Конечно, сейчас им светиться со своим расположением к Кирсанову не с руки, но информацией с нашим Левой ребятки делятся охотно. «Бытию» же, как ты сама понимаешь, только того и надо.
С вечеринки Кирсанов и Дуговская уехали вместе. Через пару месяцев до Асеевой дошли слухи, что Лева снял неподалеку от редакции квартиру, а Дуговская вызвала с «малой родины» мамашу. Чтоб та, значит, сидела с девятилетним внучонком, пока ненаглядная Риммочка мужика ублажает. Но к тому времени Асеева постаралась убедить себя, что ей все равно, что ничего в «этом Кирсанове особенного нет», и закрутила роман со смазливым голосистым мальчиком из проекта «Фабрика звезд». Сероглазый, забавный, чем-то похожий на олененка пацанчик (Игорьку было всего девятнадцать) Уле быстро наскучил, о чем она не преминула ему тут же объявить. Мальчишка плакал, на коленях умолял возлюбленную не бросать его, клялся, что когда-нибудь станет известным и богатым. «Вот когда станешь – тогда и поговорим», – жестко оборвала «полуфабриката» уже состоявшаяся звезда светской хроники. Но он продолжал ходить за Улей тенью, звонил, писал длинные путаные письма, караулил у подъезда. Игорек видел, как она приводит к себе парней, как иногда под утро ее подвозят к дому мужики на крутых тачках, но в его отношении к Уле это ничего не меняло.
Что касается Кирсанова, то в полном равнодушии к нему Асеева убедила себя не окончательно, судя хотя бы по тому, с каким мазохистским упорством редактор отдела светской хроники продолжала расспрашивать умудрявшуюся дружить со всей редакцией Алевтину Белову о том, «как у Римки с политиком все развивается». Кое в какие детали и подробности дуговско-кирсановских отношений Асееву посвящал и Габаритов, которого Лева «держал в курсе». Именно поэтому, да еще из-за кирсановских связей и перспектив босс на любовь-морковь внутри коллектива смотрел сквозь пальцы.
А Дуговская расцветала прямо-таки на глазах: похудела, сделала классную стрижку, стала стильно одеваться. И даже помолодела лет на пять. Несмотря, между прочим, на то, что ритм жизни у нее стал бешеный. После работы Римма мчалась к сыночку и маме, по дороге закупая продукты, там забивала холодильник, слушая причитания родительницы о беспутстве дочери: «Если кто из наших соседей узнает, что ты нерасписанная с мужиком живешь, ведь все ворота обхаркают или дерьмом измажут. А ты не подумала, что кто-нибудь твоему бывшему доложит? Так он тут же в суд побежит, чтоб у матери-шалашовки сына забрать. А у нас суды не то что ваши московские, судят по старинке: если мать отдельно от ребенка да еще и с посторонним мужиком живет, значит, надо лишить ее родительских прав и отдать мальчонку отцу!»
Римма выслушивала нотации матери молча, потом уходила в комнату, сажала сынишку на колени и, гладя его курчавую головенку, о чем-то вполголоса с Саньком переговаривалась. На прощание чмокала мальчишку в розовую щеку и, пообещав в субботу обязательно сходить в зоопарк (в театр, на аттракционы, в кино, в «Макдоналдс»), мчалась, снова набивая продуктами сумки, на съемную квартиру, где ее ждал Лева.
Кстати, свои обещания провести субботний день с сыном она почти всегда выполняла, даже если Кирсанов всем своим видом демонстрировал неудовольствие отсутствием любимой женщины и хозяйки в единственный выходной. Римма так скучала по сыну, чувствовала такую жгучую вину перед ним, что рано утром, поцеловав мрачного Леву и попросив его «не дуться», исчезала, чтобы появиться только на следующий день к полудню. Пару раз она уговаривала Кирсанова «повеселиться втроем», но ничего хорошего из этого не получилось. На спектакле он откровенно зевал, а пока Римма с Саньком, визжа, катались на аттракционах, сидел на скамейке, уткнувшись в «Бизнесмен». С мальчишкой Лева почти не разговаривал, а когда тот засыпал его своими нескончаемыми вопросами, бурчал в ответ нечто неопределенное и раздраженно смотрел на «подругу жизни»: дескать, чего он от меня хочет? После второй попытки Риммы подружить меж собой двух «самых главных мужчин ее жизни» Санек сказал: «Знаешь, мам, давай теперь одни по субботам гулять. Дядя Лева, наверное, хороший, но детей он совсем не любит».
