Так вот: их больше не существует. Я видела фотографию последнего экземпляра: забавный был зверек, с утиным носом и сиськами. Сиськи, представляешь? То есть совершенно ни на кого не похожий! Ну скажи мне, Гедали, разве оттого, что он не похож на других, ему и существовать нельзя? Какое право имеют эти типы истреблять китов? А еще стоит подумать о феминизме. Женщины, Гедали, это половина человечества, а сколько им приходится терпеть? С этим надо покончить, Гедали, это варварство. Дело не в одном только соперничестве с мужчинами в профессиональной сфере. Важен оргазм, Гедали. Мы должны бороться за женский оргазм. А вы, мужчины, должны помогать, вы не можете оставаться в стороне от такой важной проблемы. Вы всю жизнь вели себя, как жеребцы – Гедали, ты гаушу, ты знаешь, о чем я говорю. Налететь галопом, быстренько трахнуть и ускакать в поля. Это не дело, Гедали. Согласись. Не дело.
Все обстоит не совсем так, начал Паулу, но тут подошла моя мать: хватит секретничать, дети! Идем к столу: обед стынет.
Что это, спросила меня как-то ночью Тита, указывая на засохшую лапу Лолы. Так, ничего, ответил я. Она нахмурилась: как это ничего? Это лапа какого-то зверя, Гедали. Ну, такая штука, вроде амулета, сказал я, это Пери мне подарил.
Она не поверила:
– Ты что-то скрываешь от меня, Гедали. Давай, рассказывай, что это. Пора перестать лгать друг другу.
Поколебавшись, я решился: я рассказал ей обо всем, что было у меня с Лолой, в мельчайших деталях. Она слушала меня сначала недоверчиво, потом удрученно. Я закончил. Она молчала и не поднимала головы. Мне показалось, что она обиделась, и это задело меня. Ты ведь спала с кентавром, хотелось мне сказать, ну а я со сфинксом – какая разница? Какая разница между пенисом коня и вагиной львицы? Зверь – он и есть зверь!
Но Тита не обиделась. Ладно, Гедали, сказала она, подняв наконец глаза. Ладно. Давай все забудем, давай сотрем прошлое, как губкой. Давай жить ради будущего, ради наших детей.
В эту ночь – жаркую ночь – я вышел побродить один по полям. У хлева стоял на коленях Пери, воздев руки к небу в молитве. Добрый вечер, сказал я ему. Он не ответил. В последнее время мое общество было ему явно в тягость.
Я пошел к реке. Сел на камень, задумался. Да, теперь со мной было все в порядке. Мне больше не хотелось носиться галопом, изводить себя вопросами. Так или иначе, но я излечился. Домой я помчался бегом и вприпрыжку, останавливаясь, чтобы поваляться в росистой траве. Счастье переполняло меня.
Когда я вошел, Тита спала.
Я тихо подкрался и приподнял одеяло. Вот ее ступни. Ступни – не копыта. Маленькие изящные ступни. Как в тот день, когда пришел конец нашей последней разлуке, я нежно поцеловал ее ноги. И почувствовал, что пора возвращаться в город.
Сан-Паулу: тунисский ресторан «Сад наслаждений». 21 сентября 1973
Теперь уж, конечно, ничего не выйдет, а то меня так и тянет бить копытом до тех пор, пока не появится официант. В этом ресторане обслуживание – чем дальше, тем хуже. Официантов не дождешься, зато мухи так и вьются вокруг, будто сговорившись довести меня до белого каления.
Тита все еще болтает с девушкой в темных очках. Я знаю наизусть историю, которую она ей рассказывает. Ту же историю она не один раз поведала Беле и прочим. Странно только, что Тита входит в такие подробности, раскрывает секреты этой практически незнакомой женщине. В чем дело? Неужели моя жена перебрала лишнего? Или думает, что нашла родственную душу? Да какая разница. По мне, так пусть рассказывает как хочет. Гедали, о котором она говорит, для меня так же ирреален, как для любого нормального человека – кентавр. Между тем, история Титы вполне правдоподобна: даже в описаниях скачек галопом о кентаврах – ни слова. А рассказывается в ней о мальчике, родившемся в округе Куатру-Ирманс штата Риу-Гранди-ду-Сул, однако крылатый конь не замечен над домом во время родов. Возможно, раньше нечто и порхало над этой крышей, а именно, душа будущего младенца, ведь она, как говорится в «Зохаре» , или «Книге сияния», уже существует тогда, когда родители – нежно ли, яростно ли, равнодушно ли, в отчаянии ли или полные надежд – обнимаются, дабы положить начало новой жизни. Гедали и не знает, что Тита читает «Зохар», мистическую книгу, к которой обращаются последователи учения каббалы, пытаясь отыскать разгадку тайн мироздания. Да, Тита считает, что Гедали о ее увлечении «Зохаром» ничего не знает; у нее есть от него секреты. Но Гедали знает. Многое знает. Мудрость, отложившаяся в самой сердцевине его копыт, не утрачена и после операции.
