"Он был очень
бледен, но ни один мускул не дрогнул в его лице. А смерть ходила около него.
Заговорщики ведь указали его как свою первую жертву. Драгунский офицер,
странного вида, с обвязанной головой, уже подходил к Царю и говорил с ним по
дороге от Зимнего Дворца к Сенату. Это был Якубович, раненый в голову который
хвастался тем, что он был готов убить всех тиранов. Другой заговорщик, Булатов,
держался около Императора, вооруженный пистолетом и кинжалом..."
Каховский на допросе сказал Николаю I: "Слава Богу, что вы не
приблизились к каре: в моей экзальтации я первый бы выстрелил в вас".
С. Волконский, потомок одного из декабристов, сообщает в книге "О
декабристах": "Произошел бой, кончившийся подавлением мятежа. Неудачная попытка
раскрыла еще одну слабую сторону заговора: у них не было никаких корней. Народ
не знал о них. Солдаты повиновались офицерам либо из побуждений слепой
дисциплины, либо даже под туманом недоразумения: они кричали "Да здравствует
Конституция", но многие думали, что "Конституция" есть женский род от слова
"Константин" и что этим обозначается жена Великого князя Константина
Павловича..."
И не любившие Николая I, — по словам Зайцева, — "не могли отрицать, что
14 декабря показал он себя властелином. Личным мужеством и таинственным ореолом
власти действовал на толпу. Он — Власть... "Это Царь". Вожди мятежников могли
быть и образованней его и много было правильного в том, что они требовали, но у
них не было ни одного "рокового человека", Вождя. Николай Вождем оказался и
победил". (9)
* * *
Декабристы хотели, сознавали они это или не сознавали, довести начатое
Петром I разрушение русской монархии до своего естественного конца. Д. С.
Мережковский правильно отмечает в статье, посвященной 100-летию со дня восстания
декабристов: "...Между Пушкиным и Петром — вот их место. Недаром, именно здесь,
на Петровской площади, у подножия Медного Всадника, начинают они восстание, как
будто против него.
Добро Строитель чудотворный!
Ужо тебя...
Как будто уничтожают его, а на самом деле, продолжают..." (10)
XI. КАК "РЫЦАРИ СВОБОДЫ" ВЕЛИ СЕБЯ ВО ВРЕМЯ СЛЕДСТВИЯ
I
Николай Первый взял в свои руки следствие о заговоре декабристов, чтобы
узнать самому лично цели и размах его. После первых же показаний ему стало ясно,
что здесь не имеет место простой акт непослушания. Заговор не был измышлением
каких-то доносчиков, — это была реальность. Цель заговора было уничтожение
России такой, какой он себе ее представлял.
"Революция у ворот Империи, сказал он в эту трагическую ночь Великому Кн.
Михаилу, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь
милостию Божьей". И далее: "Это не военный бунт, но широкий заговор, который
хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленные цели... Мне кажется, что у нас
в руках все нити и мы сможем вырвать все корни". И еще: "Могут меня убить,
каждый день получаю угрозы анонимными письмами, но никто меня не запугает".
"С самого же начала я решил не искать виновного, но дать каждому
возможность себя оправдать. Это исполнилось в точности. Каждый, против которого
было лишь одно свидетельство и не был застигнут на месте преступления,
подвергался допросу; его отрицание, или недостаток доказательств имели
следствием немедленное освобождение."
"Это утверждение Николая I правильно, — пишет Грюнвальд. — Николай
испытывал удовольствие быть человеколюбивым, в особенности в начале следствия.
Он отказался признать вину, даже признанную, молодого князя Суворова, юнкера
Лейб-Гвардейского Конного полка. "Суворов не в состоянии изменить своему
Государю". Он отправляет к матери поручика Коновницына, "чтобы она его высекла".
Николай I был убежден в необходимости применить суровые меры наказания,
но пытался исключить из числа наказуемых всех достойных снисхождения. "Это
ужасно, — пишет он Вел. Кн. Константину, — но надо, чтобы их пример был бы
другим наука, и так как они убийцы, их участь должна быть темна". И дальше:
"Надо было все это видеть, все это слышать из уст этих чудовищ, чтобы
поверить во все эти гадости... Мне кажется надо поскорее кончать с этими
мерзавцами, которые, правда, не могут больше иметь никакого влияния ни на кого,
после сделанных ими признаний, но не могут быть прощены, как поднявшие первыми
руку на своих начальников."
