Я подождал, не постелют ли мне красную ковровую дорожку.
Все притихли.
Я полюбовался своим отражением в зеркале дальнего вида. На звезду не похож. Лучше, пожалуй, выйти, пока все это не переросло в репортерский Алтамонт.
Распахнув дверь, я вышел из машины.
Взрыв эмоций.
В воздухе мелькают высоко поднятые фотоаппараты, непрерывно щелкает вспышка. Лица репортеров застыли в суровой гримасе, они выкрикивают вопросы, доносятся только уродливые обрубки слов. Я даже не знаю, о чем они спрашивают. Звуковые волны накатывают одна на другую, сливаются в сплошной неразборчивый гул. Со всех сторон – ослепительные вспышки белого света, будто сам воздух рвется.
И вдруг все кончилось.
Толпа затихла. Ни звука. Я стоял, растянув рот от уха до уха, улыбаясь навстречу сотне сумрачных лиц. Впервые в жизни мне удалось одним махом разочаровать столько народу.
Репортеры наклоняли голову, пытаясь разглядеть меня под правильным углом. Опускали камеры, чтобы собственными глазами убедиться: видоискатель не лжет. Сотня взглядов ощупывала меня в тщетных поисках хоть какого-то проблеска славы.
Положенные мне пятнадцать минут истекли за считаные секунды.
Ворча и бранясь, толпа рассеялась. Иные журналисты бросали на меня укоризненные взоры, словно я это подстроил, чтобы выставить их дураками. И все, волоча ноги, потащились в ПКИ-2, как школьники, которых дождь согнал со двора, преждевременно оборвав перемену. И я последовал за ними – не мокнуть же на улице.
От ПКИ-2 так и несло аскетизмом боевых искусств – голые серые стены из цементных блоков, угрюмое тесное помещение. С низких металлических балок уродливыми раздутыми сталактитами свисали боксерские груши, деревянные манекены свалены в угол, точно избитые пленники. Посреди зала был обустроен небольшой ринг, затянутый брезентом с однотонным узором в духе пуантилизма и цвета ржавчины. При ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что это засохшая кровь.
Из-под одинаковых серых тренировочных курток с капюшонами на журналистов взирали неприветливые лица. Кикбоксеры слонялись по залу, следя за нами с любопытством и сдержанным презрением, точно волки, что облизываются из клетки на жирного зеваку. Репортеры сбились кучками, не зная, что делать дальше. Кто рассматривал спортивное оборудование так пристально, будто видит экспонаты музея, кто с не меньшим вниманием уставился на собственные ботинки.
Из дальней двери вынырнул немолодой мужчина с по-военному коротким ежиком седых волос и шеей что твое дерево и проложил себе путь к рингу. С обеих сторон его прикрывали клоны – его копии, но крупнее и моложе. Слева – гора мышц ростом в шесть футов и три дюйма, с носом, сплющенным, как пустая банка из-под пива, справа – живая карикатура на первого парня, лишних тридцать фунтов живого веса и еще пара зарубок на носу.
Два тяжеловеса приподняли канаты, и старикан вышел на ринг. Репортеры молча столпились вокруг, норовя протиснуться поближе.
– Я должен передать вам слова уважаемого Исаму Суды, – возвестил старикан. Я так и ждал, что сейчас с потолка в самый центр ринга вывалится микрофон, как бывает перед важным боем, но этому громоподобному басу техника не требовалась. Нацепив очочки, снятые, судя по размеру, с близорукой Барби, оратор неуклюже развернул какой-то свиток. Его руки, сплошь мозоли и распухшие суставы, навеки стянутые артритом в кулаки, больше походили на птичьи лапы. Боксерская груша сдачи не дает, но со временем отплачивает за все полученные удары.
– Достопочтенные члены великого и славного цеха журналистов, – провозгласил старик, будто выплевывая каждое слово. – Благодарю за то, что вы пришли. Я понимаю, что многие из вас хотят узнать подробности о внезапной кончине Ёси. Хотя в данный момент я почти не располагаю информацией касательно этой трагедии, я бы хотел по возможности удовлетворить ваше законное любопытство. Однако я прошу вас учесть, что ряд тем я затрагивать не вправе. А именно.
