Но Роберт все равно не желал отречься от человека, которому был обязан столь многим, хотя трудно было сомневаться в том, что лорд Эдмунд осужден справедливо и что, если его когда-нибудь и освободят, то только благодаря вмешательству королевы. Впрочем, Роберт, хоть и с неохотой, согласился не поддерживать больше партию Бьюфорта деньгами и людьми, одновременно решительно отказавшись предоставить такую поддержку партии Йорка, из-за чего жестко разругался с Элеонорой, предложившей ему это.
Рождество Морлэнды отметили очень тихо, без всяких гостей, если не считать Хелен с мужем и мистера Шоу с дочерью Сесили, серьезной двенадцатилетней девочкой. Хелен мало изменилась со времени своей свадьбы. Она была счастлива с мужем, который до невозможности гордился красавицей женой и одевал её в роскошные наряды, сшитые по самой последней моде; правда, супругов уже начинало беспокоить, что у них все не было и не было детей; из-за этих переживаний Хелен тоже была бледной и осунувшейся, хотя рядом со своей младшей сестрой казалась просто цветущей розой. Изабелла же резко повзрослела. В ней не было больше ни ребяческой лихости, ни бесшабашной отваги. Теперь Изабелла нервно вздрагивала при каждом шуме, раздражалась от детских шалостей и едва разговаривала, постоянно погруженная в мрачные мысли о своей утраченной любви и о своих несчастьях, случившихся по чьей-то злой воле. Единственным человеком, с которым Изабелла хоть изредка перебрасывалась словами, был Джоб; он изо всех сил старался утешить бедняжку, впрочем, без особого успеха.
С приходом весны дела, казалось, пошли на лад. Элеонора опять зачала и в новом приливе сил, что бывало с ней в первые месяцы беременности, попыталась уговорить мужа вкладывать капитал не только в шерсть, но и в производство тканей из этой шерсти.
– Это принесет в будущем большой доход, – доказывала Элеонора. – Славные дни поставщиков шерсти – в прошлом. Слишком велика конкуренция, а теперь, когда Франция для нас потеряна, мы уже не можем сами назначать цены, как привыкли делать это раньше.
Роберт и слышать не хотел об этом.
– Дела поставщиков шерсти всегда будут идти отлично! – горячился он. – Шерсть нужна всем, а лучшей шерсти, чем английская, нет. Это тебе любой скажет.
– Разумеется, всем нужна шерсть – но для чего?! Господи, ну конечно же, для того, чтобы превратить её в материю! – восклицала Элеонора. – Они покупают нашу дешевую шерсть, изготовляют из неё ткани и продают их гораздо дороже, мой милый.
– Наша шерсть вовсе не дешевая, – ворчал в ответ Роберт – Мы следим за этим.
– О, да, великий глава гильдии оптовиков, я знаю это, и все-таки они делают на этом деньги, большие деньги. Ты только посмотри, сколько нам приходится платить за отрез прекрасного линкольна или керси! Неужели ты не понимаешь, что это – второй шаг? Ведь первый мы однажды уже сделали! Тогда мы сами стали продавать шерсть, минуя перекупщиков и оптовиков. Почему бы Нам теперь не завести собственную ткацкую мастерскую, которая будет использовать нашу же шерсть, и не получать прибыль, попадающую сейчас в руки тех, кто торгует сукном?
Но Роберта невозможно было переубедить. Он раз и навсегда избрал свой путь и даже не думал сворачивать в сторону. Ему нравилось прочное и надежное положение богатого купца и совсем не улыбалось начинать все сначала и ввязываться в новое незаконное дело.
– Ты хочешь, чтобы я лишил продавцов тканей куска хлеба, – говорил он. – Что случится со страной, если каждый будет заниматься не своим делом? Нет, нет, жена, я – торговец шерстью, торговцем шерстью и останусь. – Роберт нежно потрепал Элеонору по руке. – Всегда-то у тебя в голове бродят всякие сумасшедшие мысли. Вечно ты ищешь чего-то нового.
– А ты похож на тех стариков, которые страшно негодовали, когда мы строили камины с трубами в нашем новом доме, и предрекали нам неминуемую погибель, если мы не будем дышать дымом, – с улыбкой отвечала Элеонора. Она и не надеялась выиграть эту битву с первого же раза.
