Она объяснила, что приехала в машине, которая не желала останавливаться. Машина была полна клопов, которых она пыталась убить, капая на них лосьоном. Один из клопов швырнул гаечный ключ. На дороге торчало что-то каменное. Ни к чему ставить среди дороги такие символы, правда ведь? Или нет?
Ее увезли в больницу на Уимпол-стрит и некоторое время держали в комнате со спущенными шторами.
Глава 11
Адам позвонил Нине.
– Милый, я так обрадовалась твоей телеграмме. Это правда?
– Нет.
– Майор все-таки фикция?
– Да.
– Денег у тебя нет?
– Нет.
– И мы сегодня не поженимся?
– Нет.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– Это все?
– Да, Адам, все.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. До свиданья.
Позже Нина позвонила Адаму.
– Милый, это ты? Мне надо сказать тебе что-то ужасное.
– Да?
– Ты страшно рассердишься.
– Ну?
– Я выхожу замуж.
– За кого?
– Просто не знаю, как тебе сказать.
– За кого?
– Адам, а ты не устроишь сцену?
– Кто он?
– Рыжик.
– Не верю.
– Я не шучу. В общем, это все.
– Ты выходишь замуж за Рыжика?
– Да.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– И это все?
– Да, Нина, все.
– Когда я тебя увижу?
– Я больше не хочу тебя видеть.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– Ну, прощай.
– Прощай… Мне очень жаль, Адам.
Глава 12
Через десять дней после этого Адам купил на углу Уигмор-стрит букет цветов и пошел в больницу навестить мисс Рансибл. Для начала его провели в кабинет заведующей. Там было множество фотографий в серебряных рамках и препротивный фокстерьер. Заведующая курила сигарету – жадно, короткими, чмокающими затяжками.
– Зашла к себе на минуту передохнуть, – сказала она. – Даун, Джек, даун. Впрочем, я вижу, вы собак любите, – добавила она, видя, что Адам вяло потрепал Джека по голове. – Так вы хотите навестить мисс Рансибл? Должна вас предупредить, что волновать ее строго запрещено. Она пережила серьезный шок. Вы ей родственник, позвольте спросить?
– Нет, просто друг.
– Может быть, даже очень близкий друг? – спросила заведующая лукаво. – Ну-ну, не буду вас смущать. Бегите наверх, повидайте ее, только помните – не больше пяти минут, не то я сама приду вас выгонять.
На лестнице пахло эфиром, и это напомнило Адаму те дни, когда он сидел у Нины на кровати, перед тем как вести ее завтракать в ресторан, а она пудрилась и подмазывала губы. (На это время она всегда велела ему отворачиваться, выказывая повышенную стыдливость в отношении именно этой стадии своего туалета – в отличие от иных женщин, которые нипочем не покажутся в одном белье, а с ненакрашенным лицом предстанут перед кем угодно.)
Подолгу думать о Нине Адаму было очень больно.
На двери палаты, где помещалась мисс Рансибл, висела прелюбопытная таблица, показывающая колебания ее температуры и пульса, а также много других захватывающих подробностей о состоянии ее здоровья. Адам с интересом изучал эту таблицу до тех пор, пока сестра, проходившая мимо с целым подносом сверкающих хирургических инструментов, не окинула его таким взглядом, что ему пришлось отвернуться.
Мисс Рансибл лежала в затемненной комнате, на узкой высокой кровати.
Возле нее сидела с вязаньем сестра. Когда Адам вошел, она встала, роняя с колен клубки, и сказала: – К вам гости, милая. Только помните, много говорить вам вредно. – Потом взяла у Адама из рук цветы, сказала: – Прелесть какая, вы у нас счастливица, – и вышла с цветами из комнаты. Через минуту она принесла их обратно в кувшине с водой. – Вон как по водичке соскучились, – сказала она. – Сейчас оживут, мои хорошие. – И опять вышла.
– Деточка, – раздался слабый голос с кровати. – Я даже не вижу, кто это. Может быть, отдернуть шторы? Или нельзя?
Адам впустил в комнату серый свет декабрьского дня.
– Ой, деточка, это же ослепнуть можно. Вон там в гардеробе есть все для коктейлей. Вы смешайте побольше, сестры их очень любят. Больница здесь прекрасная, только персонал морят голодом, и рядом в комнате сногсшибательный молодой человек, он все заглядывает сюда и справляется о моем здоровье. Сам-то он вывалился из аэроплана, это здорово, правда?
– Как вы себя чувствуете. Агата?
– Да по правде сказать, немножко странно… Как Нина?
– Выходит замуж, вы не слышали?
– Что вы, здешние сестры интересуются только принцессой Елизаветой, а больше никем. Расскажите.
– Есть такой молодой человек по имени Рыжик.
– Что?
– Вы его не помните? Он с нами повсюду ездил после вечера на дирижабле.
– Не тот, которого тошнило?
– Нет, другой.