И все же Римма чувствовала себя счастливой, как никогда в жизни. Она любит, любима, у нее есть замечательный – умный, красивый, все понимающий сын, а придет время, и – она искренне в это верила – Лева с Саньком обязательно подружатся…
Спасение
Утро вторника началось для Ули хуже некуда. Развернув купленную Юриком «Молодежную истину», она ошалело уставилась на занявший всю первую полосу заголовок: «Актриса Мельничук разводится с мужем!» Такого прокола ей Габаритов точно не простит! Мельничук сейчас снимается в куче сериалов, ее физиономия не сходит с телеэкрана – «мыльные оперы» и детективы с участием актрисы показывают по всем телеканалам и в самое что ни на есть прайм-таймовое время. У Ули еще оставалась надежда, что «враги»
тиснули какую-то непроверенную сплетню, размазали слушок-плевочек тонким слоем на разворот (чем частенько грешило само «Бытие»), но нет, в публикации «Истины» была и прямая речь самой Мельничук, «с грустью в голосе» констатирующей, что их «брак изжил себя», и фотография ее экс-супруга, выходящего из загса со свидетельством о разводе в руках.
«Что же делать? – заметалась Уля. – Тут даже Хиткоров с украденным перстнем не поможет. А я, идиотка, после вчерашнего хотела просто заявиться в редакцию как ни в чем не бывало, выдать придуманную с Федей “бомбу”…»
Решение пришло, когда Уля уже подъезжала к родной конторе. «Надо сказать шефу, что все эти дни я собирала по теме развода Мельничук фактуру, а какая-то сволочь в редакции взяла и слила информацию «Истине»! Габаритов поверит: ему сейчас всюду предатели и «продажные шкуры» мерещатся. Только бы он раньше времени в редакцию не приехал и до встречи со мной номера конкурентов не успел посмотреть».
Босса еще не было, и Уля заняла пост у двери его кабинета. Постаралась изобразить на лице ярость и скорбь одновременно. Едва Габаритов миновал пост охраны (его тяжелые шаги Асеева не спутала бы ни с чьими другими), редакторша рванулась навстречу:
– Алиджан Абдуллаевич, у нас завелась «крыса»!
Габаритов и сам любил щегольнуть уголовной лексикой, и у подчиненных знание арго поощрял. Однако про «крысу» просек не сразу:
– Какая крыса? Ты чего несешь? У нас второй этаж.
– Да я про стукача, который темы «врагам» сливает.
– Ну-ка, проходи в кабинет, рассказывай, – весь подобрался босс.
– Значит, так, – начала Уля. – Помните, я два дня назад вам рассказывала, что развод Мельничук кручу?
Шеф не помнил и помнить не мог, поскольку ничего подобного Асеева не говорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
С вечеринки Кирсанов и Дуговская уехали вместе. Через пару месяцев до Асеевой дошли слухи, что Лева снял неподалеку от редакции квартиру, а Дуговская вызвала с «малой родины» мамашу. Чтоб та, значит, сидела с девятилетним внучонком, пока ненаглядная Риммочка мужика ублажает. Но к тому времени Асеева постаралась убедить себя, что ей все равно, что ничего в «этом Кирсанове особенного нет», и закрутила роман со смазливым голосистым мальчиком из проекта «Фабрика звезд». Сероглазый, забавный, чем-то похожий на олененка пацанчик (Игорьку было всего девятнадцать) Уле быстро наскучил, о чем она не преминула ему тут же объявить. Мальчишка плакал, на коленях умолял возлюбленную не бросать его, клялся, что когда-нибудь станет известным и богатым. «Вот когда станешь – тогда и поговорим», – жестко оборвала «полуфабриката» уже состоявшаяся звезда светской хроники. Но он продолжал ходить за Улей тенью, звонил, писал длинные путаные письма, караулил у подъезда. Игорек видел, как она приводит к себе парней, как иногда под утро ее подвозят к дому мужики на крутых тачках, но в его отношении к Уле это ничего не меняло.
Что касается Кирсанова, то в полном равнодушии к нему Асеева убедила себя не окончательно, судя хотя бы по тому, с каким мазохистским упорством редактор отдела светской хроники продолжала расспрашивать умудрявшуюся дружить со всей редакцией Алевтину Белову о том, «как у Римки с политиком все развивается». Кое в какие детали и подробности дуговско-кирсановских отношений Асееву посвящал и Габаритов, которого Лева «держал в курсе». Именно поэтому, да еще из-за кирсановских связей и перспектив босс на любовь-морковь внутри коллектива смотрел сквозь пальцы.
А Дуговская расцветала прямо-таки на глазах: похудела, сделала классную стрижку, стала стильно одеваться. И даже помолодела лет на пять. Несмотря, между прочим, на то, что ритм жизни у нее стал бешеный. После работы Римма мчалась к сыночку и маме, по дороге закупая продукты, там забивала холодильник, слушая причитания родительницы о беспутстве дочери: «Если кто из наших соседей узнает, что ты нерасписанная с мужиком живешь, ведь все ворота обхаркают или дерьмом измажут. А ты не подумала, что кто-нибудь твоему бывшему доложит? Так он тут же в суд побежит, чтоб у матери-шалашовки сына забрать. А у нас суды не то что ваши московские, судят по старинке: если мать отдельно от ребенка да еще и с посторонним мужиком живет, значит, надо лишить ее родительских прав и отдать мальчонку отцу!»
