твой позор станет предупреждением другим потенциальным преступникам. Прочь!
— Нет, пожалуйста, умоляю вас!
Слуга пал ниц перед начальником, но на каменном лице Охиры не дрогнул ни один мускул. Сержанты принесли из задней комнаты железные цепи и кандалы, надели их на руки и ноги слуги и потащили его на улицу. Сано заинтересовался, не личные ли проблемы Охиры побудили его к столь суровому наказанию за простую оплошность. Не вымещает ли начальник свой гнев на несчастном слуге — или же он и в самом деле выступает за жестокость правосудия, даже по отношению к собственному сыну?
Старший чиновник Охира повернулся к Сано и сразу замкнулся, словно его покрыла невидимая глазу броня.
— Очистите комнату и проследите, чтобы нас с сёсаканом-самой никто не беспокоил, — бросил он сержантам.
Пока сержанты выполняли приказ, Охира твердо смотрел на Сано.
— Я подумал бы, что вы медитируете, размышляя о своих ошибках и очищая душу, и готовитесь принять смерть, как положено истинному самураю. — В его голосе звучала неприкрытая враждебность. — На что вы надеялись, придя сюда?
— А как вы полагаете? — Сано подошел к возвышению; в нем вскипела ненависть к этому человеку, бросившему ему обвинения.
Когда же Сано поближе рассмотрел Охиру, в нем неожиданно пробудились жалость к нему и своего рода восхищение им. Пепельно-серая кожа так обтянула лицо Охиры, что на нем обозначалась каждая косточка. Под глазами залегли глубокие тени; он был так худ, что походил на скелет, задрапированный складками одежды. Охира, должно быть, мучительно переживает свалившееся на Киёси несчастье, но, как подобает настоящему самураю, продолжает исполнять свои обязанности. Сано заговорил более вежливо, чем намеревался:
— Мне хотелось бы узнать, почему вы сфабриковали против меня обвинение в измене.
Охира пристально посмотрел на него.
— Уверяю вас, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — сквозь зубы выдавил он. — Ваше обвинение нелепо, хотя преступники часто пытаются свалить на кого-нибудь вину за свои деяния. Не понимаю одного: как вам удалось впутать в это дело такого достойного, благородного молодого человека, как мой сын? Когда вы приехали в Нагасаки, я сразу понял, что возникнут проблемы. Но я недооценил степень вашей злонамеренности.
В Сано внезапно зародились сомнения. Вдруг Охира не связан с контрабандой и не имеет никакого отношения к убийствам директора Спаена и Пеон? Возможно, искренне веря, что Сано — злодей, поломавший жизнь Киёси, он жаждет мести. А губернатор Нагаи использует его стремление, чтобы подкрепить свидетельства против Сано. И Сано решил сменить тактику:
— Не думаю, что Киёси виновен. Сказав правду, вы, может быть, спасли бы его.
Охира встал и сошел с возвышения. Когда он направлялся к окну, его дряблые мышцы дрожали от напряжения.
— Киёси, конечно же, виновен. — Охира повернулся спиной к Сано и выглянул на улицу.
Под проливным дождем стоял, понурив голову от стыда, прикованный к воротам слуга. Осыпаемый насмешками людей, он пытался уворачиваться от лошадиного помета, которым швыряли в него проходившие шутники.
— Киёси был пойман на месте преступления; он во всем признался, — обронил Охира. — Он должен понести наказание: таков закон. Его теперь никому не спасти.
Однако Сано заметил слабую надежду, прозвучавшую в его голосе.
— Губернатор Нагаи и переводчик Исино вовлечены в контрабанду? Или же вы с ними следуете предписанию канцлера Янагисавы уничтожить меня?
— Ваши обвинения против губернатора Нагаи и переводчика Исино беспочвенны. — Охира не отрываясь смотрел в окно. — И я не посвящен в приказы канцлера.
На улице группа хулиганов натравливала собаку на прикованного слугу, чьи мольбы о пощаде заглушал злобный лай. Охира молча наблюдал за последствиями своих действий.
— Кто из варваров помогал Спаену нелегально ввозить товары? — спросил Сано. — Де Граф? — «Или доктор Хюйгенс?» — прошептал его внутренний голос, на который он не обратил внимания. — Кто из ваших подчиненных помогал перевозить контрабандный товар с острова? Кто правил лодками с фонарями? Кто убил Яна Спаена?
Охира медленно повернулся. На его лице явно обозначилась борьба противоположных чувств — честности и страха. Сано говорил тихо, пытаясь обратить эту борьбу себе на пользу.
— Только правда может спасти Киёси.
При упоминании имени сына смятение в глазах Охиры быстро сменилось непроницаемой решимостью.
