Сандро слышал, что Атланта зорко следила за пополнением библиотеки.
Мягким неслышным движением Страж Ночи отдернул темно-гранатовый занавес, на котором выступали тусклыми контурами причудливые рисунки золотканного шитья, — искусное изделие далекой Фландрии.
У стола одинокая фигура склонилась над раскрытой рукописной книгой. Читающий поднял голову и в красивом немолодом человеке с вьющимися волосами, чуть-чуть спустившимися прядью на высокий лоб, Сандро узнал знакомые черты. Боже мой, неужели?..
Кавалли вспомнил. Будучи подростком, однажды он с родителями приезжал в Мантую и видел этого человека. Молодой придворный поэт, о котором ходили слухи, что он без ума от мадонны Атланты. Он и на самом деле боготворил сестру старого Гвидо, отвоевавшего Мантую, Он не мог долго выдержать жизнь вдали от нее и неотступно следовал за госпожой, не отвечавшей ему взаимностью. Как же состарился этот поэт и тонкий ценитель искусств! Впрочем, и он, Сандро, теперь уже не тот подросток.
— Здравствуйте, мессир Бальдассаре, — память не подвела Стража Ночи, он вспомнил имя поэта. — Давно ли вы стали библиотекарем?
Раздался мягкий голос:
— Вот уже десять лет я радуюсь мудрости мадонны Атланты, осчастливившей меня возможностью в любую минуту завести беседу с хранителями мудрости, великими умами прошлого, и не столь древними. Я с удовольствием в который раз перечитываю Петрарку и Бокаччо.
Лаура указала на лежащее возле раскрытой рукописной книги гусиное перо:
— И делаете выписки?
Бальдассаре поклонился:
— Рад приветствовать вас в одной из лучших библиотек республики.
Кавалли поторопился представить друг другу состарившегося поэта и свою спутницу.
— Так я угадала? — напомнила о своем вопросе Лаура.
— Нет, — ответил Бальдассаре, — я не делаю выписки. Я пишу сам. У меня много задуманного. Но когда все это закончу, еще не знаю, а сделать хочу много. Вот начал свои «Эпилоги» и буду писать их медленно, чтобы отделать, отчеканить так, как куют хорошую сталь для клинка. Это тоже должен быть, согласно моему замыслу, меч, только меч сатиры! А пока что я читаю наших славных поэтов. Вот посмотрите, что наметил прочесть сегодня на вечере герцога Мантуи. Два сонета!
Бальдассаре прочитал стихотворение Петрарки:
— «Душа, что делаешь, что мыслишь? Придет ли к нам покой и мир иль вечной жить борьбою?»
Лаура подхватила строчку сонета:
— «Что ждет — темно, сужу сама с собою; Взор дивный скорбен общею бедою…»
Бальдассаре улыбнулся:
— А помните Бокаччо: «Сокрылась доблесть, честь угасала, стала Италия всеобщею женой…»?
На этот раз подхватил Сандро:
— «Кастальских муз не слышно ни одной, о них не мыслят, их не чтут нимало».
— Браво! — Лаура захлопала в ладоши.
Еще недавно она и представить себе не могла Стража Ночи, который читает стихи, но вот, пожалуйста — он знает наизусть Бокаччо!
— Вы чувствуете, синьора, как это сейчас звучит в унисон с нашими сердцами? — голос Бальдассаре дрожал от волнения.
Но ни библиотекарь, ни Лаура, ни даже Страж Ночи, увлеченные разговором, не услышали шороха женского платья и не увидели, как из-за незаметно откинутого полога показалась стройная женщина высокого роста с тонкими чертами лица, в пышной одежде тусклых голубоватых тонов. На светлой парче живописно лежали блестящие каштановые волосы. Никаких лишних украшений, кроме тонкой фероньеры с крупной жемчужиной на лбу в наряде женщины не было. Темные глаза смотрели мягко.
Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:
— «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».
— Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.
На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.
Лицо женщины показалось Лауре знакомым, и, позабыв о приличиях, она спросила, не дожидаясь, когда же их представят друг другу:
— Адриана?
Дочь Сандро протянула бледную изящную руку.
— Большинство людей узнает меня благодаря сходству с отцом.
— Извините, — Лаура пожала прохладные пальцы. — Я не хотела…
— Пустяки!
Поклонившись библиотекарю и отцу, Адриана отвела девушку к одному из шкафов, заполненному книгами. В глазах дочери Сандро мелькали веселые искорки.
— Даже не будь на вас моего платья, я все равно мгновенно догадалась бы, что вы Лаура.
Девушка покраснела и опустила глаза. Ее платье было из голубого бархата, рукава украшены рубинами, в их прорезях виднелся тончайший белый шелк. Такого роскошного одеяния Лауре даже видеть никогда раньше не приходилось.