Римма выслушивала нотации матери молча, потом уходила в комнату, сажала сынишку на колени и, гладя его курчавую головенку, о чем-то вполголоса с Саньком переговаривалась. На прощание чмокала мальчишку в розовую щеку и, пообещав в субботу обязательно сходить в зоопарк (в театр, на аттракционы, в кино, в «Макдоналдс»), мчалась, снова набивая продуктами сумки, на съемную квартиру, где ее ждал Лева.
Кстати, свои обещания провести субботний день с сыном она почти всегда выполняла, даже если Кирсанов всем своим видом демонстрировал неудовольствие отсутствием любимой женщины и хозяйки в единственный выходной. Римма так скучала по сыну, чувствовала такую жгучую вину перед ним, что рано утром, поцеловав мрачного Леву и попросив его «не дуться», исчезала, чтобы появиться только на следующий день к полудню. Пару раз она уговаривала Кирсанова «повеселиться втроем», но ничего хорошего из этого не получилось. На спектакле он откровенно зевал, а пока Римма с Саньком, визжа, катались на аттракционах, сидел на скамейке, уткнувшись в «Бизнесмен». С мальчишкой Лева почти не разговаривал, а когда тот засыпал его своими нескончаемыми вопросами, бурчал в ответ нечто неопределенное и раздраженно смотрел на «подругу жизни»: дескать, чего он от меня хочет? После второй попытки Риммы подружить меж собой двух «самых главных мужчин ее жизни» Санек сказал: «Знаешь, мам, давай теперь одни по субботам гулять. Дядя Лева, наверное, хороший, но детей он совсем не любит».
И все же Римма чувствовала себя счастливой, как никогда в жизни. Она любит, любима, у нее есть замечательный – умный, красивый, все понимающий сын, а придет время, и – она искренне в это верила – Лева с Саньком обязательно подружатся…
Спасение
Утро вторника началось для Ули хуже некуда. Развернув купленную Юриком «Молодежную истину», она ошалело уставилась на занявший всю первую полосу заголовок: «Актриса Мельничук разводится с мужем!» Такого прокола ей Габаритов точно не простит! Мельничук сейчас снимается в куче сериалов, ее физиономия не сходит с телеэкрана – «мыльные оперы» и детективы с участием актрисы показывают по всем телеканалам и в самое что ни на есть прайм-таймовое время. У Ули еще оставалась надежда, что «враги»
тиснули какую-то непроверенную сплетню, размазали слушок-плевочек тонким слоем на разворот (чем частенько грешило само «Бытие»), но нет, в публикации «Истины» была и прямая речь самой Мельничук, «с грустью в голосе» констатирующей, что их «брак изжил себя», и фотография ее экс-супруга, выходящего из загса со свидетельством о разводе в руках.
«Что же делать? – заметалась Уля. – Тут даже Хиткоров с украденным перстнем не поможет. А я, идиотка, после вчерашнего хотела просто заявиться в редакцию как ни в чем не бывало, выдать придуманную с Федей “бомбу”…»
Решение пришло, когда Уля уже подъезжала к родной конторе. «Надо сказать шефу, что все эти дни я собирала по теме развода Мельничук фактуру, а какая-то сволочь в редакции взяла и слила информацию «Истине»! Габаритов поверит: ему сейчас всюду предатели и «продажные шкуры» мерещатся. Только бы он раньше времени в редакцию не приехал и до встречи со мной номера конкурентов не успел посмотреть».
Босса еще не было, и Уля заняла пост у двери его кабинета. Постаралась изобразить на лице ярость и скорбь одновременно. Едва Габаритов миновал пост охраны (его тяжелые шаги Асеева не спутала бы ни с чьими другими), редакторша рванулась навстречу:
– Алиджан Абдуллаевич, у нас завелась «крыса»!
Габаритов и сам любил щегольнуть уголовной лексикой, и у подчиненных знание арго поощрял. Однако про «крысу» просек не сразу:
– Какая крыса? Ты чего несешь? У нас второй этаж.
– Да я про стукача, который темы «врагам» сливает.
– Ну-ка, проходи в кабинет, рассказывай, – весь подобрался босс.
– Значит, так, – начала Уля. – Помните, я два дня назад вам рассказывала, что развод Мельничук кручу?
Шеф не помнил и помнить не мог, поскольку ничего подобного Асеева не говорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61