Тут старикан хорошенько откашлялся – похоже, глотку у него здорово завалило. Он обильно сплюнул на пол, а оба здоровенных парня с вызовом посмотрели на толпу – мол, посмеет ли кто сделать замечание. После этого старик продолжил чтение:
– Я не стану отвечать ни на какие вопросы относительно кокаина, амфетаминов, героина, галлюциногенов, марихуаны, алкоголя, никотина и иных наркотиков, включая продаваемые свободно или по рецептам, а также запрещенные как в этой стране, так и в любом государстве, где продаются записи «Святой стрелы». Я не стану отвечать на вопросы о подругах, поклонницах, несовершеннолетних девушках и о любых событиях, которые могли иметь или не иметь место в Таиланде. Никаких вопросов о прежних и нынешних членах группы «Святая стрела» или об артистах и продюсерах, сотрудничавших с Ёси, за исключением меня самого. Никаких вопросов о нападениях, столкновениях, судебных исках или иных недоразумениях, в которых Ёси был якобы замешан. Никаких вопросов относительно краски для волос, геля для волос, косметики, пирсинга, татуировок, шрамов или других элементов внешнего вида Ёси. Никаких вопросов о сантерии, эзотерическом буддизме, храме Плутона, культе чтецов по стопам, пиве «Гудбадди», инопланетянах и вообще о любых религиозных или политических взглядах, а также коммерческой продукции, которую якобы поддерживал или рекламировал Ёси. Никаких вопросов о скрытом смысле его поэзии, тайных посланиях, вуду-истских заклинаниях, мистификациях или розыгрышах. Наконец, никаких вопросов, требующих от меня догадок по поводу причины смерти Ёси.
Завершив этот перечень, точно серию хуков, старикан вновь сделал паузу – заслужил. Репортеры терпеливо слушали, кое-кто, желая перестраховаться, даже записывал основные пункты.
Старик перешел к следующему раунду.
– В нынешнем своем тяжелом душевном состоянии я, к сожалению, не могу иметь дело с таким многолюдным собранием, а потому пресс-конференция пройдет в несколько необычном формате: спортсмены из тренажерного центра будут провожать репортеров по одному в помещение данного корпуса, где каждому будет предоставлено частное интервью с правом задать мне один-единственный вопрос. Если этот вопрос не нарушит указанные выше основные правила, я постараюсь ответить, но если он в какой-то форме или каким-то образом нарушит эти правила, нарушитель будет препровожден из здания.
Старикан снова сделал паузу и орлиным взором окинул толпу. Его дни в большом спорте давно миновали, но он вполне мог убить взглядом. Все замерли и в тишине внимали каждому слову.
– Тихо! – рявкнул он.
Вероятно, автор сценария предусмотрел в тексте какую-то реакцию толпы, но толпа молчала. Оратор еще немного попыхтел и наконец велел нам выстроиться гуськом вдоль задней стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Все притихли.
Я полюбовался своим отражением в зеркале дальнего вида. На звезду не похож. Лучше, пожалуй, выйти, пока все это не переросло в репортерский Алтамонт.
Распахнув дверь, я вышел из машины.
Взрыв эмоций.
В воздухе мелькают высоко поднятые фотоаппараты, непрерывно щелкает вспышка. Лица репортеров застыли в суровой гримасе, они выкрикивают вопросы, доносятся только уродливые обрубки слов. Я даже не знаю, о чем они спрашивают. Звуковые волны накатывают одна на другую, сливаются в сплошной неразборчивый гул. Со всех сторон – ослепительные вспышки белого света, будто сам воздух рвется.
И вдруг все кончилось.
Толпа затихла. Ни звука. Я стоял, растянув рот от уха до уха, улыбаясь навстречу сотне сумрачных лиц. Впервые в жизни мне удалось одним махом разочаровать столько народу.
Репортеры наклоняли голову, пытаясь разглядеть меня под правильным углом. Опускали камеры, чтобы собственными глазами убедиться: видоискатель не лжет. Сотня взглядов ощупывала меня в тщетных поисках хоть какого-то проблеска славы.
Положенные мне пятнадцать минут истекли за считаные секунды.
Ворча и бранясь, толпа рассеялась. Иные журналисты бросали на меня укоризненные взоры, словно я это подстроил, чтобы выставить их дураками. И все, волоча ноги, потащились в ПКИ-2, как школьники, которых дождь согнал со двора, преждевременно оборвав перемену. И я последовал за ними – не мокнуть же на улице.
От ПКИ-2 так и несло аскетизмом боевых искусств – голые серые стены из цементных блоков, угрюмое тесное помещение. С низких металлических балок уродливыми раздутыми сталактитами свисали боксерские груши, деревянные манекены свалены в угол, точно избитые пленники. Посреди зала был обустроен небольшой ринг, затянутый брезентом с однотонным узором в духе пуантилизма и цвета ржавчины. При ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что это засохшая кровь.
Из-под одинаковых серых тренировочных курток с капюшонами на журналистов взирали неприветливые лица. Кикбоксеры слонялись по залу, следя за нами с любопытством и сдержанным презрением, точно волки, что облизываются из клетки на жирного зеваку. Репортеры сбились кучками, не зная, что делать дальше. Кто рассматривал спортивное оборудование так пристально, будто видит экспонаты музея, кто с не меньшим вниманием уставился на собственные ботинки.