В апреле герцог Йоркский был назначен лордом-протектором; теперь он фактически заменял короля до тех пор, пока к тому не вернется рассудок – если это вообще когда-нибудь случится. Элеонора напрасно боялась за жизнь Ричарда. Первое, что он сделал, став правителем Англии, – это собрал всех знатных людей страны и принудил их присягнуть на верность малолетнему принцу Эдуарду. Это, возможно, на какое-то время успокоило королеву; она вроде бы больше не жаждала крови Ричарда. Он восстановил порядок в бурлящем королевстве, подавляя бунты и верша правосудие – честно и беспристрастно. Казалось, что наконец-то начали возвращаться старые добрые времена и несчастная страна успокаивается под властью сильного и мудрого правителя; так было при Ричарде и в Ирландии – и возможно, думала Элеонора, даже хорошо, что судьба когда-то забросила его туда.
Теперь Роберту пришлось согласиться, что приход к власти доброго герцога Йоркского оказался для королевства величайшим благом и что Ричард был единственным, кто мог дать Англии надежду на мир и спокойствие. В конце концов Роберт и сам перешел на сторону Йорка, послав тому письмо, в котором заверил герцога в своей преданности и предложил правительству денег, если в таковых явится нужда. Вскоре от герцога пришел теплый ответ: Ричард благодарил Морлэнда за готовность помочь и обещал помнить об этом дружеском жесте. Все это немедленно погрузило Элеонору в мысли о той лунной ночи, когда Ричард целовал её, а она поклялась ему в верности.
Осенью Элеоноре пришлось с грустью распрощаться со своим любимым сыном Томасом; мальчику исполнилось тринадцать лет, и его отправили в Тринити Холл, в Кембридж, изучать право. Вообще-то в первую очередь этого хотела сама Элеонора, но и Роберт от всей души поддержал жену.
– Нам не обойтись в делах без человека, разбирающегося в законах, – признал он. Но одно дело – строить планы, и совсем другое – расставаться с прелестным, очаровательным мальчиком, который всегда был для Элеоноры главным утешением во всех горестях и бедах.
– Не волнуйтесь, матушка, – сказал Томас перед разлукой. – Я буду приезжать на каникулы, когда смогу.
– Вот именно, когда сможешь, – печально ответила Элеонора. – Хорошо, мой дорогой, не беспокойся о деньгах. Если нехватка денег – это единственное, что помешает тебе навещать нас, только дай мне знать, и я немедленно вышлю тебе, сколько надо.
– Учись упорно, дитя мое, и во всем слушайся своих наставников, – напутствовал сына Роберт.
– И смотри не пристрастись к вину, как, я слышала, случается с другими мальчиками, – резко добавила Элеонора. – Эль – это все, что тебе нужно в твоем возрасте.
Томас ухмыльнулся.
– Хорошо, матушка, я буду помнить ваши слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Рождество Морлэнды отметили очень тихо, без всяких гостей, если не считать Хелен с мужем и мистера Шоу с дочерью Сесили, серьезной двенадцатилетней девочкой. Хелен мало изменилась со времени своей свадьбы. Она была счастлива с мужем, который до невозможности гордился красавицей женой и одевал её в роскошные наряды, сшитые по самой последней моде; правда, супругов уже начинало беспокоить, что у них все не было и не было детей; из-за этих переживаний Хелен тоже была бледной и осунувшейся, хотя рядом со своей младшей сестрой казалась просто цветущей розой. Изабелла же резко повзрослела. В ней не было больше ни ребяческой лихости, ни бесшабашной отваги. Теперь Изабелла нервно вздрагивала при каждом шуме, раздражалась от детских шалостей и едва разговаривала, постоянно погруженная в мрачные мысли о своей утраченной любви и о своих несчастьях, случившихся по чьей-то злой воле. Единственным человеком, с которым Изабелла хоть изредка перебрасывалась словами, был Джоб; он изо всех сил старался утешить бедняжку, впрочем, без особого успеха.
С приходом весны дела, казалось, пошли на лад. Элеонора опять зачала и в новом приливе сил, что бывало с ней в первые месяцы беременности, попыталась уговорить мужа вкладывать капитал не только в шерсть, но и в производство тканей из этой шерсти.
– Это принесет в будущем большой доход, – доказывала Элеонора. – Славные дни поставщиков шерсти – в прошлом. Слишком велика конкуренция, а теперь, когда Франция для нас потеряна, мы уже не можем сами назначать цены, как привыкли делать это раньше.
Роберт и слышать не хотел об этом.
– Дела поставщиков шерсти всегда будут идти отлично! – горячился он. – Шерсть нужна всем, а лучшей шерсти, чем английская, нет. Это тебе любой скажет.
– Разумеется, всем нужна шерсть – но для чего?! Господи, ну конечно же, для того, чтобы превратить её в материю! – восклицала Элеонора. – Они покупают нашу дешевую шерсть, изготовляют из неё ткани и продают их гораздо дороже, мой милый.
