Они виновны в качестве добровольных охотников или застрельщиков и в
отношении их не может быть пощады, потому что в подобных делах нельзя допустить
увлечений, но равным образом нужно разыскивать подстрекателей и руководителей и
безусловно найти их путем признания со стороны арестованных. Никаких остановок
до тех пор, пока не будет найдена исходящая точка всех этих происков — вот мое
мнение, такое, какое оно представляется моему уму".
О том, что главные инициаторы заговора остались нераскрытыми, думал не
только один Цесаревич Константин, так думали и иностранные послы и политические
деятели. Французский посол Лаферроне "продолжал с трепетом взирать на будущее, в
глубоком убеждении, что, несмотря на многочисленные аресты, истинные
руководители заговора не обнаружены, что самое движение 14 декабря было лишь
частною вспышкою, и что участники, обреченные на смерть, только орудия в руках
лиц, более искусных, которые и после их казни останутся продолжать свою
преступную деятельность". (13)
Узнав о событиях 14 декабря, Меттерних пишет австрийскому послу в
С.-Петербурге: "Дело 14 декабря — не изолированный факт. Оно находится в прямой
связи с тем духом заблуждения, который обольщает теперь массы наших
современников. Вся Европа больна этой болезнью. Мы не сомневаемся, что следствие
установит сходство тенденций преступного покушения 25 декабря с теми, от которых
в других частях света погибали правительства слабые и в одинаковой мере
непредусмотрительные и плохо организованные. Выяснится, что нити замысла ведут в
тайные общества и что они прикрывались масонскими формами".
Некоторые из декабристов показали во время следствия, что они
рассчитывали на поддержку заговора членами Государственного Совета Сперанского,
адмирала Мордвинова, сенаторов Баранова, Столыпина, Муравьева-Апостола,
начальника штаба Второй армии генерала Киселева и генерала Ермолова. Но
секретное расследование о причастности этих лиц к заговору не дало никаких
результатов, так как его вел масон Боровиков, член ложи "Избранного Михаила". Он
постарался дать, конечно, благоприятное заключение о всех подозреваемых.
"Своим духовным отцом сами декабристы считали Сперанского, секретарем
которого (по Сибирскому комитету) был незадолго до этого декабрист Батенков,
автор одного из многочисленных проектов конституции, составляемых членами тайных
обществ".
В состав верховного уголовного суда, кроме других масонов, входил и масон
Сперанский, принимавший активное участие в следствии.
Гр. Толь в книге "Масонское действо" высказывает догадку, похожую на
истину, что масоны — участники суда старались так вести следствие, чтобы не дать
обнаружить главных вождей заговора, и подвергнуть наказанию руководителей
восстания, не сумевших выполнить порученное им задание.
"Павел Пестель, — указывает гр. Толь, — ставленник высшей масонской
иерархии, на сумел или не захотел, — мечтая для себя самого о венце и бармах
Мономаха, — исполнить в точности данные ему приказания. Много наобещал, но
ничего не сделал. Благодаря этому он подлежал высшей каре, не следует забывать,
что он был "Шотландским мастером", что при посвящении в эту высокую тайную
степень у посвященного отнималось всякое оружие и объяснение гласило, что в
случае виновности от масона отнимаются все способы защиты".
М. Алданов в статье "Сперанский и декабристы" (14) пишет:
"Преемственная связь между воззрениями декабристов (по крайней мере
Северного общества) и идеями Сперанского (его первого блестящего периода)
достаточно очевидна".
"В том, что Сперанский намечался декабристами в состав Временного
Правительства вообще сомневаться не приходится".
Правителем канцелярии у Сперанского был декабрист Батенков.
"Трудно допустить, — пишет Алданов, — что декабрист Батенков, человек
экспансивный и неврастенический по природе, в разговорах с Сперанским ни разу,
даже намеком не коснулся заговора".
Для выяснения роли Сперанского в заговоре была создана особая тайная
комиссия. Комиссией, которая должна была выяснить роль в заговоре масона
Сперанского, руководил правитель дел следственного Комитета масон А. Д.
Боровков. Ворон ворону и масон масону, как известно, глаз не выклюют. Комиссия,
руководимая Боровковым, конечно, ничего преступного в действиях Сперанского не
нашла. В "Автобиографических Записках" А. Д. Боровков сообщает, что тайное
расследование не установило данных, свидетельствующих об участии Сперанского в
заговоре. "По точнейшем изыскании, — пишет Боровков, — обнаружилось, что надежда
эта была только выдуманною и болтовнею для увлечения легковерных".
М. Алданов пишет, что "Слова Боровкова "по точнейшем изыскании
обнаружилось" вызывают в настоящем случае и некоторое недоумение: это ли
"точнейшее изыскание"? Боровков, который собственно руководил всем следственным
делом, был человек неглупый и прекрасно понимал, что декабристы могли не губить
Сперанского даже в том случае, если он принимал участие в их деле".
"Следственная комиссия, — пишет дальше М. Алданов, — вопроса по
настоящему не разрешила. Не разрешила его и история. Многое здесь остается
неясным.
Через 30 лет после декабристского дела в 1854 году престарелый Батенков,
бывший ближайшим человеком к Сперанскому, отвечая на вопросы проф. Пахмана,
писал ему: "Биография Сперанского соединяется со множеством других биографий...
об иных вовсе говорить нельзя, а есть и такого много, что правда не может быть
обнаружена".
Сперанский был назначен Николаем I в верховный суд, судивший декабристов.
Как вел себя в нем Сперанский? "Сперанский испугался — и имел для этого
основания, — пишет М. Алданов. — Однако дело не только в испуге. Отказаться от
участия в Верховном суде значило подтвердить подозрения — это действительно было
страшно. Но от места в комиссиях, от составления всеподданнейшего доклада
Сперанский, конечно, мог уклониться без шума. Всякий знает, что в комиссии
выбирают только тех, кто в них желает быть избранным. Если Сперанский принял
избрание, если он вызвал его своим поведением в заседаниях общего состава суда,
если он взялся писать доклад о казнях, — этого одним страхом не объяснить...
Сперанскому, очевидно, было нужно сыграть первую роль в этом деле".
Доклад суда Николаю I, написанный Сперанским, по оценке М. Алданова
"представляет собой высокий образец гнусности. Достаточно сказать, что в нем
есть такая фраза: "Хотя милосердию, от самодержащей власти исходящему, закон не
может положить никаких пределов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25