— Мадонна, я бы не осмелилась…
— Ах, перестаньте! — Адриана рассмеялась. В любом случае, голубое вам больше к лицу, нежели мне. Бог дал каждому лишь одно тело, и все наряды, сшитые для меня, мне не переносить за всю жизнь. Платьев у меня столько, что, наверное, можно было бы одеть в них всех нищих в Венеции. Иногда мне даже становится стыдно иметь столь роскошный гардероб, особенно когда я думаю о тех, кому не повезло в этой жизни так, как мне.
Лаура вспомнила, с какой нежностью Сандро несколько раз упоминал о дочери. Теперь его чувства стали ей понятны. У Адрианы было то, чего не хватало Марку-Антонио: очарование, ум, щедрость, откровенность и простота в общении.
— Благодарю вас, мадонна. Рада, что вы не рассердились из-за того, что на мне оказалось ваше платье и не стали возражать.
— Лаура! — дочь Кавалли взяла ее за руку. — А я, вообще, не только против этого не возражаю, но и против всего остального тоже, — Адриана лукаво подмигнула.
Они были сверстницами.
Страж Ночи, прервав беседу с библиотекарем, обернулся.
— Кажется, отец несколько встревожен. Пожалуй, нам пора вернуться к мужчинам, — рассмеялась Адриана.
— Ты иногда заезжаешь сюда? — удивился Сандро, когда к нему подошла дочь.
— Нет, но по пути к загородному дому герцога Мантуи, куда мы с мужем приглашены сегодня на званый вечер, я увидела у дворца Грифоне твою карету и догадалась, что ты в библиотеке. Вот как я оказалась здесь. Муж ждет меня, мы все должны поторопиться, если хотим попасть на званый вечер.
* * *
Герцог Мантуи превыше всего ценил утехи и наслаждения, был знатоком изящной словесности и искусства, покровительствовал ученым, способствовал изданию древних греческих авторов и собирал рукописи. Образованностью и утонченностью вкусов он превосходил всех своих родственников, но, увлекаясь внешней эффектностью, уступал многим в оценке истинно значительного и талантливого. В собрании картин герцога наряду со множеством серьезных работ можно было увидеть и портреты его любимых обезьянок, и четырехметрового удава, причем портрет удава по требованию заказчика был выполнен художником в натуральную величину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Мягким неслышным движением Страж Ночи отдернул темно-гранатовый занавес, на котором выступали тусклыми контурами причудливые рисунки золотканного шитья, — искусное изделие далекой Фландрии.
У стола одинокая фигура склонилась над раскрытой рукописной книгой. Читающий поднял голову и в красивом немолодом человеке с вьющимися волосами, чуть-чуть спустившимися прядью на высокий лоб, Сандро узнал знакомые черты. Боже мой, неужели?..
Кавалли вспомнил. Будучи подростком, однажды он с родителями приезжал в Мантую и видел этого человека. Молодой придворный поэт, о котором ходили слухи, что он без ума от мадонны Атланты. Он и на самом деле боготворил сестру старого Гвидо, отвоевавшего Мантую, Он не мог долго выдержать жизнь вдали от нее и неотступно следовал за госпожой, не отвечавшей ему взаимностью. Как же состарился этот поэт и тонкий ценитель искусств! Впрочем, и он, Сандро, теперь уже не тот подросток.
— Здравствуйте, мессир Бальдассаре, — память не подвела Стража Ночи, он вспомнил имя поэта. — Давно ли вы стали библиотекарем?
Раздался мягкий голос:
— Вот уже десять лет я радуюсь мудрости мадонны Атланты, осчастливившей меня возможностью в любую минуту завести беседу с хранителями мудрости, великими умами прошлого, и не столь древними. Я с удовольствием в который раз перечитываю Петрарку и Бокаччо.
Лаура указала на лежащее возле раскрытой рукописной книги гусиное перо:
— И делаете выписки?
Бальдассаре поклонился:
— Рад приветствовать вас в одной из лучших библиотек республики.
Кавалли поторопился представить друг другу состарившегося поэта и свою спутницу.
— Так я угадала? — напомнила о своем вопросе Лаура.
— Нет, — ответил Бальдассаре, — я не делаю выписки. Я пишу сам. У меня много задуманного. Но когда все это закончу, еще не знаю, а сделать хочу много. Вот начал свои «Эпилоги» и буду писать их медленно, чтобы отделать, отчеканить так, как куют хорошую сталь для клинка. Это тоже должен быть, согласно моему замыслу, меч, только меч сатиры! А пока что я читаю наших славных поэтов. Вот посмотрите, что наметил прочесть сегодня на вечере герцога Мантуи. Два сонета!