– Не помню. Нина тоже называет его Рыжик?
– Да.
– Почему?
– Он ее просил.
– Что?
– Они в детстве вместе играли. Ну а теперь она выходит за него замуж.
– А как же вы? Ведь это же загрустить можно.
– Я в полном отчаянии. Думаю покончить с собой, как Саймон.
– Не надо, милый… А разве Саймон покончил с собой?
– Вы же это знаете. В ту ночь, когда посыпались иски о клевете.
– Ах, этот Саймон. А я думала, вы про Саймона.
– Кто такой Саймон?
– Тот молодой человек, что вывалился из аэроплана. Сестры его прозвали Саймон-простачок, потому что он немножко повредился в уме… Но право же, Адам, мне за вас так обидно из-за Нины. Знаете, что мы сделаем? Как только я поправлюсь, уговорим Мэри Маус устроить развеселый вечер, чтобы вас подбодрить.
– А вы разве не слышали про Мэри?
– Нет. Что?
– Она уехала с магараджей Поккапорским в Монте-Карло.
– Ой, как Маусы, наверно, злятся!
– Проходит курс религиозного обучения, чтобы ее можно было официально признать княжеской наложницей. А потом они уедут в Индию.
– Как люди все исчезают, правда, Адам? Вы получили те деньги от пьяного майора?
– Нет, он тоже исчез.
– Вы знаете, все время, пока я была не в себе, меня мучили ужасные кошмары. Мне снилось, что все мы участвуем в автомобильных гонках, все носимся и носимся по кругу и не можем остановиться. А публики масса – сплошь «незваные», и репортеры светской хроники, и Арчи Шверт и ему подобные, и все кричат, чтобы мы ехали быстрее, и одна машина за другой разбиваются, и вот я остаюсь одна и все несусь куда-то, несусь, а потом моя машина тоже вдребезги, и я просыпаюсь.
Тут дверь отворилась, и в палату вошел Майлз.
– Агата, Адам, дети мои, как же долго я сюда пробивался. У них там жуткие порядки – не пускают, и все. Сначала я сказал, что я лорд Казм – не подействовало; потом сказал, что я врач – тоже не подействовало; сказал, что я ваш жених – и это не подействовало; а как сказал, что я репортер светской хроники, тут они меня сразу впустили, только не велели вас волновать и очень просили упомянуть в газете об их больнице. Ну, как вы, Агги, деточка? Я вам принес новых пластинок.
– Вы ангел. Давайте их сейчас же поставим. Патефон.под кроватью.
– А к вам сегодня еще уйма гостей собирается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Ее увезли в больницу на Уимпол-стрит и некоторое время держали в комнате со спущенными шторами.
Глава 11
Адам позвонил Нине.
– Милый, я так обрадовалась твоей телеграмме. Это правда?
– Нет.
– Майор все-таки фикция?
– Да.
– Денег у тебя нет?
– Нет.
– И мы сегодня не поженимся?
– Нет.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– Это все?
– Да, Адам, все.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. До свиданья.
Позже Нина позвонила Адаму.
– Милый, это ты? Мне надо сказать тебе что-то ужасное.
– Да?
– Ты страшно рассердишься.
– Ну?
– Я выхожу замуж.
– За кого?
– Просто не знаю, как тебе сказать.
– За кого?
– Адам, а ты не устроишь сцену?
– Кто он?
– Рыжик.
– Не верю.
– Я не шучу. В общем, это все.
– Ты выходишь замуж за Рыжика?
– Да.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– И это все?
– Да, Нина, все.
– Когда я тебя увижу?
– Я больше не хочу тебя видеть.
– Понятно.
– Что?
– Я говорю – понятно.
– Ну, прощай.
– Прощай… Мне очень жаль, Адам.
Глава 12
Через десять дней после этого Адам купил на углу Уигмор-стрит букет цветов и пошел в больницу навестить мисс Рансибл. Для начала его провели в кабинет заведующей. Там было множество фотографий в серебряных рамках и препротивный фокстерьер. Заведующая курила сигарету – жадно, короткими, чмокающими затяжками.
– Зашла к себе на минуту передохнуть, – сказала она. – Даун, Джек, даун. Впрочем, я вижу, вы собак любите, – добавила она, видя, что Адам вяло потрепал Джека по голове. – Так вы хотите навестить мисс Рансибл? Должна вас предупредить, что волновать ее строго запрещено. Она пережила серьезный шок. Вы ей родственник, позвольте спросить?
– Нет, просто друг.
– Может быть, даже очень близкий друг? – спросила заведующая лукаво. – Ну-ну, не буду вас смущать. Бегите наверх, повидайте ее, только помните – не больше пяти минут, не то я сама приду вас выгонять.
