– Мистер Тистлвуд, вы мой узник. Тистлвуд остался совершенно спокоен.
– Я не стану сопротивляться, – сказал он.
– Где ваши пистолеты?
– У меня нет пистолетов.
Обыск действительно не обнаружил ничего, кроме кремня и нескольких зарядов. Тистлвуд собирался недолго, так как спал, не снимая одежды. Его повезли к лорду Сидмуту на допрос.
Заговорщиков привозили и допрашивали поочередно. Перед домом лорда Сидмута кишела толпа любопытных. С прибытием каждой новой кареты поднимался шум. После ночной драки и погони заговорщики выглядели не очень геройски – серые лица, царапины, синяки, кровь, изорванная одежда.
– Плохой народ! – качали головами в толпе, а многие выражали желание, чтобы арестованных доставили не в Тауэр, а в Бедлам.
Среди прочих зевак в толпе суетился Том Престон, против которого не было улик и которого поэтому не арестовали. Однако он надеялся сделаться вновь, как и четыре года назад, народным героем и требовал у полицейских, стоявших у дверей, чтобы его также отвели к министрам. Полицейские отвечали ему смехом. Каждый раз, когда дверь открывалась и из нее выводили очередного заговорщика, Престон кричал, что теперь его очередь. Его отталкивали, а он вопил о том, что жаждет идти на допрос, ибо душа у него в эту минуту так велика, как ни у одного человека на свете.
– Если Творцу угодно, чтобы я погиб за дело свободы, – восклицал он, – то да будет Его святая воля. Это будет для меня торжество, чистое торжество!
Наконец, видя, что все его друзья перебывали наверху, он пришел в неистовство:
– Министры меня боятся! Я им задал в первый раз такого трезвону, что они более не желают встречи со мной!
По решению министров восьмерых арестованных – Тистлвуда, Бранта, Ингса, Дэвидсона, Тида и их товарищей, Уилсона, Моньюмента и Гаррисона, – после допроса отправили в Тауэр, прочих – в Колбадскую тюрьму.
Арестованных сковали по двое, и капитан Эрлингтон с эскортом солдат повез их в Тауэр. Гарнизон в крепости был поставлен под ружье. С того времени, как Престон, Тистлвуд и Уотсон оставили Тауэр в 1816 году, количество солдат в крепости было уменьшено до десяти человек; но теперь за один час гарнизон Тауэра вырос до пятидесяти гренадер.
Заключенные были размещены, в нескольких башнях. Тистлвуд получил почетнейшее жилище – Кровавую башню, место заключения и смерти стольких выдающихся людей Англии. Последний ее узник к их числу явно не принадлежал.
Никто из заговорщиков, за исключением Тистлвуда, который однажды уже содержался в Тауэре, не живал прежде так хорошо, как теперь. Как лица, обвиняемые в государственной измене, они подпали под правила, составленные для лиц знатного происхождения. Постоянный огонь в камине, хорошая постель, обильные пища и питье делали их жизнь в стенах тюрьмы приятнее, чем на воле (при аресте в их карманах не было обнаружено ни гроша). Сторожа им прислуживали, подавали кушанья, убирали комнаты и топили камины. Жить за счет казны оказалось весьма недурно.
В комнате каждого узника день и ночь находились два сторожа, один караульный стоял у дверей снаружи. К ним никого не допускали и не позволяли им видеться друг с другом. Капитану Эрлингтону было приказано ни на минуту не отлучаться со своего поста. Но, несмотря на все эти предосторожности, мало кто в Англии верил, что арестованные являются серьезными преступниками; весь заговор считали правительственной провокацией, так как имя Тистлвуда было памятно еще по прошлому процессу, в ходе которого против него не нашлось улик.
На суде обвиняемые валили все на Эдвардса, который будто бы подталкивал их к преступлению, поил и давал деньги. В парламенте подняли вопрос о его аресте, но сын немецкого барона уже исчез из Лондона, – возможно, не без помощи правительства. Эдвардс был шпионом и провокатором, а не государственным изменником. Зачем беспокоить такого нужного человека формальным арестом, если его все равно потом придется освободить?
В результате правительство так и не решилось казнить всех участников заговора. Суд приговорил к смерти только Тистлвуда, Бранта, Ингса, Дэвидсона и Тида. Эскадрон кирасир под бряцание шпор и храп лошадей проводил к месту казни последних узников Тауэра.
Со смертью Тистлвуда и его товарищей государственные преступления в Англии, разумеется, не прекратились. Время правления Георга IV оказалось прославлено мятежами не менее, чем царствования предыдущих королей. Но заключение в Тауэр было настолько опошлено последними процессами, что правительство уже не решалось вызвать новую бурю насмешек и сарказмов.
Спустя три месяца после казни спенских заговорщиков, нарушив свое обещание, в Англию внезапно возвратилась королева Каролина. Возмущенный король начал бракоразводный процесс, подобного которому Лондон не видывал со времен Генри VIII. В общем, Георг IV вполне мог засадить супругу в Тауэр, сославшись на десятки прецедентов, но королевская тюрьма бесповоротно уронила свой статус, приняв в свои стены таких людей, как Тистлвуд. К тому же Георг IV был крайне непопулярен. Народ в Лондоне устроил овации Каролине и ее защитникам. Поэтому министры отложили дело; королева осталась на свободе и фактически была признана невиновной, хотя доказательства ее неверности были куда очевиднее, чем в деле несчастной Екатерины Арагонской.
После этого Георгу IV опротивели государственные процессы, и это чувство унаследовал его преемник, Вильгельм IV. Кроме того, нравы неуклонно смягчались, и это отразилось на уголовном законодательстве. На долю королевы Виктории выпало немало восстаний и покушений на ее жизнь. Один фанатик выстрелил в нее из пистолета, другой из ружья, третий не успел нажать на спусковой крючок. Раньше всех этих преступников непременно заточили бы в Тауэр. Но Виктория придерживалась мнения своего предка, Георга III, который считал жажду царственной крови признаком умопомешательства. Поэтому один цареубийца был посажен в Бедлам, второй отправлен в ссылку, а третий угодил в обычную тюрьму.
В викторианскую эпоху Тауэр окончательно превратился в то, чем он и является по сегодняшний день – диковинный осколок средневековья, привлекающий любопытствующих туристов со всего света, овеянное легендами, самое древнее и самое романтичное здание Лондона. Королевская тюрьма, как и королевская власть, стала частью английской традиции.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100