Тита рассказывает о тяжелых родах. Гедали-плод был неправильно расположен в матке: вместо головы первыми появились ступни. (Ступни. Это для Титы ступни.) Повитуха тянула изо всех сил, дона Роза орала благим матом, сестры рыдали в углу – в общем, ничего хорошего. После родов мать впала в глубокую депрессию. Много дней она лежала, не шевелясь, ни с кем не разговаривая, и почти не ела.
Как только жена оправилась, отец решил сделать сыну обрезание. Но тут опять неприятности: моэль, старый алкоголик, был как раз в запое и ему мерещилась всякая нечисть. Войдя в дом, он увидел не нормального младенца, а ребенка с лошадиными ногами и в ужасе бросился бежать. Лев Тартаковский удержал его. Завязалась перебранка. Под конец, изучив пенис Гедали, показавшийся ему гигантским, моэль согласился совершить обряд, видимо, завороженный возможностью сделать обрезание, подобного которому никто никогда не делал.
(Красавица смеется, показывая крепкие ровные зубы: сколько бифштексов, должно быть, разгрызли эти зубы. Сколько мужских плеч искусали.)
Гедали растет на фазенде. Он спокойный ребенок. Любит дальние прогулки, несмотря на небольшой врожденный дефект: одна стопа у него слегка искривлена, так называемая конская стопа. Ему приходится носить ортопедическую обувь и помногу ходить пешком он не может. Зато он отличный наездник: скакать по полям для него – одно удовольствие. Отцу не нравится, что сын уезжает так далеко от дома, но мальчику хорошо в поле. Там он может часами разговаривать с воображаемым другом, маленьким индейцем Пери. Кстати, в этом заброшенном краю у него и нет других друзей.
Гедали очень любит скакать верхом, а еще он любит играть на скрипке. Иногда он играет на скрипке прямо на скаку, чем приводит в восторг родителей. И внушает им надежды. А вдруг их сын станет виртуозом? Таким, как Миша Эльман, Иегуди Менухин, Цимбалист? Да разве угадаешь, что может случиться: однажды ни с того ни с сего Гедали бросает скрипку в мутные воды реки. Такой уж он непредсказуемый. Но от этого родители и сестры любят его не меньше, только вот брат Бернарду от души его ненавидит. И не упускает ни единой возможности задеть. Вдобавок у Гедали появляется враг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Все обстоит не совсем так, начал Паулу, но тут подошла моя мать: хватит секретничать, дети! Идем к столу: обед стынет.
Что это, спросила меня как-то ночью Тита, указывая на засохшую лапу Лолы. Так, ничего, ответил я. Она нахмурилась: как это ничего? Это лапа какого-то зверя, Гедали. Ну, такая штука, вроде амулета, сказал я, это Пери мне подарил.
Она не поверила:
– Ты что-то скрываешь от меня, Гедали. Давай, рассказывай, что это. Пора перестать лгать друг другу.
Поколебавшись, я решился: я рассказал ей обо всем, что было у меня с Лолой, в мельчайших деталях. Она слушала меня сначала недоверчиво, потом удрученно. Я закончил. Она молчала и не поднимала головы. Мне показалось, что она обиделась, и это задело меня. Ты ведь спала с кентавром, хотелось мне сказать, ну а я со сфинксом – какая разница? Какая разница между пенисом коня и вагиной львицы? Зверь – он и есть зверь!
Но Тита не обиделась. Ладно, Гедали, сказала она, подняв наконец глаза. Ладно. Давай все забудем, давай сотрем прошлое, как губкой. Давай жить ради будущего, ради наших детей.
В эту ночь – жаркую ночь – я вышел побродить один по полям. У хлева стоял на коленях Пери, воздев руки к небу в молитве. Добрый вечер, сказал я ему. Он не ответил. В последнее время мое общество было ему явно в тягость.
Я пошел к реке. Сел на камень, задумался. Да, теперь со мной было все в порядке. Мне больше не хотелось носиться галопом, изводить себя вопросами. Так или иначе, но я излечился. Домой я помчался бегом и вприпрыжку, останавливаясь, чтобы поваляться в росистой траве. Счастье переполняло меня.