Из дальней двери вынырнул немолодой мужчина с по-военному коротким ежиком седых волос и шеей что твое дерево и проложил себе путь к рингу. С обеих сторон его прикрывали клоны – его копии, но крупнее и моложе. Слева – гора мышц ростом в шесть футов и три дюйма, с носом, сплющенным, как пустая банка из-под пива, справа – живая карикатура на первого парня, лишних тридцать фунтов живого веса и еще пара зарубок на носу.
Два тяжеловеса приподняли канаты, и старикан вышел на ринг. Репортеры молча столпились вокруг, норовя протиснуться поближе.
– Я должен передать вам слова уважаемого Исаму Суды, – возвестил старикан. Я так и ждал, что сейчас с потолка в самый центр ринга вывалится микрофон, как бывает перед важным боем, но этому громоподобному басу техника не требовалась. Нацепив очочки, снятые, судя по размеру, с близорукой Барби, оратор неуклюже развернул какой-то свиток. Его руки, сплошь мозоли и распухшие суставы, навеки стянутые артритом в кулаки, больше походили на птичьи лапы. Боксерская груша сдачи не дает, но со временем отплачивает за все полученные удары.
– Достопочтенные члены великого и славного цеха журналистов, – провозгласил старик, будто выплевывая каждое слово. – Благодарю за то, что вы пришли. Я понимаю, что многие из вас хотят узнать подробности о внезапной кончине Ёси. Хотя в данный момент я почти не располагаю информацией касательно этой трагедии, я бы хотел по возможности удовлетворить ваше законное любопытство. Однако я прошу вас учесть, что ряд тем я затрагивать не вправе. А именно.
Тут старикан хорошенько откашлялся – похоже, глотку у него здорово завалило. Он обильно сплюнул на пол, а оба здоровенных парня с вызовом посмотрели на толпу – мол, посмеет ли кто сделать замечание. После этого старик продолжил чтение:
– Я не стану отвечать ни на какие вопросы относительно кокаина, амфетаминов, героина, галлюциногенов, марихуаны, алкоголя, никотина и иных наркотиков, включая продаваемые свободно или по рецептам, а также запрещенные как в этой стране, так и в любом государстве, где продаются записи «Святой стрелы». Я не стану отвечать на вопросы о подругах, поклонницах, несовершеннолетних девушках и о любых событиях, которые могли иметь или не иметь место в Таиланде. Никаких вопросов о прежних и нынешних членах группы «Святая стрела» или об артистах и продюсерах, сотрудничавших с Ёси, за исключением меня самого. Никаких вопросов о нападениях, столкновениях, судебных исках или иных недоразумениях, в которых Ёси был якобы замешан. Никаких вопросов относительно краски для волос, геля для волос, косметики, пирсинга, татуировок, шрамов или других элементов внешнего вида Ёси. Никаких вопросов о сантерии, эзотерическом буддизме, храме Плутона, культе чтецов по стопам, пиве «Гудбадди», инопланетянах и вообще о любых религиозных или политических взглядах, а также коммерческой продукции, которую якобы поддерживал или рекламировал Ёси. Никаких вопросов о скрытом смысле его поэзии, тайных посланиях, вуду-истских заклинаниях, мистификациях или розыгрышах. Наконец, никаких вопросов, требующих от меня догадок по поводу причины смерти Ёси.
Завершив этот перечень, точно серию хуков, старикан вновь сделал паузу – заслужил. Репортеры терпеливо слушали, кое-кто, желая перестраховаться, даже записывал основные пункты.
Старик перешел к следующему раунду.
– В нынешнем своем тяжелом душевном состоянии я, к сожалению, не могу иметь дело с таким многолюдным собранием, а потому пресс-конференция пройдет в несколько необычном формате: спортсмены из тренажерного центра будут провожать репортеров по одному в помещение данного корпуса, где каждому будет предоставлено частное интервью с правом задать мне один-единственный вопрос. Если этот вопрос не нарушит указанные выше основные правила, я постараюсь ответить, но если он в какой-то форме или каким-то образом нарушит эти правила, нарушитель будет препровожден из здания.
Старикан снова сделал паузу и орлиным взором окинул толпу. Его дни в большом спорте давно миновали, но он вполне мог убить взглядом. Все замерли и в тишине внимали каждому слову.
– Тихо! – рявкнул он.
Вероятно, автор сценария предусмотрел в тексте какую-то реакцию толпы, но толпа молчала. Оратор еще немного попыхтел и наконец велел нам выстроиться гуськом вдоль задней стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73