Люсьен никак не мог понять, что так привлекало его в провинциальной девчонке. Он знал и более красивых женщин, более изящных и страстных. Но по ночам в своем воображении, независимо от того, кто из умелых куртизанок был в его постели, сжимал он в объятиях именно Эвелин. Эвелин, чей журчащий смех Люсьен хотел слышать в своем пустом лондонском доме. Эвелин, чей наивный энтузиазм способствовал тому, что время, проведенное с ней, вытесняло из памяти все его утехи с искусными любовницами.
Эвелин, которая не доверяла ему!
Сидя перед камином, Люсьен рассматривал высвеченные огнем полированные фигурки, расставленные на шахматной доске. Вспоминал смущение Эвелин, когда он учил ее играть в шахматы... обнаженной, ее решимость действовать изощренно, несмотря на то, что она была скована своей невинностью.
Люсьен взял с доски белую королеву, покрутил ее в руке. Может быть, у них все же был какой-то шанс. Может, ему следовало увидеться с ней, убедиться, что с ней все в порядке.
Люсьен закрыл глаза и крепко сжал пальцами шахматную фигурку, словно опасаясь, что королева ускользнет от него. Хотя с ней, несомненно, все в порядке. Ведь есть же у нее отец, который позаботится о ней.
Барон приходил к нему в день его отъезда из Корнуолла. Люсьен вспомнил красное от ярости пухлое лицо барона и как тот вопил о чести и требовал удовлетворения. Чезвик узнал об их отношениях, когда Эвелин вернулась в то утро домой с его расписками. Люсьен отказался от дуэли.
Барон недоуменно глядел, как Люсьен прошел мимо него и сел в карету, которая должна была доставить его в Лондон. Люсьен и сам толком не мог объяснить некоторые свои поступки. Раньше он никогда не уклонялся от дуэлей, тем более таких, которые заведомо сулили ему победу. Однако, понимая, что барон был вправе гневаться на него, и не испытывая страха перед дуэлью, вызова он не принял.
Из-за Эвелин.
Даже если она и не верит в его благородство, Люсьен сделал это. Согласно их договору, она должна была провести три ночи в его постели в обмен на долг ее отца и его жизнь. Она выполнила свои обязательства, он должен был выполнить свои.
Боль от впившейся острыми краями в ладонь шахматной фигурки вернула его к действительности. Люсьен бросил ее на доску. Королева прокатилась по доске, отбросила в сторону пешку и повалила черного короля.
В комнату вошел лондонский дворецкий Люсьена, Эммонс, и объявил:
– Мистер Данте Уэксфорд.
Быстро вошедший в комнату вслед за дворецким Данте застал друга мрачно разглядывающим раскатившиеся по доске шахматные фигуры.
– Господи, Люсьен, ты еще не одет! – Сам Данте был в элегантном вечернем костюме черного цвета, на фоне которого контрастно выделялся белоснежный галстук со сверкающей бриллиантовой булавкой. Его руки в безукоризненно белых перчатках сжимали стильную трость. Он скептически осмотрел не столь изысканный наряд Люсьена. – Ты ведь не собираешься появиться на балу у леди Престинг в этом?
Люсьен озабоченно вздохнул.
– Мои извинения, Данте. Я совсем забыл об этом.
– Опять? Люсьен, ты хоть представляешь себе, что за два месяца ты побывал всего на каких-то шести раутах? А ведь раньше ты мог обойти столько домов за одну только ночь.
– Я знаю. – Люсьен снова взял с доски белую королеву и стал ее разглядывать. – Думаю, я утратил интерес к суетности лондонского общества.
– Ты... – уставился на него изумленный Данте. – Ты же это не серьезно?
– Отнюдь. – Люсьен поднялся, опуская шахматную фигурку в карман. – Бренди?
– Я не хочу бренди. – Данте следил за Люсьеном, который подошел к стоявшему на столике графину. – Но не присутствовать на зимнем балу у леди Престинг...
Люсьен хохотнул:
– Это всего лишь один бал, Данте. Будут и другие балы.
– Уже были другие. – Люсьен начал наливать бренди, когда Данте схватил его за рукав. Напиток пролился на стол – Ты не посетил ни один из них.
Люсьен холодно покосился на руку Данте, вцепившуюся в его рукав.
– Ты забываешься.
– Не говори со мной таким тоном. – Данте все же отступил назад, в его карих глазах сквозила обида. – Хоть твой отец и признал тебя, ты ничем не лучше меня.
– Может быть, перестанешь твердить об этом? – Люсьен с громким стуком поставил графин. – Не от меня же это зависело. Отец признал, что проявил неосторожность в отношениях с любовницей, и взял сына под опеку. Вот и все.