Бальдассаре прочитал стихотворение Петрарки:
— «Душа, что делаешь, что мыслишь? Придет ли к нам покой и мир иль вечной жить борьбою?»
Лаура подхватила строчку сонета:
— «Что ждет — темно, сужу сама с собою; Взор дивный скорбен общею бедою…»
Бальдассаре улыбнулся:
— А помните Бокаччо: «Сокрылась доблесть, честь угасала, стала Италия всеобщею женой…»?
На этот раз подхватил Сандро:
— «Кастальских муз не слышно ни одной, о них не мыслят, их не чтут нимало».
— Браво! — Лаура захлопала в ладоши.
Еще недавно она и представить себе не могла Стража Ночи, который читает стихи, но вот, пожалуйста — он знает наизусть Бокаччо!
— Вы чувствуете, синьора, как это сейчас звучит в унисон с нашими сердцами? — голос Бальдассаре дрожал от волнения.
Но ни библиотекарь, ни Лаура, ни даже Страж Ночи, увлеченные разговором, не услышали шороха женского платья и не увидели, как из-за незаметно откинутого полога показалась стройная женщина высокого роста с тонкими чертами лица, в пышной одежде тусклых голубоватых тонов. На светлой парче живописно лежали блестящие каштановые волосы. Никаких лишних украшений, кроме тонкой фероньеры с крупной жемчужиной на лбу в наряде женщины не было. Темные глаза смотрели мягко.
Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:
— «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».
— Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.
На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.
Лицо женщины показалось Лауре знакомым, и, позабыв о приличиях, она спросила, не дожидаясь, когда же их представят друг другу:
— Адриана?
Дочь Сандро протянула бледную изящную руку.
— Большинство людей узнает меня благодаря сходству с отцом.
— Извините, — Лаура пожала прохладные пальцы. — Я не хотела…
— Пустяки!
Поклонившись библиотекарю и отцу, Адриана отвела девушку к одному из шкафов, заполненному книгами. В глазах дочери Сандро мелькали веселые искорки.
— Даже не будь на вас моего платья, я все равно мгновенно догадалась бы, что вы Лаура.
Девушка покраснела и опустила глаза. Ее платье было из голубого бархата, рукава украшены рубинами, в их прорезях виднелся тончайший белый шелк. Такого роскошного одеяния Лауре даже видеть никогда раньше не приходилось.
— Мадонна, я бы не осмелилась…
— Ах, перестаньте! — Адриана рассмеялась. В любом случае, голубое вам больше к лицу, нежели мне. Бог дал каждому лишь одно тело, и все наряды, сшитые для меня, мне не переносить за всю жизнь. Платьев у меня столько, что, наверное, можно было бы одеть в них всех нищих в Венеции. Иногда мне даже становится стыдно иметь столь роскошный гардероб, особенно когда я думаю о тех, кому не повезло в этой жизни так, как мне.
Лаура вспомнила, с какой нежностью Сандро несколько раз упоминал о дочери. Теперь его чувства стали ей понятны. У Адрианы было то, чего не хватало Марку-Антонио: очарование, ум, щедрость, откровенность и простота в общении.
— Благодарю вас, мадонна. Рада, что вы не рассердились из-за того, что на мне оказалось ваше платье и не стали возражать.
— Лаура! — дочь Кавалли взяла ее за руку. — А я, вообще, не только против этого не возражаю, но и против всего остального тоже, — Адриана лукаво подмигнула.
Они были сверстницами.
Страж Ночи, прервав беседу с библиотекарем, обернулся.
— Кажется, отец несколько встревожен. Пожалуй, нам пора вернуться к мужчинам, — рассмеялась Адриана.
— Ты иногда заезжаешь сюда? — удивился Сандро, когда к нему подошла дочь.
— Нет, но по пути к загородному дому герцога Мантуи, куда мы с мужем приглашены сегодня на званый вечер, я увидела у дворца Грифоне твою карету и догадалась, что ты в библиотеке. Вот как я оказалась здесь. Муж ждет меня, мы все должны поторопиться, если хотим попасть на званый вечер.
* * *
Герцог Мантуи превыше всего ценил утехи и наслаждения, был знатоком изящной словесности и искусства, покровительствовал ученым, способствовал изданию древних греческих авторов и собирал рукописи. Образованностью и утонченностью вкусов он превосходил всех своих родственников, но, увлекаясь внешней эффектностью, уступал многим в оценке истинно значительного и талантливого. В собрании картин герцога наряду со множеством серьезных работ можно было увидеть и портреты его любимых обезьянок, и четырехметрового удава, причем портрет удава по требованию заказчика был выполнен художником в натуральную величину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89