— Нарушив закон, вы утратили в Нагасаки всякую власть, — ледяным тоном ответил он, — и я не обязан отвечать на ваши вопросы. — Его психологическая броня стала почти видимой.
Сомнения Сано в том, что Охира виновен, усилились.
— Вы ослабили меры безопасности на Дэсиме, — настаивал он. — Вы приказали стражникам вынести товары со склада, открыть водяные ворота и позволили причалить лодке с фонарем. Полиция и портовый патруль — ваши сообщники. Горожане не вмешивались в происходящее; их напугали таинственные огни из-за россказней о призраках, которые вы распускали по городу. Вы позволяли варварам уезжать с Дэсимы, так как они настаивали, что должны сопровождать товары и получать деньги с покупателей.
Дерзость этой схемы вновь всколыхнула гнев в душе Сано. Он неожиданно вспомнил подслушанный в первый день в Нагасаки разговор между губернатором Нагаи и Охирой, когда старший чиновник сказал: «Такого никогда не случилось бы, если бы...» Имелось в виду: «Спаен никогда бы не исчез, не прикажи вы заниматься контрабандой»? Не преступная ли деятельность лежит в основе союза, который, как чувствовал Сано, связывает администрацию Нагасаки?
— И тогда вы все свалили на меня, чтобы спасти свои преступные шкуры, — с горечью закончил он.
— Вы уничтожили моего сына, а теперь осмеливаетесь пятнать мою честь? — Глаза Охиры, глубоко сидящие в воспаленных глазницах, пылали от ярости. — Я посвятил свою жизнь тому, чтобы охранять закон. Я никогда не нарушал его и скажу вам почему.
В то лето, когда мне исполнилось десять, у меня было три приятеля. Однажды мы разработали план, в соответствии с которым собирались нырять за жемчугом, а потом менять его у китайских торговцев на хлопушки. Хоть это и было незаконным делом, мы не слишком рисковали. Вокруг китайского поселения меры безопасности были из рук вон плохи, и сделки обычно осуществлялись прямо через стену.
Случилось так, что умерла моя бабушка. Мне не удалось уйти из дома, и приятели отправились без меня. — При этих воспоминаниях лицо Охиры потемнело. — Один из них утонул, когда нырял за жемчугом. Двое других, они были братьями, продали жемчуг китайцам. На следующую ночь они сгорели во время пожара в их доме. Один я, не принявший участия в операции, уцелел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Нет, пожалуйста, умоляю вас!
Слуга пал ниц перед начальником, но на каменном лице Охиры не дрогнул ни один мускул. Сержанты принесли из задней комнаты железные цепи и кандалы, надели их на руки и ноги слуги и потащили его на улицу. Сано заинтересовался, не личные ли проблемы Охиры побудили его к столь суровому наказанию за простую оплошность. Не вымещает ли начальник свой гнев на несчастном слуге — или же он и в самом деле выступает за жестокость правосудия, даже по отношению к собственному сыну?
Старший чиновник Охира повернулся к Сано и сразу замкнулся, словно его покрыла невидимая глазу броня.
— Очистите комнату и проследите, чтобы нас с сёсаканом-самой никто не беспокоил, — бросил он сержантам.
Пока сержанты выполняли приказ, Охира твердо смотрел на Сано.
— Я подумал бы, что вы медитируете, размышляя о своих ошибках и очищая душу, и готовитесь принять смерть, как положено истинному самураю. — В его голосе звучала неприкрытая враждебность. — На что вы надеялись, придя сюда?
— А как вы полагаете? — Сано подошел к возвышению; в нем вскипела ненависть к этому человеку, бросившему ему обвинения.
Когда же Сано поближе рассмотрел Охиру, в нем неожиданно пробудились жалость к нему и своего рода восхищение им. Пепельно-серая кожа так обтянула лицо Охиры, что на нем обозначалась каждая косточка. Под глазами залегли глубокие тени; он был так худ, что походил на скелет, задрапированный складками одежды. Охира, должно быть, мучительно переживает свалившееся на Киёси несчастье, но, как подобает настоящему самураю, продолжает исполнять свои обязанности. Сано заговорил более вежливо, чем намеревался:
— Мне хотелось бы узнать, почему вы сфабриковали против меня обвинение в измене.
Охира пристально посмотрел на него.
— Уверяю вас, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — сквозь зубы выдавил он. — Ваше обвинение нелепо, хотя преступники часто пытаются свалить на кого-нибудь вину за свои деяния. Не понимаю одного: как вам удалось впутать в это дело такого достойного, благородного молодого человека, как мой сын? Когда вы приехали в Нагасаки, я сразу понял, что возникнут проблемы. Но я недооценил степень вашей злонамеренности.