В начале февраля Николай I сказал Фердинанду Австрийскому:
"Эти изуверы, которые были всем обязаны Императору Александру и которые
заплатили ему самой черной неблагодарностью".
Пестеля Николай I характеризует как "преступника в полном смысле слова:
зверское выражение лица, наглое отрицание своей вины, ни тени раскаяния".
Артамон Муравьев: "пошлый убийца при отсутствии других качеств".
Императрица мать писала: она надеется на то, что "они не избегнуть своей
участи, как ее избегли убийцы Павла I". Николай I пишет далее своему брату
Константину: "Отцы приводят ко мне своих сыновей; все хотят показать пример и
омыть свои семьи от позора".
В письме к Цесаревичу Константину Император Николай писал:
"Показания Рылеева, здешнего писателя и Трубецкого, раскрывают все их
планы, имеющие широкое разветвление в Империи, всего любопытнее то, что перемена
Государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних
пор, с целью умертвить нас всех, чтобы установить республиканское
конституционное правление: у меня имеется даже сделанный Трубецким черновой
набросок конституции, предъявление которого его ошеломило и побудило его
признаться во всем".
II
Цейтлин старается изобразить что декабристов пытали:
"Пыток не было. Но непокорных сажали на хлеб и на воду, кормили соленой
пищей, не давая воды. Вблизи казематов шумела тюремная солдатня и
изнервничавшимся узникам казалось, что это делается нарочно, чтобы помешать им
спать. На них надевали кандалы и эта мера производила потрясающее впечатление".
Вот воистину — пишется "трамвай", а выговаривается — "конка"
Выдали всех без пыток, испугавшихся только перевода на хлеб и воду,
кандалов надетых на руки.
"Только немногие из декабристов, — пишет Цейтлин, — продолжали
мужественно защищать те убеждения, за которые вчера были готовы отдать свою
жизнь. Не позабудем их имена: Пущин, Якушкин, Борисов, казалось бы склонный к
экспансивности, но сдержанный в своих показаниях Муравьев".
"Пречестные русские малые", которым все равно ехать ли на греческое
восстание или стрелять в главу собственного государства во имя осуществления
сумбурных революционных планов, за редким исключением обычно очень жидки, когда
приходит час расплаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
бледен, но ни один мускул не дрогнул в его лице. А смерть ходила около него.
Заговорщики ведь указали его как свою первую жертву. Драгунский офицер,
странного вида, с обвязанной головой, уже подходил к Царю и говорил с ним по
дороге от Зимнего Дворца к Сенату. Это был Якубович, раненый в голову который
хвастался тем, что он был готов убить всех тиранов. Другой заговорщик, Булатов,
держался около Императора, вооруженный пистолетом и кинжалом..."
Каховский на допросе сказал Николаю I: "Слава Богу, что вы не
приблизились к каре: в моей экзальтации я первый бы выстрелил в вас".
С. Волконский, потомок одного из декабристов, сообщает в книге "О
декабристах": "Произошел бой, кончившийся подавлением мятежа. Неудачная попытка
раскрыла еще одну слабую сторону заговора: у них не было никаких корней. Народ
не знал о них. Солдаты повиновались офицерам либо из побуждений слепой
дисциплины, либо даже под туманом недоразумения: они кричали "Да здравствует
Конституция", но многие думали, что "Конституция" есть женский род от слова
"Константин" и что этим обозначается жена Великого князя Константина
Павловича..."
И не любившие Николая I, — по словам Зайцева, — "не могли отрицать, что
14 декабря показал он себя властелином. Личным мужеством и таинственным ореолом
власти действовал на толпу. Он — Власть... "Это Царь". Вожди мятежников могли
быть и образованней его и много было правильного в том, что они требовали, но у
них не было ни одного "рокового человека", Вождя. Николай Вождем оказался и
победил". (9)
* * *
Декабристы хотели, сознавали они это или не сознавали, довести начатое
Петром I разрушение русской монархии до своего естественного конца. Д. С.
Мережковский правильно отмечает в статье, посвященной 100-летию со дня восстания
декабристов: "...Между Пушкиным и Петром — вот их место. Недаром, именно здесь,
на Петровской площади, у подножия Медного Всадника, начинают они восстание, как
будто против него.
Добро Строитель чудотворный!
Ужо тебя...