На лестнице пахло эфиром, и это напомнило Адаму те дни, когда он сидел у Нины на кровати, перед тем как вести ее завтракать в ресторан, а она пудрилась и подмазывала губы. (На это время она всегда велела ему отворачиваться, выказывая повышенную стыдливость в отношении именно этой стадии своего туалета – в отличие от иных женщин, которые нипочем не покажутся в одном белье, а с ненакрашенным лицом предстанут перед кем угодно.)
Подолгу думать о Нине Адаму было очень больно.
На двери палаты, где помещалась мисс Рансибл, висела прелюбопытная таблица, показывающая колебания ее температуры и пульса, а также много других захватывающих подробностей о состоянии ее здоровья. Адам с интересом изучал эту таблицу до тех пор, пока сестра, проходившая мимо с целым подносом сверкающих хирургических инструментов, не окинула его таким взглядом, что ему пришлось отвернуться.
Мисс Рансибл лежала в затемненной комнате, на узкой высокой кровати.
Возле нее сидела с вязаньем сестра. Когда Адам вошел, она встала, роняя с колен клубки, и сказала: – К вам гости, милая. Только помните, много говорить вам вредно. – Потом взяла у Адама из рук цветы, сказала: – Прелесть какая, вы у нас счастливица, – и вышла с цветами из комнаты. Через минуту она принесла их обратно в кувшине с водой. – Вон как по водичке соскучились, – сказала она. – Сейчас оживут, мои хорошие. – И опять вышла.
– Деточка, – раздался слабый голос с кровати. – Я даже не вижу, кто это. Может быть, отдернуть шторы? Или нельзя?
Адам впустил в комнату серый свет декабрьского дня.
– Ой, деточка, это же ослепнуть можно. Вон там в гардеробе есть все для коктейлей. Вы смешайте побольше, сестры их очень любят. Больница здесь прекрасная, только персонал морят голодом, и рядом в комнате сногсшибательный молодой человек, он все заглядывает сюда и справляется о моем здоровье. Сам-то он вывалился из аэроплана, это здорово, правда?
– Как вы себя чувствуете. Агата?
– Да по правде сказать, немножко странно… Как Нина?
– Выходит замуж, вы не слышали?
– Что вы, здешние сестры интересуются только принцессой Елизаветой, а больше никем. Расскажите.
– Есть такой молодой человек по имени Рыжик.
– Что?
– Вы его не помните? Он с нами повсюду ездил после вечера на дирижабле.
– Не тот, которого тошнило?
– Нет, другой.
– Не помню. Нина тоже называет его Рыжик?
– Да.
– Почему?
– Он ее просил.
– Что?
– Они в детстве вместе играли. Ну а теперь она выходит за него замуж.
– А как же вы? Ведь это же загрустить можно.
– Я в полном отчаянии. Думаю покончить с собой, как Саймон.
– Не надо, милый… А разве Саймон покончил с собой?
– Вы же это знаете. В ту ночь, когда посыпались иски о клевете.
– Ах, этот Саймон. А я думала, вы про Саймона.
– Кто такой Саймон?
– Тот молодой человек, что вывалился из аэроплана. Сестры его прозвали Саймон-простачок, потому что он немножко повредился в уме… Но право же, Адам, мне за вас так обидно из-за Нины. Знаете, что мы сделаем? Как только я поправлюсь, уговорим Мэри Маус устроить развеселый вечер, чтобы вас подбодрить.
– А вы разве не слышали про Мэри?
– Нет. Что?
– Она уехала с магараджей Поккапорским в Монте-Карло.
– Ой, как Маусы, наверно, злятся!
– Проходит курс религиозного обучения, чтобы ее можно было официально признать княжеской наложницей. А потом они уедут в Индию.
– Как люди все исчезают, правда, Адам? Вы получили те деньги от пьяного майора?
– Нет, он тоже исчез.
– Вы знаете, все время, пока я была не в себе, меня мучили ужасные кошмары. Мне снилось, что все мы участвуем в автомобильных гонках, все носимся и носимся по кругу и не можем остановиться. А публики масса – сплошь «незваные», и репортеры светской хроники, и Арчи Шверт и ему подобные, и все кричат, чтобы мы ехали быстрее, и одна машина за другой разбиваются, и вот я остаюсь одна и все несусь куда-то, несусь, а потом моя машина тоже вдребезги, и я просыпаюсь.
Тут дверь отворилась, и в палату вошел Майлз.
– Агата, Адам, дети мои, как же долго я сюда пробивался. У них там жуткие порядки – не пускают, и все. Сначала я сказал, что я лорд Казм – не подействовало; потом сказал, что я врач – тоже не подействовало; сказал, что я ваш жених – и это не подействовало; а как сказал, что я репортер светской хроники, тут они меня сразу впустили, только не велели вас волновать и очень просили упомянуть в газете об их больнице. Ну, как вы, Агги, деточка? Я вам принес новых пластинок.
– Вы ангел. Давайте их сейчас же поставим. Патефон.под кроватью.
– А к вам сегодня еще уйма гостей собирается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49