– Ты бы не так говорил, если бы тебя не допускали в свет, как меня.
Люсьен закатил глаза и с наполненным бокалом направился назад к своему креслу.
– Опять о том же, Данте?
– Да, опять о том же. – Данте преградил ему путь, и Люсьен поразился выражению страдания на лице друга. – Моему отцу наплевать на мое существование. Я не получил такого образования, как ты. Единственное, что помогает мне выжить, – это мое умение играть в карты.
– Я это знаю, – с сочувствием в голосе промолвил Люсьен, глядя в бокал с бренди; затем сделал глоток.
– Мне не нужна твоя жалость, черт побери! – Данте отвернулся. – Думаешь, мне нравится то, что, в общем-то, от тебя зависит моя жизнь? Без твоего доступа в свет у меня вообще не было бы никаких шансов. Ведь только стрижка этих высокопородных «овец» кормит меня и дает возможность прикрыть свою задницу одеждой.
– И это я знаю, – сказал Люсьен уже тише и более спокойным тоном. – Я пойду с тобой к леди Престинг. – Он допил бренди.
– Превосходно! – Данте улыбнулся и направился к графину с бренди.
С тоской поглядев вслед Данте, Люсьен поставил свой бокал на стол. Он чувствовал себя неловко из-за этой сцены. Данте был самым близким его другом, но Люсьен никогда не знал, что сказать ему, когда того переполняли эмоции. Проще всего было сделать то, чего хотел в этот момент Данте.
Люсьену никогда не удавалось достойно выходить из эмоционально обостренных ситуаций. Это подтверждалось и неудачей в случае с Эвелин.
– Я быстро.
Данте проводил взглядом покидавшего комнату Люсьена, и улыбка сползла с его лица. Он облегченно вздохнул и, достав элегантный платок, промокнул выступившие над бровями бисеринки пота. Данте боялся, что Люсьена не удастся убедить отказаться от добровольного затворничества и что, несмотря на все доводы в пользу поездки на бал к леди Престинг, он будет настаивать на своем намерении остаться дома, А такая перспектива была для Данте гибельной.
Пряча платок в карман, Данте отметил, что у него дрожат руки. Проклятие!
Он подошел к буфету и налил себе еще бренди. Ему необходимо сохранять спокойствие. Люсьен не должен ничего заподозрить. Сделав глоток, Данте прикрыл глаза, ощущая, как напиток обжигает его гортань. Он испытывал чувство вины.
Неужели он смог так поступить? Неужели он способен на такое? Люсьен был его лучшим другом и всегда позволял Данте таскаться за собой, уцепившись за его фалды, в то время как сам он без труда прокладывал себе дорогу в свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Эвелин, которая не доверяла ему!
Сидя перед камином, Люсьен рассматривал высвеченные огнем полированные фигурки, расставленные на шахматной доске. Вспоминал смущение Эвелин, когда он учил ее играть в шахматы... обнаженной, ее решимость действовать изощренно, несмотря на то, что она была скована своей невинностью.
Люсьен взял с доски белую королеву, покрутил ее в руке. Может быть, у них все же был какой-то шанс. Может, ему следовало увидеться с ней, убедиться, что с ней все в порядке.
Люсьен закрыл глаза и крепко сжал пальцами шахматную фигурку, словно опасаясь, что королева ускользнет от него. Хотя с ней, несомненно, все в порядке. Ведь есть же у нее отец, который позаботится о ней.
Барон приходил к нему в день его отъезда из Корнуолла. Люсьен вспомнил красное от ярости пухлое лицо барона и как тот вопил о чести и требовал удовлетворения. Чезвик узнал об их отношениях, когда Эвелин вернулась в то утро домой с его расписками. Люсьен отказался от дуэли.
Барон недоуменно глядел, как Люсьен прошел мимо него и сел в карету, которая должна была доставить его в Лондон. Люсьен и сам толком не мог объяснить некоторые свои поступки. Раньше он никогда не уклонялся от дуэлей, тем более таких, которые заведомо сулили ему победу. Однако, понимая, что барон был вправе гневаться на него, и не испытывая страха перед дуэлью, вызова он не принял.
Из-за Эвелин.
Даже если она и не верит в его благородство, Люсьен сделал это. Согласно их договору, она должна была провести три ночи в его постели в обмен на долг ее отца и его жизнь. Она выполнила свои обязательства, он должен был выполнить свои.
Боль от впившейся острыми краями в ладонь шахматной фигурки вернула его к действительности. Люсьен бросил ее на доску. Королева прокатилась по доске, отбросила в сторону пешку и повалила черного короля.
В комнату вошел лондонский дворецкий Люсьена, Эммонс, и объявил:
– Мистер Данте Уэксфорд.