Как будто уничтожают его, а на самом деле, продолжают..." (10)
XI. КАК "РЫЦАРИ СВОБОДЫ" ВЕЛИ СЕБЯ ВО ВРЕМЯ СЛЕДСТВИЯ
I
Николай Первый взял в свои руки следствие о заговоре декабристов, чтобы
узнать самому лично цели и размах его. После первых же показаний ему стало ясно,
что здесь не имеет место простой акт непослушания. Заговор не был измышлением
каких-то доносчиков, — это была реальность. Цель заговора было уничтожение
России такой, какой он себе ее представлял.
"Революция у ворот Империи, сказал он в эту трагическую ночь Великому Кн.
Михаилу, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь
милостию Божьей". И далее: "Это не военный бунт, но широкий заговор, который
хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленные цели... Мне кажется, что у нас
в руках все нити и мы сможем вырвать все корни". И еще: "Могут меня убить,
каждый день получаю угрозы анонимными письмами, но никто меня не запугает".
"С самого же начала я решил не искать виновного, но дать каждому
возможность себя оправдать. Это исполнилось в точности. Каждый, против которого
было лишь одно свидетельство и не был застигнут на месте преступления,
подвергался допросу; его отрицание, или недостаток доказательств имели
следствием немедленное освобождение."
"Это утверждение Николая I правильно, — пишет Грюнвальд. — Николай
испытывал удовольствие быть человеколюбивым, в особенности в начале следствия.
Он отказался признать вину, даже признанную, молодого князя Суворова, юнкера
Лейб-Гвардейского Конного полка. "Суворов не в состоянии изменить своему
Государю". Он отправляет к матери поручика Коновницына, "чтобы она его высекла".
Николай I был убежден в необходимости применить суровые меры наказания,
но пытался исключить из числа наказуемых всех достойных снисхождения. "Это
ужасно, — пишет он Вел. Кн. Константину, — но надо, чтобы их пример был бы
другим наука, и так как они убийцы, их участь должна быть темна". И дальше:
"Надо было все это видеть, все это слышать из уст этих чудовищ, чтобы
поверить во все эти гадости... Мне кажется надо поскорее кончать с этими
мерзавцами, которые, правда, не могут больше иметь никакого влияния ни на кого,
после сделанных ими признаний, но не могут быть прощены, как поднявшие первыми
руку на своих начальников."
В начале февраля Николай I сказал Фердинанду Австрийскому:
"Эти изуверы, которые были всем обязаны Императору Александру и которые
заплатили ему самой черной неблагодарностью".
Пестеля Николай I характеризует как "преступника в полном смысле слова:
зверское выражение лица, наглое отрицание своей вины, ни тени раскаяния".
Артамон Муравьев: "пошлый убийца при отсутствии других качеств".
Императрица мать писала: она надеется на то, что "они не избегнуть своей
участи, как ее избегли убийцы Павла I". Николай I пишет далее своему брату
Константину: "Отцы приводят ко мне своих сыновей; все хотят показать пример и
омыть свои семьи от позора".
В письме к Цесаревичу Константину Император Николай писал:
"Показания Рылеева, здешнего писателя и Трубецкого, раскрывают все их
планы, имеющие широкое разветвление в Империи, всего любопытнее то, что перемена
Государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних
пор, с целью умертвить нас всех, чтобы установить республиканское
конституционное правление: у меня имеется даже сделанный Трубецким черновой
набросок конституции, предъявление которого его ошеломило и побудило его
признаться во всем".
II
Цейтлин старается изобразить что декабристов пытали:
"Пыток не было. Но непокорных сажали на хлеб и на воду, кормили соленой
пищей, не давая воды. Вблизи казематов шумела тюремная солдатня и
изнервничавшимся узникам казалось, что это делается нарочно, чтобы помешать им
спать. На них надевали кандалы и эта мера производила потрясающее впечатление".
Вот воистину — пишется "трамвай", а выговаривается — "конка"
Выдали всех без пыток, испугавшихся только перевода на хлеб и воду,
кандалов надетых на руки.
"Только немногие из декабристов, — пишет Цейтлин, — продолжали
мужественно защищать те убеждения, за которые вчера были готовы отдать свою
жизнь. Не позабудем их имена: Пущин, Якушкин, Борисов, казалось бы склонный к
экспансивности, но сдержанный в своих показаниях Муравьев".
"Пречестные русские малые", которым все равно ехать ли на греческое
восстание или стрелять в главу собственного государства во имя осуществления
сумбурных революционных планов, за редким исключением обычно очень жидки, когда
приходит час расплаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25