, как вы думаете, – заявил Блошкин и хитро на меня уставился.
– Ладно, – с трудом сдерживая раздражение, продолжила я, – попробуем подвести промежуточный итог. Владилена Милявская сидела в тюрьме за мошенничество. Так?
– Так, – кивнул Геша.
– В исправительном заведении у нее родилась мысль основать газету?
– Наверное.
– Через эту газету она получала от желающих друг другу досадить граждан сведения. Проверяла, а затем шантажировала тех, на кого удавалось собрать что-то серьезное?
– Ну… примерно так, – протянул Блошкин, помешивая вилочкой салат.
– Поэтому Владилена не жила в России, предпочитая пребывать за границей?
– Да, – уверенно кивнул редактор.
– Где именно она жила?
– Там, сям… – Геша покачал головой. – Но чаще всего в Испании. Кажется, у нее была квартира в Барселоне.
– Угу, – я кивнула.
Там же, где находится международный центр цыганского искусства, основанный Хосе Равелем.
– И что же вынудило ее вдруг приехать на родину, да еще и поселиться у сестры, которую она, по вашим словам, терпеть не может?
– Не знаю, – Блошкин в три приема заглотил салатик. – По-моему, у нее наметилось тут какое-то важное дело. Один раз она сказала, что вскоре сможет выйти на пенсию.
– Что это вдруг разоткровенничалась?
– Под градусом была. Выпить любила Владилена Васильевна, – ответил Геша, жуя поданный бифштекс. – Причем всегда. Последние разы стало хуже. Раньше она только по вечерам пила, а в этот приезд – с утра до вечера. Купит «Пять звездочек» и ходит целый день с бутылочкой. Одну прикончит, вторую начнет. Удивляюсь, как она замертво не падала к трем часам. Железная была баба.
– То есть можно предположить, что у нее тут было крупное дело, после которого вполне можно было рассчитывать на полную финансовую независимость на все оставшиеся годы?
– Предположить можно все что угодно, – последовал лаконичный ответ.
Я едва удержалась от искушения пнуть редактора «С-С-СН!» под столом ногой.
Итак, Владилена Милявская приезжает в Россию, хотя отлично знает, что ей здесь находиться небезопасно. Все время пьет. Скорее всего, от избыточной тревоги. Принимала коньяк как успокоительное. Проживает у сестры, которую терпеть не может. По словам Светы, сидит в доме безвылазно, хоть и помирает от тоски. В это же время там оказывается Роза Жемчужная, имя которой занесено в записную книжку журналистки. Если рассуждать по аналогии с остальными фамилиями, где-то есть дверь, которую отпирает ключик с номером. За этой дверью, по всей видимости, хранится что-то такое, чем можно шантажировать Жемчужную. Учитывая, что та вот-вот получит двадцатипятимиллионное наследство в твердой валюте, Милявская может рассчитывать на серьезный куш. Роза зачем-то притаскивает к Корсаковым меня. Что из этого следует? Пожалуй, только то, что Владилена Милявская, хранившая какой-то компромат на Розу, была обречена. Она шантажировала Розу Жемчужную, и та решила ее убить. Вроде бы все указывает именно на это.
– Геша, – обратилась я к редактору, который с треском уписывал печеный картофель, – постарайтесь припомнить, вы ничего никогда не слышали от Владилены о Розе Жемчужной? Может быть, она еще что-нибудь случайно обронила?
– Не-а, – последовал ответ.
– Последний вопрос: как же вы получали деньги, если хозяйка все время за границей?
– Во-первых, газету хорошо покупали, – с гордостью ответил редактор. – Я имел процент. Во-вторых, Владилена мне иногда давала премии.
– У нее был счет в банке? – спросила я, отчаянно цепляясь за надежду на леность Милявской. Вдруг она арендовала банковские ячейки там же, где открывала счет?
– Естественно; «Акцепт-плюс» – знаете такой?
– Нет, в первый раз слышу.
– Это его главное достоинство, – конфиденциальным тоном сообщил Геша.
– Хороший, наверное, банк, – пробормотала я себе под нос, встала, надела дубленку и… бросила редактора одного.
– Эй! – раздался за спиной возмущенный голос Блошкина.
– И-извините, – остановил меня зоркий официант.
– А, вот вам двести рублей за кофе, сдачи не надо, – я сунула молодому человеку деньги и послала побелевшему от ярости редактору обольстительную улыбку.
Тормознув на проспекте такси, я бухнулась на переднее сиденье.
– Приморское шоссе, плачу по счетчику, – сказала я водителю, устраиваясь поудобнее.
Тот пожал плечами.
– Хоть до Москвы и обратно.
Вокруг дома Корсаковых было непривычно тихо. Я испугалась, что не застану хозяйки. Долго ждала у ворот, безрезультатно нажимая кнопку «вызов».
– Похоже, никого нет, – сказал мне таксист, – зря ехали.
В этот момент камера наружного наблюдения повернулась в мою сторону. Я вытащила из сумки удостоверение частного детектива и сунула его в объектив. Ворота медленно открылись.
Регина Васильевна ожидала меня на крыльце. Видимо, ее пребывание в больнице было скоротечным.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов, пока неофициально, – я протянула ей свое удостоверение.
Регина Васильевна резким движением выдернула его у меня, надела очки и стала внимательно разглядывать. Повертела в руках и рассеянно сунула мне обратно.
– Идемте, – она показала в сторону гостиной. Ни раздеться, ни снять обувь мне не предложили.
Идя вслед за ней, я ощутила запах алкоголя. Похоже, Регина Васильевна решила утопить скорбь по своей сестре в бутылке.
– Садитесь, – она указала мне на кресло, сама устроилась напротив.
Повисла неловкая пауза.
– Ну? – Регина Васильевна уставилась на меня мутным взглядом быка, который вот-вот ринется на тореадора.
Глубоко вздохнув, я решила говорить ровно и спокойно, чтобы не провоцировать собеседницу на резкие действия.
– Я бы хотела рассказать вам те обстоятельства, которые привели меня в тот роковой день в ваш дом…
Я кратко описала визит Розы в мой офис, появление Ефрема Жемчужного, поездку в Чебоксары, поиски Колесниковой и разговор с Гешей Блошкиным.
Регина Васильевна слушала, не перебивая. Лицо ее все мрачнело и мрачнело.
– Хорошо, – наконец изрекла она. – А от меня-то вам что надо было? Я об этой суке ничего не знаю. Олег уехал, где он – понятия не имею.
– Вы знали, чем занимается ваша сестра? Повисла пауза. Регина Васильевна налила себе джина и залпом опрокинула стакан.
– Догадывалась.
– Расскажите мне правду об Ольге Колесниковой. Клянусь, информация не выйдет за пределы этой комнаты. Вам лучше быть откровенной. Нам уже многое известно, и я смогу отличить ложь от правды.
Это был чистый блеф. О Колесниковой мне и сейчас было известно не больше, чем неделю назад. Работала в «Райской», возможно, погибла. Все.
Корсакова-старшая тяжело вздохнула, перевела свой мутный взгляд с меня на фотографию Владилены в траурной рамке, стоявшую на столике в гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56