Быстро вошедший в комнату вслед за дворецким Данте застал друга мрачно разглядывающим раскатившиеся по доске шахматные фигуры.
– Господи, Люсьен, ты еще не одет! – Сам Данте был в элегантном вечернем костюме черного цвета, на фоне которого контрастно выделялся белоснежный галстук со сверкающей бриллиантовой булавкой. Его руки в безукоризненно белых перчатках сжимали стильную трость. Он скептически осмотрел не столь изысканный наряд Люсьена. – Ты ведь не собираешься появиться на балу у леди Престинг в этом?
Люсьен озабоченно вздохнул.
– Мои извинения, Данте. Я совсем забыл об этом.
– Опять? Люсьен, ты хоть представляешь себе, что за два месяца ты побывал всего на каких-то шести раутах? А ведь раньше ты мог обойти столько домов за одну только ночь.
– Я знаю. – Люсьен снова взял с доски белую королеву и стал ее разглядывать. – Думаю, я утратил интерес к суетности лондонского общества.
– Ты... – уставился на него изумленный Данте. – Ты же это не серьезно?
– Отнюдь. – Люсьен поднялся, опуская шахматную фигурку в карман. – Бренди?
– Я не хочу бренди. – Данте следил за Люсьеном, который подошел к стоявшему на столике графину. – Но не присутствовать на зимнем балу у леди Престинг...
Люсьен хохотнул:
– Это всего лишь один бал, Данте. Будут и другие балы.
– Уже были другие. – Люсьен начал наливать бренди, когда Данте схватил его за рукав. Напиток пролился на стол – Ты не посетил ни один из них.
Люсьен холодно покосился на руку Данте, вцепившуюся в его рукав.
– Ты забываешься.
– Не говори со мной таким тоном. – Данте все же отступил назад, в его карих глазах сквозила обида. – Хоть твой отец и признал тебя, ты ничем не лучше меня.
– Может быть, перестанешь твердить об этом? – Люсьен с громким стуком поставил графин. – Не от меня же это зависело. Отец признал, что проявил неосторожность в отношениях с любовницей, и взял сына под опеку. Вот и все.
– Ты бы не так говорил, если бы тебя не допускали в свет, как меня.
Люсьен закатил глаза и с наполненным бокалом направился назад к своему креслу.
– Опять о том же, Данте?
– Да, опять о том же. – Данте преградил ему путь, и Люсьен поразился выражению страдания на лице друга. – Моему отцу наплевать на мое существование. Я не получил такого образования, как ты. Единственное, что помогает мне выжить, – это мое умение играть в карты.
– Я это знаю, – с сочувствием в голосе промолвил Люсьен, глядя в бокал с бренди; затем сделал глоток.
– Мне не нужна твоя жалость, черт побери! – Данте отвернулся. – Думаешь, мне нравится то, что, в общем-то, от тебя зависит моя жизнь? Без твоего доступа в свет у меня вообще не было бы никаких шансов. Ведь только стрижка этих высокопородных «овец» кормит меня и дает возможность прикрыть свою задницу одеждой.
– И это я знаю, – сказал Люсьен уже тише и более спокойным тоном. – Я пойду с тобой к леди Престинг. – Он допил бренди.
– Превосходно! – Данте улыбнулся и направился к графину с бренди.
С тоской поглядев вслед Данте, Люсьен поставил свой бокал на стол. Он чувствовал себя неловко из-за этой сцены. Данте был самым близким его другом, но Люсьен никогда не знал, что сказать ему, когда того переполняли эмоции. Проще всего было сделать то, чего хотел в этот момент Данте.
Люсьену никогда не удавалось достойно выходить из эмоционально обостренных ситуаций. Это подтверждалось и неудачей в случае с Эвелин.
– Я быстро.
Данте проводил взглядом покидавшего комнату Люсьена, и улыбка сползла с его лица. Он облегченно вздохнул и, достав элегантный платок, промокнул выступившие над бровями бисеринки пота. Данте боялся, что Люсьена не удастся убедить отказаться от добровольного затворничества и что, несмотря на все доводы в пользу поездки на бал к леди Престинг, он будет настаивать на своем намерении остаться дома, А такая перспектива была для Данте гибельной.
Пряча платок в карман, Данте отметил, что у него дрожат руки. Проклятие!
Он подошел к буфету и налил себе еще бренди. Ему необходимо сохранять спокойствие. Люсьен не должен ничего заподозрить. Сделав глоток, Данте прикрыл глаза, ощущая, как напиток обжигает его гортань. Он испытывал чувство вины.
Неужели он смог так поступить? Неужели он способен на такое? Люсьен был его лучшим другом и всегда позволял Данте таскаться за собой, уцепившись за его фалды, в то время как сам он без труда прокладывал себе дорогу в свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73