В Сано внезапно зародились сомнения. Вдруг Охира не связан с контрабандой и не имеет никакого отношения к убийствам директора Спаена и Пеон? Возможно, искренне веря, что Сано — злодей, поломавший жизнь Киёси, он жаждет мести. А губернатор Нагаи использует его стремление, чтобы подкрепить свидетельства против Сано. И Сано решил сменить тактику:
— Не думаю, что Киёси виновен. Сказав правду, вы, может быть, спасли бы его.
Охира встал и сошел с возвышения. Когда он направлялся к окну, его дряблые мышцы дрожали от напряжения.
— Киёси, конечно же, виновен. — Охира повернулся спиной к Сано и выглянул на улицу.
Под проливным дождем стоял, понурив голову от стыда, прикованный к воротам слуга. Осыпаемый насмешками людей, он пытался уворачиваться от лошадиного помета, которым швыряли в него проходившие шутники.
— Киёси был пойман на месте преступления; он во всем признался, — обронил Охира. — Он должен понести наказание: таков закон. Его теперь никому не спасти.
Однако Сано заметил слабую надежду, прозвучавшую в его голосе.
— Губернатор Нагаи и переводчик Исино вовлечены в контрабанду? Или же вы с ними следуете предписанию канцлера Янагисавы уничтожить меня?
— Ваши обвинения против губернатора Нагаи и переводчика Исино беспочвенны. — Охира не отрываясь смотрел в окно. — И я не посвящен в приказы канцлера.
На улице группа хулиганов натравливала собаку на прикованного слугу, чьи мольбы о пощаде заглушал злобный лай. Охира молча наблюдал за последствиями своих действий.
— Кто из варваров помогал Спаену нелегально ввозить товары? — спросил Сано. — Де Граф? — «Или доктор Хюйгенс?» — прошептал его внутренний голос, на который он не обратил внимания. — Кто из ваших подчиненных помогал перевозить контрабандный товар с острова? Кто правил лодками с фонарями? Кто убил Яна Спаена?
Охира медленно повернулся. На его лице явно обозначилась борьба противоположных чувств — честности и страха. Сано говорил тихо, пытаясь обратить эту борьбу себе на пользу.
— Только правда может спасти Киёси.
При упоминании имени сына смятение в глазах Охиры быстро сменилось непроницаемой решимостью.
— Нарушив закон, вы утратили в Нагасаки всякую власть, — ледяным тоном ответил он, — и я не обязан отвечать на ваши вопросы. — Его психологическая броня стала почти видимой.
Сомнения Сано в том, что Охира виновен, усилились.
— Вы ослабили меры безопасности на Дэсиме, — настаивал он. — Вы приказали стражникам вынести товары со склада, открыть водяные ворота и позволили причалить лодке с фонарем. Полиция и портовый патруль — ваши сообщники. Горожане не вмешивались в происходящее; их напугали таинственные огни из-за россказней о призраках, которые вы распускали по городу. Вы позволяли варварам уезжать с Дэсимы, так как они настаивали, что должны сопровождать товары и получать деньги с покупателей.
Дерзость этой схемы вновь всколыхнула гнев в душе Сано. Он неожиданно вспомнил подслушанный в первый день в Нагасаки разговор между губернатором Нагаи и Охирой, когда старший чиновник сказал: «Такого никогда не случилось бы, если бы...» Имелось в виду: «Спаен никогда бы не исчез, не прикажи вы заниматься контрабандой»? Не преступная ли деятельность лежит в основе союза, который, как чувствовал Сано, связывает администрацию Нагасаки?
— И тогда вы все свалили на меня, чтобы спасти свои преступные шкуры, — с горечью закончил он.
— Вы уничтожили моего сына, а теперь осмеливаетесь пятнать мою честь? — Глаза Охиры, глубоко сидящие в воспаленных глазницах, пылали от ярости. — Я посвятил свою жизнь тому, чтобы охранять закон. Я никогда не нарушал его и скажу вам почему.
В то лето, когда мне исполнилось десять, у меня было три приятеля. Однажды мы разработали план, в соответствии с которым собирались нырять за жемчугом, а потом менять его у китайских торговцев на хлопушки. Хоть это и было незаконным делом, мы не слишком рисковали. Вокруг китайского поселения меры безопасности были из рук вон плохи, и сделки обычно осуществлялись прямо через стену.
Случилось так, что умерла моя бабушка. Мне не удалось уйти из дома, и приятели отправились без меня. — При этих воспоминаниях лицо Охиры потемнело. — Один из них утонул, когда нырял за жемчугом. Двое других, они были братьями, продали жемчуг китайцам. На следующую ночь они сгорели во время пожара в их доме. Один я, не принявший участия в операции, уцелел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90