Когда я вошел, Тита спала.
Я тихо подкрался и приподнял одеяло. Вот ее ступни. Ступни – не копыта. Маленькие изящные ступни. Как в тот день, когда пришел конец нашей последней разлуке, я нежно поцеловал ее ноги. И почувствовал, что пора возвращаться в город.
Сан-Паулу: тунисский ресторан «Сад наслаждений». 21 сентября 1973
Теперь уж, конечно, ничего не выйдет, а то меня так и тянет бить копытом до тех пор, пока не появится официант. В этом ресторане обслуживание – чем дальше, тем хуже. Официантов не дождешься, зато мухи так и вьются вокруг, будто сговорившись довести меня до белого каления.
Тита все еще болтает с девушкой в темных очках. Я знаю наизусть историю, которую она ей рассказывает. Ту же историю она не один раз поведала Беле и прочим. Странно только, что Тита входит в такие подробности, раскрывает секреты этой практически незнакомой женщине. В чем дело? Неужели моя жена перебрала лишнего? Или думает, что нашла родственную душу? Да какая разница. По мне, так пусть рассказывает как хочет. Гедали, о котором она говорит, для меня так же ирреален, как для любого нормального человека – кентавр. Между тем, история Титы вполне правдоподобна: даже в описаниях скачек галопом о кентаврах – ни слова. А рассказывается в ней о мальчике, родившемся в округе Куатру-Ирманс штата Риу-Гранди-ду-Сул, однако крылатый конь не замечен над домом во время родов. Возможно, раньше нечто и порхало над этой крышей, а именно, душа будущего младенца, ведь она, как говорится в «Зохаре» , или «Книге сияния», уже существует тогда, когда родители – нежно ли, яростно ли, равнодушно ли, в отчаянии ли или полные надежд – обнимаются, дабы положить начало новой жизни. Гедали и не знает, что Тита читает «Зохар», мистическую книгу, к которой обращаются последователи учения каббалы, пытаясь отыскать разгадку тайн мироздания. Да, Тита считает, что Гедали о ее увлечении «Зохаром» ничего не знает; у нее есть от него секреты. Но Гедали знает. Многое знает. Мудрость, отложившаяся в самой сердцевине его копыт, не утрачена и после операции.
Тита рассказывает о тяжелых родах. Гедали-плод был неправильно расположен в матке: вместо головы первыми появились ступни. (Ступни. Это для Титы ступни.) Повитуха тянула изо всех сил, дона Роза орала благим матом, сестры рыдали в углу – в общем, ничего хорошего. После родов мать впала в глубокую депрессию. Много дней она лежала, не шевелясь, ни с кем не разговаривая, и почти не ела.
Как только жена оправилась, отец решил сделать сыну обрезание. Но тут опять неприятности: моэль, старый алкоголик, был как раз в запое и ему мерещилась всякая нечисть. Войдя в дом, он увидел не нормального младенца, а ребенка с лошадиными ногами и в ужасе бросился бежать. Лев Тартаковский удержал его. Завязалась перебранка. Под конец, изучив пенис Гедали, показавшийся ему гигантским, моэль согласился совершить обряд, видимо, завороженный возможностью сделать обрезание, подобного которому никто никогда не делал.
(Красавица смеется, показывая крепкие ровные зубы: сколько бифштексов, должно быть, разгрызли эти зубы. Сколько мужских плеч искусали.)
Гедали растет на фазенде. Он спокойный ребенок. Любит дальние прогулки, несмотря на небольшой врожденный дефект: одна стопа у него слегка искривлена, так называемая конская стопа. Ему приходится носить ортопедическую обувь и помногу ходить пешком он не может. Зато он отличный наездник: скакать по полям для него – одно удовольствие. Отцу не нравится, что сын уезжает так далеко от дома, но мальчику хорошо в поле. Там он может часами разговаривать с воображаемым другом, маленьким индейцем Пери. Кстати, в этом заброшенном краю у него и нет других друзей.
Гедали очень любит скакать верхом, а еще он любит играть на скрипке. Иногда он играет на скрипке прямо на скаку, чем приводит в восторг родителей. И внушает им надежды. А вдруг их сын станет виртуозом? Таким, как Миша Эльман, Иегуди Менухин, Цимбалист? Да разве угадаешь, что может случиться: однажды ни с того ни с сего Гедали бросает скрипку в мутные воды реки. Такой уж он непредсказуемый. Но от этого родители и сестры любят его не меньше, только вот брат Бернарду от души его ненавидит. И не упускает ни единой возможности задеть. Вдобавок у Гедали появляется враг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61