– Наша шерсть вовсе не дешевая, – ворчал в ответ Роберт – Мы следим за этим.
– О, да, великий глава гильдии оптовиков, я знаю это, и все-таки они делают на этом деньги, большие деньги. Ты только посмотри, сколько нам приходится платить за отрез прекрасного линкольна или керси! Неужели ты не понимаешь, что это – второй шаг? Ведь первый мы однажды уже сделали! Тогда мы сами стали продавать шерсть, минуя перекупщиков и оптовиков. Почему бы Нам теперь не завести собственную ткацкую мастерскую, которая будет использовать нашу же шерсть, и не получать прибыль, попадающую сейчас в руки тех, кто торгует сукном?
Но Роберта невозможно было переубедить. Он раз и навсегда избрал свой путь и даже не думал сворачивать в сторону. Ему нравилось прочное и надежное положение богатого купца и совсем не улыбалось начинать все сначала и ввязываться в новое незаконное дело.
– Ты хочешь, чтобы я лишил продавцов тканей куска хлеба, – говорил он. – Что случится со страной, если каждый будет заниматься не своим делом? Нет, нет, жена, я – торговец шерстью, торговцем шерстью и останусь. – Роберт нежно потрепал Элеонору по руке. – Всегда-то у тебя в голове бродят всякие сумасшедшие мысли. Вечно ты ищешь чего-то нового.
– А ты похож на тех стариков, которые страшно негодовали, когда мы строили камины с трубами в нашем новом доме, и предрекали нам неминуемую погибель, если мы не будем дышать дымом, – с улыбкой отвечала Элеонора. Она и не надеялась выиграть эту битву с первого же раза.
В апреле герцог Йоркский был назначен лордом-протектором; теперь он фактически заменял короля до тех пор, пока к тому не вернется рассудок – если это вообще когда-нибудь случится. Элеонора напрасно боялась за жизнь Ричарда. Первое, что он сделал, став правителем Англии, – это собрал всех знатных людей страны и принудил их присягнуть на верность малолетнему принцу Эдуарду. Это, возможно, на какое-то время успокоило королеву; она вроде бы больше не жаждала крови Ричарда. Он восстановил порядок в бурлящем королевстве, подавляя бунты и верша правосудие – честно и беспристрастно. Казалось, что наконец-то начали возвращаться старые добрые времена и несчастная страна успокаивается под властью сильного и мудрого правителя; так было при Ричарде и в Ирландии – и возможно, думала Элеонора, даже хорошо, что судьба когда-то забросила его туда.
Теперь Роберту пришлось согласиться, что приход к власти доброго герцога Йоркского оказался для королевства величайшим благом и что Ричард был единственным, кто мог дать Англии надежду на мир и спокойствие. В конце концов Роберт и сам перешел на сторону Йорка, послав тому письмо, в котором заверил герцога в своей преданности и предложил правительству денег, если в таковых явится нужда. Вскоре от герцога пришел теплый ответ: Ричард благодарил Морлэнда за готовность помочь и обещал помнить об этом дружеском жесте. Все это немедленно погрузило Элеонору в мысли о той лунной ночи, когда Ричард целовал её, а она поклялась ему в верности.
Осенью Элеоноре пришлось с грустью распрощаться со своим любимым сыном Томасом; мальчику исполнилось тринадцать лет, и его отправили в Тринити Холл, в Кембридж, изучать право. Вообще-то в первую очередь этого хотела сама Элеонора, но и Роберт от всей души поддержал жену.
– Нам не обойтись в делах без человека, разбирающегося в законах, – признал он. Но одно дело – строить планы, и совсем другое – расставаться с прелестным, очаровательным мальчиком, который всегда был для Элеоноры главным утешением во всех горестях и бедах.
– Не волнуйтесь, матушка, – сказал Томас перед разлукой. – Я буду приезжать на каникулы, когда смогу.
– Вот именно, когда сможешь, – печально ответила Элеонора. – Хорошо, мой дорогой, не беспокойся о деньгах. Если нехватка денег – это единственное, что помешает тебе навещать нас, только дай мне знать, и я немедленно вышлю тебе, сколько надо.
– Учись упорно, дитя мое, и во всем слушайся своих наставников, – напутствовал сына Роберт.
– И смотри не пристрастись к вину, как, я слышала, случается с другими мальчиками, – резко добавила Элеонора. – Эль – это все, что тебе нужно в твоем возрасте.
Томас ухмыльнулся.
– Хорошо, матушка, я буду помнить ваши слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156