– В один прекрасный день король все-таки поймет, что конца сумасбродствам этого человека не будет, – предрекла Элеонора. – Приходит время, когда даже братская любовь иссякает, и меня удивляет лишь то, что это время еще не настало.
– Насколько я понял, до лорда Ричарда эти слухи еще не дошли. Похоже, никто не решается сказать ему об этом, чтобы не разбить ему сердце, – заметил Эдуард.
В конце марта холода наконец отступили, и с внезапным приходом тепла «Имение Морлэндов» сутками окутывал туман. Джокоза все никак не могла оправиться от родов, и Энис по секрету сообщила Элеоноре, что вообще сомневается, удастся ли француженке когда-нибудь полностью выздороветь. Джокозу охватила какая-то непонятная тоска, которая, казалось, взяла верх над природным спокойным добродушием молодой женщины. Нед спал отдельно от неё, и хотя это делалось для её же блага, Джокозу это обстоятельство угнетало еще больше. Единственное, что примиряло её с Англией, была её любовь к Неду, а теперь, когда женщина считала, что он охладел к ней, в жизни у неё не осталось никаких интересов.
Теплая туманная погода принесла с собой обычные насморки и простуды, осложнившиеся в этом году, что было гораздо хуже, вспышкой сифилиса. Опустошив юг страны, зараза добралась теперь и сюда. Начавшись в Ковентри, эпидемия постепенно расползлась по северу и в первые дни апреля пришла и в «Имение Морлэндов», атаковав, как всегда, самого слабого члена семьи. Сначала никто ничего даже не заметил: Джокоза все время была слабой и раздражительной, и когда она стала еще слабее и раздражительнее, никто не обратил на это внимания. Только случайно Элеонора обнаружила, что с француженкой не все в порядке. Элеонора вошла в комнату, где Сесили, как обычно, читала больной вслух, и сказала своей внучке, что той пора собираться домой.
– Твой муж скоро вообще перестанет понимать, зачем он женился на тебе, если ты проводишь так много времени в отчем доме, – пошутила Элеонора, а потом повернулась к Джокозе. – А как ты сегодня чувствуешь себя, ma fille? Выглядишь ты получше, даже румянец появился на щеках. – Она склонилась над больной и отбросила прядь волос, упавшую Джокозе на глаза. – Да ты же вся горишь! – воскликнула Элеонора и, положив руку француженке на лоб, почувствовала под кожей предательские бугорки, словно огуречные семечки под тонкой тканью.
Элеонора побледнела, и Сесили, увидев выражение её лица, воскликнула в испуге:
– Бабушка, что случилось?
Элеонора приложила палец к губам – Джокозу не стоило тревожить – и с многозначительным видом убрала руку с её лба.
Сесили повторила жест бабки, нащупала бугорки, в первый момент не поняла их значения, а потом, когда сообразила, что к чему, глаза у неё расширились и рука взлетела к горлу.
– Пресвятой Боже! – прошептала молодая женщина и машинально перекрестилась. – Сифилис! – тихо продолжила она, и глаза её расширились от ужаса. – Мой ребенок! Я же все время была с ней. Ох, бабушка...
– Ш-ш-ш, – предостерегающе зашипела на внучку Элеонора, когда та чуть не закричала. – её нельзя расстраивать. Выходи отсюда, я приду к тебе.
– В чем дело, бабушка? – спросила и Джокоза, почувствовав, что что-то не в порядке.
– Ничего, ничего, отдыхай. Сесили стало нехорошо, вот и все. Я пришлю к тебе Энис. Ложись и не волнуйся.
Джокоза постаралась поудобнее устроить пылающую голову на подушке, но начавшийся жар был уже слишком силен, чтобы бедняжка могла ясно понимать, что говорит Элеонора. Джокоза пробормотала что-то по-французски, с первыми признаками болезни напрочь забыв весь свой запас английских слов, и едва заметила, как Элеонора медленно вышла из спальни. За дверью бабку ждала заплаканная Сесили.
– О, бабушка, что мне делать? Я теперь обязательно заболею, ведь я все время была с ней! А мой ребенок? Я потеряю своего ребенка! О, зачем она появилась здесь! Зачем я сидела и читала ей – этой неблагодарной французской потаскушке. Зачем Неду надо было жениться на ней, а не на какой-нибудь достойной английской девушке? О, что мне делать, что мне делать?..
– Успокойся, Сесили, или я ударю тебя, – прикрикнула на неё Элеонора. – Почему ты так уверена, что подцепила эту пакость? Ты молода и здорова – Джокоза слаба и больна. Может, и с ребенком все будет хорошо... Но домой тебе ехать теперь, конечно, нельзя – ты будешь только разносить заразу. Придется тебе оставаться здесь, пока опасность не минует. Я немедленно приготовлю тебе лекарство, и впредь держись подальше от Джокозы, да и от всех прочих – тоже. Домой тебе можно будет вернуться не раньше чем через неделю. А теперь спустись вниз и пришли мне Энис, а потом садись в Зимнем зале и жди меня.
Сесили ушла, приободренная уверенным тоном Элеоноры. Но наверх поднялась не Энис, а Хелен.
– Энис плохо себя чувствует, – сказала красавица. – Она пошла прилечь, а я подумала, что если Джокозе нехорошо, то от меня будет больше прока, чем от какой-нибудь горничной.
Элеонора объяснила дочери, что произошло, и они с ужасом посмотрели друг на друга.
– И Энис тоже, – тихо проговорила Элеонора. – Только не это. Господи, только не это!
– Нам остается только молиться, – ответила Хелен. – Матушка, как вы думаете, Сесили тоже заразилась?
– Пока не знаю. Возможно, с ней все и обойдется – она молода и здорова. Но... я не знаю. Хелен, тебе надо держаться подальше от этой комнаты. Я сама буду ухаживать за Джокозой, а помогать мне будет Беатрис. Я не хочу, чтобы еще и ты подхватила эту гадость.
– Нет, матушка, – твердо возразила Хелен. – Я буду вам лучшей помощницей, чем служанка, и вы это прекрасно знаете. Не беспокойтесь, вдвоем мы справимся.
Элеонора с любовью посмотрела на дочь.
– Какая ты сильная, дорогая Хелен, – проговорила она. – Ну что же, помогай мне, если хочешь. Я рада, что ты здесь. А теперь нам надо все продумать. Детей нельзя даже близко подпускать сюда, и кого-нибудь надо послать за врачом...
Гробовая тишина воцарилась в доме Морлэндов, когда там поселилась болезнь и начала свою страшную работу. Элеонора изолировала заболевших женщин, надеясь предотвратить распространение заразы, и сама, с помощью Хелен, Лиз и собственной горничной – Беатрис, ухаживала за несчастными. Сначала казалось, что усилия Элеоноры увенчались успехом, но на третий день заболело еще двое слуг, а на четвертый Сесили обнаружила у себя пятна на коже и с криком прибежала к бабушке, плача, как маленький ребенок, и умоляя, чтобы та сказала ей, что это неправда.
Врач был настроен оптимистически.
– Это не самый тяжелый вид сифилиса, – заявил он. – Для тех, кто молод и здоров, есть надежда выкарабкаться. Думаю, молодая госпожа выздоровеет... Но боюсь, что те, кто стар или слаб, вряд ли сумеют справиться с болезнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156